— Чечи? — тихо раздается с берега.
— Там тоже не меньше нас волнуются, — шепчет Чечи и уверенно направляет лодку в узкий заливчик.
В темноте выделились две тени, и лодка уткнулась в илистый берег.
— Все в порядке?
— Да, а у вас?
— Все сделано. Забирайте поскорее и, не теряя времени, плывите. Сколько страха натерпелись! Только кончили, пришли с проверкой. Да еще кто! Псару. А ты знаешь, какой он придира? Но, вместо него, положили умершего раба.
Маленьким затененным светильником Руабен посмотрел на лицо трупа, отодвинув предварительно циновки, в которые он был завернут. Только длинные узкие брови были удивительно знакомы. И от того, что увидел Руабен, он долго потом содрогался: жара и хищники разрушили яркую красоту юноши.
Они быстро перенесли останки Инара в лодку и бесшумно отчалили.
Прошло двое суток, и во многих местах бродили патрули, встреча с которыми не сулила ничего хорошего.
На востоке появилась желтая полоска, постепенно разливающаяся по горизонту, когда трое вышли со своей ношей на берег и направились к парасхиту.
Все шло хорошо, и они уже успокоились, когда вдруг Руабен, идущий впереди, увидел свет факелов, и сейчас же до них донеслись голоса людей. Навстречу шла ночная стража. Все замерли, не зная, что делать. Переулок был узким, и свернуть было некуда.
Чечи внезапно повернулся и тихо скомандовал:
— Здесь невысокая стена, я полезу наверх, а вы подайте мне. Скроемся в саду.
Руабен подставил ему спину, а потом вдвоем с Аму подали тяжелую ношу. Стража неумолимо приближалась. Аму поднялся наверх, а Руабен, которому некому было помочь, никак не мог этого сделать. Чечи, наблюдавший сверху за его попытками, спрыгнул и молча помог ему подняться. Удивленный Руабен, затаившись на стене, наблюдал.
Через минуту стража подошла. Чечи смело шел навстречу.
— Кто ты такой? Куда идешь? — грубо обратился к нему начальник стражи.
— Резчик по камню. Иду домой.
— Где был? Почему так поздно? Что ты, не знаешь приказа?
— Где был? А ты не знаешь, откуда поздно возвращаются мужчины? Сам был молодым. Хочешь, тебя проведу туда.
Стражники рассмеялись.
— Проходи, проходи! В следующий раз не ходи так поздно.
Чечи быстро зашагал вперед, а стражники, посмеиваясь, пошли дальше. Через пять минут Чечи вернулся. Он долго и осторожно оглядывался. Спустившись со стены, все снова продолжали путь. Уже редел сумрак ночи. На востоке краснело и загоралось небо. Руабен шел и думал с благодарностью о Чечи, о его мужестве.
Теперь хмурый, устало ссутулившийся под горькой ношей, Чечи ничем не напоминал бойкого и развязного парня, который только что ловко провел подозрительную стражу. Изнемогая от тяжести, взволнованные непрестанной опасностью и приближающимся рассветом, они молча шли, с трудом переводя дыхание. Но вот, наконец, и цель. Парасхит открыл им калитку на стук и повел внутрь двора. Они не стали развертывать труп, а положили его под камышовый навес, около кучи самородной соды или натроновой соли, как еще ее называли. Здесь же лежало много трупов рядами, видимо, с разными сроками. После извлечения внутренностей, полость живота вымывали пальмовым вином, и трупы натирали содой, предохраняющей от гниения. Руабен и его спутники мельком окинули двор парасхита и поспешили к выходу.
— Через семьдесят дней придете за мумией, — сказал парасхит.
Чечи шел со слезами на глазах. Перед ним все еще стоял живой Инар, красивый, с веселыми глазами. То, что они положили, невозможно было вообразить Инаром.
Шатаясь от усталости и пережитых волнений, добрели они до двора Анупу и свалились на циновки.
Руабен теперь почувствовал облегчение. Он понял, как важно было для всей его будущей жизни исполнить долг перед погибшим другом.
— Благодарю вас от отца, от сестры и всей моей семьи за вашу преданность и доброту. Ведь вы рисковали жизнью, — с волнением говорил Аму.
— Инар был для меня другом и братом, — ответил Руабен.
— Мне он спас жизнь, когда я тонул на реке, — тихо отозвался Чечи.
Прошло семьдесят дней. То, что было Инаром, превратилось в сухую сморщенную мумию. В нее заложили благоухающие смолы и запеленали в тонкие льняные ткани. Под ними у самого сердца положили тонкий девичий перстень с красным камнем и амулет в виде жука-скарабея. На лицо надели прекрасно изготовленную гипсовую маску. Блестящие стеклянные глаза сделал Аму, алебастровый саркофаг — Чечи и Руабен. Любящие руки хорошо снарядили его в далекий путь — на поля Иалу, где он прежде всего встретится с матерью, а потом, когда придет время, и со всеми остальными близкими людьми.
В глубочайшей тайне был совершен обряд погребения по обычаям Черной Земли. Джаджаманх, хранитель многих тайн ремесленного Анхтауи, отправил юношу в страну Молчания. Несчастный отец его Анупу утешал себя мыслью, что скоро их Ка встретятся там в новой жизни.
ДОМОЙ К АСУАНСКИМ ПОРОГАМ
Прошло шесть лет с тех пор, как Руабена оторвали от родного дома. Хемиун обещал отпустить скульптора за семьей по окончании работы над его статуей. В награду он обещал ему маленький домик с садом. Руабен начинал работать с первыми солнечными лучами и уходил из мастерской, когда было темно.
И вот окончено изображение князя, великого зодчего Ахет Хуфу. Властный, волевой вельможа был запечатлен на тысячелетия в камне. Хемиун остался очень доволен работой своего любимого мастера. Наконец, Руабен мог поехать за Мери и детьми. Князь дал ему попутное поручение — изготовить и привезти для царского дворца блоки розового гранита. Селение Белая Антилопа было недалеко от Асуанских каменоломен. По поручению Хемиуна, барка, следовавшая в те края, взяла с собой Руабена. Скульптор второй раз плыл по реке. Однако теперь он был важным господином и ехал с государственным поручением.
В Асуане Руабен, сдерживая нетерпение, прежде всего направился к начальнику каменоломен, чтобы выполнить задание Хемиуна.
Начальник каменоломен Ренси сидел на веранде. Над ним стояли рабы с опахалами. Ренси был в дурном настроении, проклинал жару и пил теплое пиво. Пот крупными каплями выступал на его жирном лице. В довершение донимали проклятые мухи.
Слуга доложил о приезде чиновника из Менфе. Ренси принял гордую позу и надменно ответил на поклон вошедшего Руабена. Но когда он прочитал предписание на папирусе с печатью самого всесильного Хемиуна, известного всей Кемет, на лице исчезло раздражение; он вежливо пригласил скульптора сесть и начал внимательно его слушать.
«Кто его знает, — думал про себя Ренси, — может, он знатная фигура при чати. А по костюму разве разберешь? Сандалии дорогие, материя на повязке тонкая, такие носят и придворные.