– Вы чем-то озабочены, – произнесла женщина. – Мне казалось, подобные чувства не свойственны здешнему персоналу.
– Все мы люди, мэм. И ничто человеческое нам не чуждо. – Я вздохнул. – И должен признаться, что если бы меня не обязали стоять здесь за стойкой бара, я бы… эх, да что там говорить. Так чем я могу быть вам полезен?
Она некоторое время разглядывала меня.
– Вы меня заинтересовали, – наконец заявила женщина, прежде чем раствориться в толпе.
Впрочем, вскоре она вернулась, ведя под локоток девочку, скорее похожую на фарфоровую куклу, нежели на ребенка.
– Мисси приглядит за баром, – заявила странная дама, прежде чем просунуть одну из рук между ног девочки, а другой взять за плечо и перекинуть малышку через стойку. Я не заметил, чтобы она приложила хотя бы капельку усилий, и вообще женщина вела себя так, словно ничего более естественного на свете и не бывает. – Она весьма опытна в этих делах.
– Минуточку, – заявил я, – не могу же я просто…
– Мисси совершенно не возражает. Верно ведь, милочка?
Девчушка с огромными глазами покачала головой.
– Дождись меня. – Женщина наклонилась и крепко поцеловала ребенка… не просто крепко, а взасос. Никто не обратил на них внимания. Пьянка уже шла полным ходом. – А ты пойдешь со мной.
Мне только и оставалось, что подчиниться.
Незнакомка сказала, что ее зовут Джеки. А затем, когда я тоже представился, добавила:
– Я хочу помочь тебе, Малкольм.
– Почему?
– Я заметила, – произнесла женщина, – что многие люди покорно принимают любые превратности судьбы, но страшно боятся принять в ней хоть сколько-нибудь активное участие. Но я не из таких. – Она брезгливо покосилась на столик с рулеткой. – Я презираю азартные игры. Меня приводят в восторг совсем даже противоположные вещи. Так что расскажи мне о своей проблеме. Но так, чтобы мне было интересно.
Когда я изложил ей свою историю, Джеки вынула сигару изо рта и задумчиво на нее посмотрела.
– Кажется, твой приятель с головой ушел в погоню за легкими деньгами. Почему бы тебе прямо сейчас не заглянуть в багажный вагон?
Я покачал головой:
– Не выйдет. У задней двери дежурит Сахарок.
Мы стояли в проеме между двумя вагонами; под нами гудели рельсы и грохотали колеса. Джеки провела пальцем по нижней ступеньке служебной лестницы и произнесла:
– Мы можем обойти его поверху.
– Эй, минуточку!
– Ни секунды промедления! – Она нахмурилась, покосившись на свое платье. – Но разумеется, вначале я должна переодеться.
Она решительным шагом ворвалась в спальный вагон, распахивая двери, заглядывая внутрь и вновь захлопывая. В пятом по счету купе обнаружился худощавый мужчина, на котором из одежды была только майка, вовсю наяривавший свою любовницу. Он злобно посмотрел на нас:
– Эй! Какого рожна вы себе…
Джеки приставила пистолет к его лбу и качнула головой в сторону аккуратно сложенной одежды.
– Позволите?
Мужчина застыл. Умереть вновь он уже не мог, но удовольствие получить пулю промеж глаз все равно было весьма сомнительным.
– На здоровье.
– Вы истинный джентльмен. – Джеки сгребла в охапку стопку одежды. Перед тем как захлопнуть дверь, моя спутница приостановилась и улыбнулась напуганной женщине, лежащей под ограбленной жертвой.
– Умоляю, – произнесла Джеки, – не стоит прерываться ради меня.
Оказавшись в коридоре, она так резво сбросила юбку и натянула на себя брюки, что я даже не успел отвернуться. Куртка полетела в сторону, а жилет она застегнула поверх блузки. Затем Джеки на всякий случай примерила и туфли того мужчины.
– Смотри-ка, подходят!
По лестнице я взобрался первым. Ветер хлестал просто неистово. Я осторожно пополз по крыше вагона-казино. Мне было страшно до ужаса, и продвигался я не сказать, чтобы быстро. И тут меня похлопали по плечу, и когда я оглянулся, мое сердце ушло в пятки.
Джеки стояла, выпрямившись во весь рост, не обращая ни малейшего внимания на ту безумную скорость, с какой мчался наш поезд. Она наклонилась, протянула мне руку и заставила подняться.
– Дамы приглашают кавалеров! – прокричала она мне прямо в ухо.
– Что? – недоверчиво откликнулся я.
Свирепо хлеставший ветер сорвал с моей спутницы шляпу, и так покатилась по крыше. Джеки рассмеялась:
– Танцы! Ты же слышал о таком понятии, как танцы, верно?
Не дожидаясь ответа, она обхватила меня за талию и закружила… мы действительно танцевали. Она вела, а я подчинялся, хотя с испугом думал о том, что одно неверное движение – и мы изломанными куклами полетим в болота Стикса. Это было самое страшное и в то же время восхитительное приключение на моей памяти, с которым не шло ни в какое сравнение даже то мое первое свидание с заезжим путешественником у карьера на краю города.
Страх был настолько силен, что вскоре перестал ощущаться. Вначале я двигался нерешительно, но постепенно распалялся все больше. Джеки увлекла меня в свою головокружительную пляску. Ветер срывал искры с кончика ее сигары, украшая ночь этими маленькими искусственными звездами. Какое-то безумие завладело мной, и я танцевал, танцевал, танцевал.
Наконец Джеки отпустила меня. Она раскраснелась и выглядела довольной.
– Так-то лучше. Никогда не становись на корячки, Малкольм. Мы с тобой рождены не для этого. Возможно, все наши старания не приведут нас ни к чему; мы должны праздновать свой триумф сейчас, пока еще можем.
Каким-то образом я понял, какие чувства ею обуревают, и был полностью с ней согласен.
Она отвела взгляд. Мимо проносились мрачные пустоши. Призрачные болотные огни озаряли трясину и топи, раскинувшиеся по обе стороны от путей.
– Если спрыгнуть здесь, в лучшем случае сломаешь себе руку или пару ребер. До Нью-Джерси отсюда сколько?.. Двести пятьдесят, может, триста миль? Волевой, сильный человек вполне может вернуться по железной дороге и сбежать.
– Никому не удастся сбежать, – ответил я. – Прошу, даже не думай об этом.
По ее лицу пробежала тень досады, но затем она кивнула:
– Да, пожалуй, ты прав. – В следующую секунду она вновь была столь же весела, как и прежде. – Вперед. Нас ждут дела. Поспешим. Если внизу услышат, как мы тут топочем, они быстро сообразят, что мы затеяли.
Мы спустились в проем перед багажным вагоном. Там был ящичек с инструментами, к которому у меня имелся ключ, а в нем лежала монтировка. Я как раз возился с навесным замком, когда дверь вагона за моей спиной распахнулась и к нам вылетела вспотевшая, перепуганная Лабель.
– Малкольм, – задыхаясь, произнесла она, – не смей!
Откуда-то – не надо спрашивать меня откуда – в руках у Джеки оказался довольно-таки зловеще выглядящий нож.
– Даже не пытайся нас остановить, – мягко произнесла моя спутница.
– Вы не понимаете! – крикнула Лабель. – На поезде гончая.
И тут я услышал ее приближение.
Адские гончие совсем не похожи на земных: они крупнее самого большого мастифа, а внешне больше смахивают на крыс. Вонь от них просто отвратительная, а норов и того хуже.
Лабель взвизгнула и подалась в сторону, когда в пролет прыжком влетела гончая.
Испустив нечто среднее между воем и визгом, тварь бросилась к нам.
– Действуй! – Джеки толкнула меня в дверной проем. – Тут я сама справлюсь. Займись своим делом.
Она захлопнула за мной дверь.
Меня окутала тишина. Это было жутковато. Ни единый звук более не напоминал о существовании гончей.
Я щелкнул выключателем и огляделся в свете покачивающихся электрических ламп. Груз казался вполне обычным: ящики с дорогим французским вином и парчой для владык Ада, а также лопаты, кирзовые сапоги и громоздкие пишущие машинки для всех прочих. Хотя нет, в противоположном конце вагона обнаружилось нечто примечательное.
Гроб.
Я пробирался к нему долго, медленно. В мою голову лезли мысли о всех тех людях, кого я когда-то знал и которые после смерти отправились туда, где мы уже не сможем встретиться. Мое воображение рисовало всевозможные варианты того, что может находиться в том гробу. Он казался мне неким подобием ящика Пандоры, заполненного безымянными ужасами и изгнанными силами Старой Ночи. Ничего на свете мне не хотелось сделать меньше, чем открывать его.
Сделав глубокий вдох, я вогнал монтировку под крышку гроба. Заскрипели гвозди, и ящик открылся.
Женщина, лежавшая внутри, открыла глаза.
Меня парализовал страх. У незнакомки было морщинистое, коричневое, словно грецкий орех, маленькое личико, с первого же взгляда говорившее о том, какой тяжелой оказалась жизнь ее обладательницы. Была какая-то твердость в изгибе ее губ, холодное спокойствие в выражении глаз. Женщина была совсем сухонькой, лишь кожа да кости, и лежала она скрестив руки на плоской груди. Свет, игравший на ее лице, озарял пространство гроба вокруг ее головы. Разглядывая ее, я с ужасом думал о том, что ждет Сахарка, меня и всех нас, когда о происшествии станет известно.