Наш путь для вьючных животных отклонялся от ущелья реки, переваливая через более или менее высокие цепи и придерживаясь долин небольших речек, густо населенных и возделанных. Селения попадались через каждые 3–5 км, но большей частью были маленькие, так как ни дно долин, ни скалистые склоны не давали простора для земледельцев. Глаз радовали рощи бамбука, туи, кипарисов, веерных пальм и других вечнозеленых деревьев, сочная зелень полей и огородов и расчлененные скалистые склоны, на которых кое-где возвышались живописные кумирни, семейные кладбища в рощах, отдельные фанзы и деревья.
Первый перевал на этом пути через цепь Даляншань достигал 1460 м абсолютной высоты и до 900 м над дном соседних долин; вершины цепи поднимались еще на 300 м выше. Вся она покрыта лесом. Обилие последнего объяснило существование небольшого железного заводика на южном склоне, перерабатывавшего железный и чугунный лом на древесном топливе в маленьких горнах. На ночлеге в этом селе мы могли наблюдать весь процесс кустарной плавки и примитивные приспособления заводика.
На следующий день мы миновали г. Лоян, расположенный на берегу р. Дунхэ, или Пейшуйцзянь, а затем надолго отклонились на восток от этой реки, уходящей в длинное и глубокое ущелье, и попали даже в бассейн р. Ханьцзянь.
По мере нашего движения на юг исчезал покров лёсса; на северном склоне Цзиньлиншаня он достигал еще мощности в 20–30 м и образовывал террасы, на южном склоне он становился все тоньше и тоньше, терял свой характерный облик и после г. Хойсяня, наконец, исчез.
Это отразилось и на постройках: лёсс – самый дешевый материал для возведения глинобитных стен, для изготовления сырцового и обожженного кирпича. На южном склоне Цзиньлиншаня, где лёсс исчез, китайские дома оказались уже сложенными из местного камня, и это (а также теснота долин, ценность каждого ровного участка земли для земледелия) сразу отразилось на типе постоялых дворов. Вместо обширных дворов с рядом комнат для проезжих и большими навесами для животных появились тесные дворики с небольшим навесом для животных и одной комнатой для всех людей, иногда просто большим каном под тем же навесом рядом с яслями для животных. Это было понятно: так как в Южном Китае большая часть грузов переносится на людях, то большие навесы для животных не нужны, а партия носильщиков ночует целой компанией в одной комнате.
Но для меня эти условия были неудобны: я не мог работать по вечерам – писать дневник, просматривать и этикетировать собранные образчики пород и вычерчивать карту в общей комнате на кане, в тесноте среди толпы носильщиков, крикливых и назойливо любопытных. Приходилось требовать себе отдельную комнату. Хозяин постоялого двора иногда уступал свое тесное и пахучее помещение возле кухни; в других случаях приходилось довольствоваться частью сарая или загородкой, служившей жильем нескольким козам или свиньям, или же чердаком дома и искупать спокойствие для работы холодом, так как в таких помещениях не было топившегося кана, а свою походную печку я оставил в Сяочао, как и палатку. В густонаселенном Китае хотя иногда и найдется место для палатки на каком-нибудь пустыре, но подножного корма для животных нет, и им все равно нужен постоялый двор, поэтому палатка и печка составляли лишний груз.
Второе неудобство путешествия по Южному Китаю представляло отсутствие хлеба; в Северном всегда можно было запасти в городах и крупных селах печеные лепешки или вареные на пару булочки. На юге первое место в питании занимает рис, и вместо хлеба продают вареный рис, завернутый в крупный лист какого-то растения. В Северном Китае почти везде можно было купить мясо, главным образом баранину, для своего стола. В Южном в продаже была только свинина, которая приедается гораздо скорее; приходилось разнообразить свой стол, покупая иногда свиные ноги или уши вместо мяса. Китайская свинья – низкорослая, черная, с длинными висячими ушами. Свиные уши в вареном виде представляют своеобразное и вкусное блюдо.
Когда я расставался с начальником экспедиции Г. Н. Потаниным год тому назад в Пекине, было условлено, что я после года работы в Северном Китае приеду на восточную окраину Тибета (где Потанин должен был оставаться все время), чтобы встретиться с ним в Сычуане и связать наши маршруты и наблюдения. Но уже в Хойсяне я получил известие, что осенью умерла А. В. Потанина и что Григорий Николаевич, потрясенный ее смертью, прервал путешествие и уехал из Китая. Поэтому уже не было надобности идти вглубь провинции Сычуань, строение которой было изучено Рихтгофеном. Я решил довести свои исследования только до границы этой провинции и затем повернуть назад, на север, чтобы пересечь Цзиньлиншань по новой линии в западной части, ни одним геологом еще не посещенной, тогда как выполненное мною первое пересечение совпадало частью с маршрутом Рихтгофена, частью с маршрутом геолога Лочи.
После большого крюка, который сделал наш маршрут, огибая длинное ущелье р. Цзялинцзянь вниз от г. Лоян, мы вышли на эту реку у г. Чжаодянь и еще два дня шли на юг по ее долине, уже достаточно широкой в понизившихся южных цепях хребта, в которых были старинные каменноугольные копи. Ниже г. Гуаньюань в р. Цзялинцзянь впадает справа большая р. Пейшуйцзянь, вверх по которой идет большая дорога через города Цзэчжоу и Минчжоу в Ланьчжоу, куда весной должны были прибыть верблюды, оставленные на отдых в Сяочао. Поэтому мы переправились на большой лодке через р. Цзялинцзянь, достигающую здесь около 100 м ширины и до 2 м глубины, и повернули на север. В этой местности, уже принадлежащей провинции Сычуань и защищенной с севера массой Цзиньлиншаня, было еще теплее. Хотя шла только вторая половина февраля, но уже цвели фруктовые деревья; ива распускала молодые листья, а на пашнях горох, пшеница и мак поднялись уже на целый фут над землей.
Но уже на второй день мы убедились, что термин «большая дорога» применим к этому пути только с оговоркой «для носильщиков». В этом селении, где мы собирались ночевать, все тесные постоялые дворы были заняты носильщиками и углевозами, и пришлось идти дальше вверх по ущелью реки. По крутым склонам везде был густой кустарник, утесы, осыпи камня, кое-где миниатюрные пашни. Нас захватили сумерки, и в темноте одна из вьючных лошадей свалилась с узкой тропы, к счастью с небольшой высоты и в кусты. Пока ее развьючивали и вытаскивали, стало совсем темно, и идти дальше по неизвестной дороге было рискованно. Нужно заметить, что в пределах собственно Китая я не нанимал особых проводников: возчики, хозяева повозок и животных, знали дорогу или, как в данном случае, узнавали ее по расспросам. Карты, хотя и не подробные, и компас позволяли ориентироваться, а в случае сомнения – почти везде встречались проезжие или местные жители, у которых можно было спросить дорогу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});