Двое пленников ехали с нами.
Иоганнес держался сзади, но на третье утро догнал нас.
— За нами погоня, — предупредил он. — Конные, десятка три, думаю.
— Турнеминь?
— По-моему, нет. Похоже, что Петер.
Мы свернули с дороги и ждали, изготовив оружие к бою. Вдруг гансграф резко вскрикнул и выехал из-за деревьев.
Невысокий широкоплечий крепыш, ехавший впереди отряда, вскинул руку:
— Руперт! Клянусь всеми святыми, это Руперт!
Они пожали друг другу руки, и Петер сказал:
— Мы встретили одного из твоих людей, и он привел нас к каравану. Мы оставили там половину наших и поскакали вам вдогонку. Раз мой брат желает взять замок, значит и я желаю взять замок!
Я изумился и спросил у Иоганнеса:
— Неужели они братья?
— Ага, из Руперта можно сделать троих таких, правда? Однако Петер — первоклассный боец и хороший торговец. У Руперта выучился.
Мы двинулись вперед — теперь нас было около семидесяти — и, когда спустился вечер, остановились на вершине холма, глядя через буро-зеленую долину на замок Турнеминя.
Место было приятное — невысокий холмик посреди долины, защищенный от морских ветров и холода высоких плоскогорий. Старинное место, занятое и заново отстроенное Турнеминями.
Спешившись на опушке леса, мы ждали, пока зайдет солнце. Вокруг замка не видно было никакого движения, никаких признаков, что нас заметили.
— Если эту потайную калитку можно открыть, — тихонько сказал Иоганнес, — то мы скоро будем внутри.
— Можно или нельзя её открыть, — ответил я, — неважно; мне известно, как туда войти. Мы попадем в крепость этой ночью.
Глава 27
Замок Турнеминя представлял собой лишь немного благоустроенный военный лагерь, обнесенный каменными стенами. Такие замки чаще всего располагались на естественных или насыпных холмах, окруженных глубоким рвом, и обычно строились из толстых бревен.
В этом случае замок вырос на месте старого римского поста, и часть кладки осталась с тех давних времен. Турнеминь пришел сюда с бандой таких же, как он, безземельных авантюристов, поднял стену футов на тридцать вокруг овальной площадки и возвел внутри ограды стофутовую круглую башню.
Только раз побывал я в стенах этого замка и один раз — в цитадели. Я ездил туда вместе с отцом, когда он отправился сделать предупреждение барону в сопровождении всего дюжины всадников. В более сильном эскорте не было необходимости. Имя Жеана Кербушара звучало достаточно грозно, а у берега стояли шесть его галер с пятью сотнями бойцов на борту.
Турнеминь, недавно появившийся здесь, принялся грабить округу, и мы приехали предупредить его.
Турнеминь — вообще человек хмурый и мрачный, а когда мы решительно вошли в цитадель, лицо его потемнело от ярости, которую он не осмелился выразить открыто. Нас со всех сторон окружали его люди, но он знал, что, слети с тетивы хоть одна стрела, люди Кербушара сровняют его крепость с землей.
Мой отец не любил дипломатических тонкостей. Он подошел к столу, за которым сидел Турнеминь, и куском угля из очага грубо обозначил на нем контур Бретани. Отметил на этой карте положение лагеря Турнеминя — рядом с селением Планке, недалеко от моря у Сен-Мало.
Тем же угольком он провел линию с севера на юг через всю Бретань, через лагерь барона.
— Если ты осмелишься напасть на кого-нибудь к западу от этой линии, то я вернусь и повешу тебя на стене твоего собственного замка.
Лицо Турнеминя казалось застывшей маской гнева, смешанного со страхом, но таков уж был мой отец — умел заставить людей трепетать.
Он перевернул стол, голыми руками обломал ножки и отшвырнул их прочь. Поднял столешницу со своим грубым рисунком и поставил её на полку над очагом.
— Пусть остается здесь, — сказал отец. — Если я услышу, что её сняли, то вернусь повидаться с тобой. Понял?
Турнеминь еле выдавил, не разжимая окаменевших челюстей:
— Понял.
С того дня каждый раз, возвращаясь из плавания, отец осведомлялся о столешнице, и каждый раз ему сообщали, что она на месте. Турнеминь обречен был день за днем сидеть лицом к этой доске и глядеть на безмолвное напоминание о своей ничтожности, не в силах ничего изменить.
Только когда пришло известие, что отец погиб в море, он снял доску. Только тогда осмелился отправиться со своей бандой на запад и наверстать упущенное.
— Если не сможем войти через потайную калитку, — сказал я гансграфу, — используем другой способ. Я видел, как умело Иоганнес бросает копье. Если он сможет перебросить его через стену, а к середине копья будет привязана веревка, то кто-нибудь не очень тяжелый сумеет взобраться на стену и поднять с собой надежный канат.
— Стоит попробовать, — согласился фон Гильдерштерн.
Медленно надвигались тени. Тьма окружила деревья, под которыми мы стояли, и прижалась к стенам крепости. С моря пополз туман, заволакивая нижнюю часть долины.
Сколько людей может быть в замке? Немного, потому что Турнеминю некого бояться в этой части Бретани. Сомнительно, чтобы он вообще кого-то боялся с тех пор, как ушел в море мой отец.
Земля наша старая-старая и видела множество перемен; народ её уклонялся от битв, если удавалось, а если нет — был готов к ним. Говорят, кельты пришли сюда за шесть сотен лет до Рождества Христова и смешались с местным населением.
Громадные каменные памятники — мегалиты — и дольмены уже и тогда стояли на своих местах не первое столетие. Здесь были гробницы, сооруженные за тысячу лет до того, как в Египте возвели первую пирамиду. Когда сюда вторглись римляне, они поочередно разгромили местные племена — намнетов, редонов и венетов. Наконец в 407 году до Рождества Христова римляне ушли, и начались набеги пиратов. В 460 году вернулись кельты, несколько веков назад переселившиеся в Англию, и дали этой стране её нынешнее имя — Бретань. Они возвратились из Великой Британии в Малую Британию, где развертывается действие многих легенд о короле Артуре.
Но, несмотря на все перемены, люди возделывали свои поля земные, добывали рыбу на широких полях морских и сражались, когда требовалось. Это была суровая страна и рождала она людей особой породы, которых просторы морские манили, а не страшили.
Когда страх ещё приковывал моряков Флоренции и Генуи к их тесным морям, венеты и их сородичи уже давно плавали по темным водам Атлантики. Ирландские монахи, встретившие викингов в Исландии, были лишь немногими из тех, кто пускался в рискованные путешествия по дальним водам. Многие бретонцы становились корсарами, потому что это давало лучший доход, чем возделывание скудной почвы или рыболовство.
Начался дождь, и я надел шлем. Рядом стоял Петер со своей лошадью. Подошел Иоганнес взять у него повод.