и со слезами землю эту высыпал на мамину могилу: «Мамочка, ты всю жизнь ждала отца, и пусть эта земля соединит вас здесь, а там, на небе, это сделает Господь…»
(Говорит Захарченко надрывно, будто всхлипывает, и я чувствую себя виноватым перед ним…)
– Пожалуйста, немного расскажите про свою семью.
– Супруга, Вера Александровна, работает в хоре, как раз в научно-исследовательском центре. У меня три дочери и четыре внука. Младшая дочь живёт в Италии. В Италии у меня два внука, они говорят по-русски, они, слава Богу, крещёные. Старший внук, Виктор, работает заместителем генерального директора Ку банского казачьего хора.
– Вам больше 80 лет. Как вы себя чувствуете в свои годы? Почему спрашиваю? Потому что хочется, чтобы вы были с нами всегда.
– Здоровье у меня абсолютно нормальное. Это определяется работоспособностью. Я каждый день сейчас беру последние два месяца, прохожу по восемь километров, а раньше больше проходил.
Смотрите, какие вещи мы открываем с возрастом? Что такое старость? Старость – это самое прекрасное время, потому что ты можешь увидеть всю свою жизнь, от самого начала до сегодняшнего дня. И когда она лежит у меня перед глазами, как открытая карта, то я понимаю, что всё в жизни имело предназначение.
– Спасибо за беседу. Кубанский казачий хор образовался в 1811 году. Тогда это был Войсковой певческий хор. «Литературная газета» тоже родилась в 19 веке, и сам Пушкин редактировал газету одно время. Поэтому нам надо было сделать интервью для «Литгазеты». Спасибо вам большое за беседу.
Я выключил диктофон, но Виктор Гаврилович знаком показал включить.
– Что я ещё хотел сказать? Если наша встреча состоялась, да ещё в таком формате, когда при нашей беседе присутствовал мой внук, Виктор Витальевич, значит, встреча эта была промыслительной, она нужна. Поэтому я хочу вас очень поблагодарить, ибо без промысла Божьего наша встреча не могла бы состояться. И надо было, чтобы приехал такой нестандартный, который с тобой спорит и умеет настоять на своём, но который жаждал этой встречи. Поэтому я искренне говорю: «Простите меня, грешного, слава Богу за то, что вы побывали здесь и мы поговорили».
В ответ я встал и низко поклонился. И сам Виктор Захарченко, и Кубанский казачий хор давно стали нашими святынями.
2020 год
Штрихи к портрету
Моя беседа с главным редактором «Литературной газеты» Максимом Замшевым проходила второпях. Поджимало время. Но мой собеседник был самим собой. Меня трудно обмануть. На моей стороне возраст, житейский опыт, опыт творческой работы. Я сразу вижу, если человек кривит душой.
* * *
– Запомнилось, когда ты возглавил «Литературную газету» и я первый раз зашёл к тебе и удивился, что у главного редактора такой маленький кабинет. Ты мне тогда сказал, что даже этот кабинет кажется тебе большим…
– Кабинет ровно такой, какой необходим. У нас столько людей сидит в больших кабинетах и ничего не делает, что я хочу статистику подправить. Кабинет как пафос, чтобы показать, что большой начальник сидит в большом кабинете, просто кажется смешным, вместе со своим хозяином.
– Твоя политика, как главного редактора? Чем ты хочешь отличаться от предшественников?
– Это вопрос, на который ответить очень сложно, потому что газета – не политическая партия, чтобы вести какую-то свою линию. Каждый номер сбивается путём коллективных усилий, исходя из тех материалов, которые есть, но идеальный номер сделать невозможно. Невозможно!
Моя позиция состоит в том, чтобы как можно больше людей были представлены на страницах газеты, чтобы это не были одни и те же люди. И нам не нужно концентрироваться на поиске внутренних врагов. Я не хочу сказать, что их нет, они есть, есть русофобы, есть, кто сознательно вредит России, но человек с другими взглядами – это не враг, а именно человек, у которого есть своё мнение, и его за это надо уважать. Не надо единственно правильным считать только своё мнение.
– Расскажи немного о себе.
– Я родился в Москве и прожил всю жизнь в Москве. Детство у меня было хорошее, воспитывали меня бабушка и мама. В те времена такие качества, как честность и наивность, не считались недостатками. Человека пытались научить фундаментальным знаниям, а не навыкам.
Помимо общеобразовательной школы, учился играть на виолончели, но не очень удачно. Потом, когда заболел музыкой, лет с 14, стал серьезно заниматься, поступил в Музыкальное училище имени Гнесиных и закончил его с красным дипломом.
– Ты виолончелист?
– Я учился на факультете хорового дирижирования, а у дирижёров профилирующим предметом всегда было фортепиано.
– Ты, значит, непрактичный человек, Максим. Представь, настали трудные времена, мы остались без средств к существованию, и если бы, к примеру, ты «пиликал» на скрипке или «жарил» на баяне, то мы всегда могли бы встать в подземном переходе и зарабатывать на жизнь. Ты играешь, я хожу по кругу с шапкой. А вот как мы с тобой фортепиано затащим в подземный переход, я плохо себе представляю…
– Ну всё-таки, когда музыканты учатся, они не думают о том, чтобы играть в подземном переходе, поэтому здесь у кого как получится.
– Понятно. Я, конечно, пошутил. Твоя любимая музыка?
– Густав Малер, австрийский композитор, Мусоргский… Музыка – велика, в какие-то периоды увлекаешься одним, потом другим, но французские импрессионисты всегда мне были по душе: и Дебюсси, и Равель, и музыканты французской «шестёрки», например Пуленк. Наш Шостакович…
Всё это великая музыка, по смыслу, по духовному уровню, по объёму труда, который вкладывали композиторы. Это не как сейчас: на компьютере синтезируют и выдают за авторскую музыку. Там каждая нота написана в партитуре, со своим оттенком, со своим штрихом, со своей мыслью. Это огромный труд.
– После музыкального училища ты поступил в Литературный институт. Зачем?
– Да, поступил. На заочное обучение. Я уже понимал, что с работой для музыкантов дело обстояло очень плохо в то время.
Все хорошие музыканты старались уехать за границу, там были какие-то условия, чтобы можно было зарабатывать музыкальным трудом. И потом, я уже писал стихи, поэтому решил попробовать себя в литературе.
Когда я поступил в Литературный институт, то думал, что мне просто нужно получить диплом, а так я уже всё знаю и пишу гениальные стихи. Но, проучившись буквально полгода, понял, что я не знаю ничего и стихи у меня весьма посредственные.
– Тут ты не прав. Весь Максимилиан Волошин состоит из нескольких десятков чудных строк. И у тебя есть замечательные строчки,