Читать интересную книгу Комендант мертвой крепости - Владимир Аренев

«В теле любого андэлни энергии больше, чем в чародейском посохе, её с лихвой хватило бы, чтоб выпарить озеро!»

Хродас покачал головой. «Рункейр всемогущий!.. Так это правда. Но откуда Глухарь мог знать?..»

Он стоял у края чудовищной воронки, не веря собственным глазам. Потом уловил справа, у кузницы, движение. Это вышел из дверей Рултарик — вышел, заметил его и на мгновение — Хродас отчётливо это видел — обрадовался. Просто-таки переменился в лице: улыбнулся, сделал шаг к Железнопалому, чтобы хлопнуть по плечу и сказать что-нибудь грубоватое, шутейное.

Не сделал. Замер, вспомнив, наверное, о разговоре в часовне и догадавшись по взгляду Хродаса, что ничего не изменилось. Отвёл глаза, нахмурился…

— Послушай, тут вот десятник высказал вполне здравую мысль. — От Дозорной к нему направлялись Хакилс с Досгридром Осенним Даром. Рултарик повернулся к ним:

— О чём речь?

— О Вратах. Десятник напомнил то, о чём все мы совершенно напрасно позабыли… Если «скоморохи» действительно сегодня-завтра вернутся…

Они зашагали прочь от кузницы и Хродаса, в сторону Дозорной. Ни один не оглянулся.

Возле хлевов никого не было — удача, на которую Хродас не рассчитывал. Он скользнул взглядом по разбитым, исцарапанным стенам, отодвинул дверь (только одна петля уцелела, да и та держалась на честном слове) — вошёл.

Времени что-либо кому-либо объяснять не осталось. Они вообще потеряли его слишком много. Он потерял.

Это его андэлни, его крепость. Их нужно спасать.

Пожалуй, Грэлт понял бы его с полуслова. Остальные… слишком много болтовни предстояло, слишком много расшаркиваний и прочей шелухи. В конце концов, он — хозяин и ему решать. Он имеет право, доказал за все эти годы.

Если начну объяснять, сказал он себе, если только позволю втянуть себя в перепалку, на это уйдёт уйма времени, особенно из-за всех тех глупостей, что вбили себе в голову Хакилс и Рултарик. Им следовало самим догадаться. И первым делом не чинить винокурню, а подумать о следующей атаке «скоморохов»!..

Внутри было темно, несколько дойных самок уныло, безнадёжно мычали. Подоят их явно нескоро — если вообще будет кому доить.

Он вывел из стойла седого горбача и повёл, спокойного, вальяжного, к Прибрежным воротам. Те до сих пор были распахнуты, ветер из пустыни приносил запах горелой плоти да редкие нити дыма.

Уже у самых ворот Хродас столкнулся с Бйолалом.

— Комендант? Я думал, ты…

— Это хорошо, что я тебя встретил. Сходи-ка в хлев ещё за одним горбачом. Так будет быстрей. Зачем — потом объясню.

— Ну… как скажешь. — Бйолал как-то странно посмотрел на него, но пошёл выполнять приказ. На Шею Хродас всегда мог положиться, вот настоящий верный воин, не задающий лишних вопросов.

Он вывел горбача к самому краю обрыва. Погладил по косматой морде. Тот фыркнул и потянулся губами к пальцам.

Хродас похлопал его ладонью по лбу — и другой быстро, одним резким движением вонзил в глаз клинок.

Лезвие вошло по самую рукоять, бык испустил дух прежде, чем понял, что с ним делают. Он покачнулся и упал на бок — рядом с обрывом. Теперь, когда придёт Бйолал, нужно будет…

— Стой! Ты что ж делаешь?!

Хродас оглянулся. Вот он, «верный воин, не задающий вопросов», — никуда не пошёл, а выжидал и смотрел. Следил, гаррова сыть!

— Подожди, Шея…

— Ах ты выродок! Да… — Бйолал захлебнулся от гнева. Зато кулак его вполне справился с задачей и выразил всё, на что не хватило слов.

Хродас упал, кинжал загремел по плитам.

Принял ещё один удар, на сей раз — сапогом под зад; не так больно, как унизительно.

— Да что ты себе, гарров потрох, позволяешь?! Шея, т-твою!..

Ещё удар. И ещё. Во рту песок, пока сплюнешь… а, вот и остальные подоспели.

— Я верил тебе, комендант.

Ну да, конечно, в этом всё дело: обманутый и обиженный. Что ж так быстро разуверился?..

Хорошие слова, только Хродасу не дали их сказать. Не успел подняться — снова толкнули, вырвали меч, выкрутили руки, начали связывать. Когда на Полой Кости грохотнуло, он уже лежал мордой в песок, беспомощный, словно один из сибарухов на Мясном рынке.

Потом, когда его подняли и повели, он отбивался и кричал — пустоголовый скудоумец! В итоге они вбили ему в рот кляп. Теперь ничего не мог им объяснить.

И вот он лежал в склепе, живой покойник среди мёртвых тел. Его уложили с неожиданной заботливостью, подсунув под голову чей-то свёрнутый плащ и оставив свечу на столе. Со своего места видел тела… много тел… впрочем, это уже не имело значения. Как только явятся бэр-маркады, в крепости не останется живых. А бэр-маркады непременно придут.

Появление мальчишек в Рёберном лесу только ускорило неизбежное: после своей проклятой свадьбы «скоморохи» всегда идут осваивать новые земли. И если находят андэлни…

Хродас сцепил зубы так, что, казалось, вот-вот раскусит кляп напополам. «Если на то будет моя воля, не рука харрана отправит тебя в Нижний мир, хоть и случится это скорее, чем ты думаешь». Йэшамгур-Жнец знал о «скоморохах» уже тогда. Уже тогда!

Они придут, наверняка придут — и скоро.

Закрыв глаза, Хродас попытался очистить разум. Ему очень нужно было вспомнить, очень… хвала старому зануде Грэлту, который гонял их в часовню и требовал, чтобы вслух произносили слова молитвы. Железнопалый обычно молчал, но из памяти они не стёрлись.

— Рункейр-Благодетель! Созданы из дыханья твоего, возносим к тебе наши молитвы. Прошу… — На миг он запнулся, не знал, как продолжить. — Прошу, Справедливый, о высшей милости. Вот дочь моя, Синнэ тэр-Ойбриккэс, тело её — здесь, душа — в призрачном мире. Не погуби. Не дай ей вернуться оттуда. Не обрекай на страдания.

Жить им всем оставалось полдня, не больше. После её тело, как и тела всех остальных в Шандале, живых и мёртвых, растерзают «скоморохи».

Хродас молился о милости и мечтал только об одном: чтобы всё поскорее закончилось.

Не вымолил и того: вскоре за ним пришли.

Из архива Хромого

(Лист, очевидно, вырван из манускрипта; на полях пометка алыми чернилами: «Найден в скриптории Ш в-У Б. Выяснить, не было ли копий»)

Из «Полуночных бесед»

— Как же получилось, что после Трещины и до его изменения Палимпсест уцелел?

— Вторая его половина никуда не делась. Она недоступна обитателям нынешнего Палимпсеста, однако существует. И это как второе, тёмное сердце мира.

— Между тем и после Безмолвия были ведь случаи вмешательства Праотцов в дела Палимпсеста. Но если создатели отвратили от мира свои взоры, как могли они узнать о том, что необходимо вмешаться.

— Есть разные виды вниманья. Один — сродни вниманью, с которым наблюдает за событиями пристрастный их участник. Другой — сроди вниманью усталого путника, который в зыбком мираже видит творящееся в невообразимой дали времён и пространства. Третий вид — вниманье спящего, когда не разум, но органы чувств сами воспринимают сигналы, что приходят извне, — и отвечают на них, когда требуется. Так, коснувшись огня, андэлни отдёрнет руку прежде, чем разумом осмыслит случившееся.

Праотцы отвратили от Палимпсеста свои взоры, однако продолжают ощущать его — так спящий ощущает то, что творится вокруг. И при необходимости пробуждается.

Сиврим Вёйбур

Гурд Лучник позволил вставить ему в рот старый ремень и теперь рвал кожу зубами, выпучив глаза и раздувая ноздри. Молча.

Сиврим сидел у него на бёдрах и смотрел, как Зубодёр корявой пилой споро водит по обрубку левой ноги. В комнате смердело трактиром: выпивкой и горелым мясом.

Повсюду, где только возможно, лежали раненые, их мычание и стоны, казалось, сливались с вонью в некую вполне ощутимую и зримую дымку. Из-за неё двигаться и дышать в лазарете было невыносимо трудно.

В светильниках бешено метались блёстки; шорох, который они издавали, стукаясь о стенки, сводил с ума.

Гурд под Сивримом вздрагивал, до предела натягивал ремни, которыми был привязан к койке.

Сиврим пытался удержать в голове одну-единственную важнейшую мысль: нельзя, чтобы Лучник вырвался. Горький привкус во рту и позывы к рвоте мешали сосредоточиться. Ему казалось, все они упустили какую-то важную деталь, но попытки думать только вызывали у Сиврима головную боль.

Это был уже… он сбился со счёта, какой именно больной. Акки обходился со всеми с одинаковым равнодушием: осматривал, кивал, тянулся за тем или иным инструментом, попутно приказывая Сивриму зафиксировать руку, ногу, туловище… Зубодёр прерывался лишь на то, чтобы хлебнуть воды и пожевать подсохших хлебцев с сыром. Сиврим искренне не понимал, как ему удаётся всё это удерживать в желудке.

Они закончили с Лучником и сделали очередную паузу. Акки снова жевал хлебцы, шумно глотал, сыпал крошки на пол.