бумага поднимает шум; так и кажется, — он слышен в коридоре. Несколько раз я осторожно подкрадывалась к двери; прислушивалась — нет-ли кого-нибудь вблизи. Я оставила ключ в замочной скважине, чтоб не могли подсматривать из коридора. Только перед утром снаряд был закончен. Он имел вид толстой книги. Я упаковала его наподобие коробки конфет в красивую оберточную бумагу и перевязала крепкой узкой ленточкой.
Только побывав сама в такой нервной обстановке, я поняла, каким случайностям подвергались техники в самые острые моменты работы, при спешной сборке уже готового снаряда, и как легко бывало тут, в нервном напряжении, прислушиваясь к каждому шороху, сделать неосторожное движение, погубив все дело и самого себя.
Мне потом часто приходило на память, что так, очевидно, и погибли даже такие опытные техники, как Швейцер и Покотилов, один — в «Северной гостинице» против Николаевского вокзала, а другой в «Бристоле» на Морской.
Утром в номер ко мне пришел «Семен Семенович» и взял снаряд.
Это был день 1 марта 1906 г. — 25-летие убийства Александра П. Савинков говорил мне, что боевая организация хотела ознаменовать этот юбилей нападением на Дубасова. Но это не удалось: Дубасов накануне вечером уехал в Петербург, почему-то вдруг экстренно вызванный. Боевики узнали об этом только поздно утром. Отъезд спас его, так как 1 марта он предполагал присутствовать на обычной панихиде по Александре II. Боевики сторожили его на Тверской, около дома генерал-губернатора, ожидая выезда.
Сдав снаряд, я выехала обратно.
Глава 3
Наши неудачи
Снаряд, который я оставила в Москве совсем готовым, не сразу пригодился: дело с Дубасовым затянулось почти на два месяца. Несколько раз в течение этого времени боевики поджидали Дубасова — с бомбами в руках. Но каждый раз их постигала какая-нибудь неудача. Как будто какой-то рок навис над ними. Казалось, все уже готово, вдруг приходилось сниматься с мест, спасаться от сыщиков. Так, например, Савинков рассказывал, как ему в этот период едва удалось ускользнуть от преследования. Его спас боевик-«извозчик», быстро унесший на своей лошади от шпионов.
В конце марта членов Б. О. взволновало промелькнувшее в «Новом Времени» сообщение о подготовке покушения на Дубасова. Я не помню сейчас точно содержания этой заметки и не могу ее проверить, но там были такие подробности, какие мог дать только человек, близко стоящий к организации, или даже один из ее членов.
Наконец, 23 апреля, в царский день, покушение состоялось, но опять с неудачей.
Покушением руководил Азеф, он находился недалеко от места действия, на Тверской, в кафе Филиппова. Участники, казалось, были размещены удачно. Но у Боровицких ворот оказался боевик, которому по какой-то случайности не хватило снаряда. Как-раз через эти ворота и проехал Дубасов, т. е. там, где его менее всего ожидали. Борис Вноровский в форме морского офицера со снарядом в виде коробки конфет стоял на Тверской против дома генерал-губернатора. Он увидел экипаж Дубасова, когда тот уже повертывал с переулка к своему подъезду, совсем с другой стороны, чем рассчитывали. Вноровскому пришлось бежать, чтоб не пропустить Дубасова, что, конечно, помешало ему бросить снаряд как следует.
Взрывом был убит сам метальщик, адъютант Дубасова — Коновницын, Дубасов же только контужен.
Были у нас и еще неудачи за этот период. В начале апреля произошел трагический случай в конспиративной квартире, хозяйкой которой была М. А. Беневская. Ей доставили готовый снаряд, прося его разрядить. Благополучно вынув запал из снаряда, она стала разбирать его. Но в запале был какой-то дефект, о котором при передаче Марию Аркадьевну не предупредили. Запал от резкого движения взорвался у нее в руках. Взрывом патрона гремучей ртути, находившейся в запале, М. Арне оторвало кисть руки, а на другой повредило палец. Осколками жести поранило все лицо. Беневская при этом проявила редкое самообладание. Перевязав кое-как с помощью товарища, жившего с ней, изуродованные руки, она заставила его забрать все хранившиеся у них уже готовые снаряды и унести в другое место. Сама же ушла последней, повернув зубами ключ в дверном замке. Она поспешила в первую попавшую лечебницу, где благополучно пробыла недели две. Взять ее тотчас же из лечебницы не удалось: израненное лицо слишком обращало внимание. А накануне того дня, когда Б. Н. Моисеенко должен был перевезти М.А. в надежное место, ее арестовали.
Следом за ней арестовали Б. Н. Моисеенко. Это был уже второй его арест. Неудача с Моисеенко кончилась весьма благополучно, но опять-таки при таких условиях, что история с ним казалась очень странной.
Первый арест Бориса Моисеенко относится к марту 1905 года. Тогда в Петербурге произошли крупные аресты членов Б. О. Это те самые аресты, о которых в то время «Моск. Вед.» писали, как о «Мукдене русской революции».[127] Была арестована П. С. Ивановская вместе с другими 17-ю террористами за подготовление покушения на Трепова. Среди арестованных находился и Борис Моисеенко, которого тогда приняли за Савинкова. После октябрьского манифеста их всех освободили. Теперь Б. Н. снова арестовали, и казалось, на этот раз ему грозит серьезное наказание. Тесная связь его с Беневской была ясна для властей, к тому же он был нелегальный. Но какая разница оказалась в их судьбе. Беневская по суду ушла на каторгу, а Моисеенко в административном порядке получил год надзора! Да и выбор места для отбывания наказания предоставили на его собственное усмотрение. Мы радовались за Моисеенко, но чувствовали, что тут есть какая-то неясность, какая-то игра.
Наши неудачи этим не исчерпывались.
В апреле или в конце марта, в качестве техника вместо меня приезжала в Москву Рашель Лурье. Она остановилась тоже в «Боярском дворе». Так как Рашель заметила за собой слежку, то она, оставив в гостинице чемодан с динамитом на хранение, сама поспешила скрыться. К удивлению, чемодан не вскрыли, а его просто отнесли куда-то в чердачное помещение, где хранились оставляемые в отеле вещи. Чемодан поставили слишком близко к трубам. Уже осенью, когда начали топить, от нагревания его взорвало. Жертв, к счастью не было.
Если дело с Беневской и Рашель Лурье можно было объяснить простой случайностью, то заметка в «Нов. Времени», о которой я упоминала, и как бы показная неосведомленность охранки в деле Моисеенко порождали много недоумения. Однако, арестов не было, и дело Дубасова шло своим чередом.
Не могу не упомянуть еще об одном эпизоде того же времени, который я также не могла отнести к нашим удачам. Помню, как он смутил меня. Этот эпизод был связан с убийством Гапона.
Кажется, все в том же апреле, после появления