Председатель. — Значит, эту должность вы не оставили?
Курлов. — Я подал в отставку 5-го января.
Председатель. — Но отставка не была дана?
Курлов. — Да, не была дана. Я не знаю до сих пор ее участи.
Председатель. — Итак, вы продолжали состоять при Протопопове и исполняли его поручения?
Курлов. — Только два поручения было.
Председатель. — Какое же ваше было участие в совещании по департаменту общих дел?
Курлов. — Нельзя сказать, чтобы это было формальное совещание, но начальник двинского военного округа Зуев написал министру письмо по поводу того, что у него вышло какое-то недоразумение с рижским губернатором, что тот его не встретил и т. д., и, поэтому, требовал, во-первых, отозвания губернатора, а, во-вторых, исполняющего должность вице-губернатора…
Председатель. — И вам было поручено что же?
Курлов. — Мне было поручено выяснить юридически и ответить, правильно ли требование начальника двинского военного округа.
Председатель. — На этом мы и кончим.
XXXIII.
Допрос М. И. Трусевича
4 мая 1917 года.
Содержание: Дело о с.-д. фракции 2-й Государственной Думы. Был ли акт 3-го июня государственным переворотом. Об участии агентов в революционных организациях. Преступность по 102 ст. Реформа департамента полиции, произведенная Трусевичем. Азеф. Оправдание Трусевичем деятельности департамента полиции. Террористические акты в бытность Трусевича директором департамента полиции. Осведомление о террористических замыслах посредством агентуры. Инструкция 1907 г. по вопросам внешнего и внутреннего наблюдения. Агенты, участвовавшие в с.-д. фракции Гос. Думы — Шорникова и Бродский. Наказ войскам петроградского округа, переданный членам с.-д. фракции. Департамент полиции и Шорникова. Письмо Герасимова, удостоверяющее благонадежность Шорниковой. Шорникова и Климович. Дело о приготовлении к цареубийству. Дело об убийстве Петровым Карпова. Расследование Трусевичем роли Курлова в деле убийства Столыпина. Столыпин и Распутин.
* * *
Председатель. — Нам нужны ваши объяснения по некоторым пунктам. Вы были директором департамента полиции с 13 июня 1906 г. по 9 марта 1909 г.?
Трусевич. — Совершенно верно, по 9 марта.
Председатель. — 1909 года?
Трусевич. — Это, вероятно, из формуляра видно.
Председатель. — Вы были директором департамента полиции около трех лет?
Трусевич. — Без трех месяцев.
Председатель. — Расскажите, что вы знаете по делу социал-демократической фракции 2-й Государственной Думы?
Трусевич. — К сожалению, я, кажется, не помню.
Председатель. — Речь идет о работе Герасимова, затем Макарова, Столыпина.
Трусевич. — Может быть, вы могли бы мне предложить отдельные вопросы?
Председатель. — Извольте. Вы помните, как в среде правительства сложилась мысль о создании политического процесса достаточно громкого, который помог бы разогнать Государственную Думу и совершить государственный переворот?
Трусевич. — Абсолютно ничего не знаю. Я знаю только, во-первых, что если и были подобные мысли, то у меня их не было, во-вторых, я не был посвящен.
Председатель. — Но вы имели личный доклад товарищу министра внутренних дел. А, с другой стороны, вы сами принимали доклад и присутствовали при докладах тогдашнего начальника охранного отделения Герасимова по поводу этого дела.
Трусевич. — Нет, прежде всего, я должен сказать, что, при докладах Герасимова министру и товарищу министра, я не присутствовал.
Председатель. — Вы не присутствовали?
Трусевич. — Нет, Герасимов, начальник петроградского охранного отделения, имел самостоятельный доклад министру.
Председатель. — Это безусловно. Это общее положение, но разве доклады по этому делу происходили не в вашем присутствии?
Трусевич. — Нет.
Председатель. — А доклады Герасимова по этому делу вы принимали?
Трусевич. — Вы ставите весь вопрос в иной плоскости.
Председатель. — Да, я задал вам вопрос политический и в государственной плоскости этого дела.
Трусевич. — Это для меня совершенно не понятно, потому что разогнать Государственную Думу на почве такого процесса…
Председатель. — И совершить государственный переворот.
Трусевич. — Мне представлялась эта мера совершенно иначе. Создавать процесс для разгона Государственной Думы просто бесцельно, тем более для совершения переворота, относительно которого я не понимаю, в каком смысле это переворот.
Председатель. — Акт 3-го июня вы не считаете государственным переворотом?
Трусевич. — Нет, это изменение основных законов.
Председатель. — Незаконным способом.
Трусевич. — В порядке высочайшего повеления. Я, откровенно говоря, не могу… Сейчас конституция наша…
Председатель. — Вы же юрист. Что же вы считаете, что по высочайшему повелению все можно сделать?
Трусевич. — В зависимости от того, как гласят об этом основные законы. Если изменение их предоставлено там одной высочайшей волей, то это не будет переворот.
Председатель. — Вы живете в России и знаете, что изменить избирательную систему могла только сама Дума, т.-е. обе палаты, что это не было предоставлено верховной власти.
Трусевич. — Не сумею на это вам ответить, но должен вам сказать, что это не касалось меня по должности.
Председатель. — Меня несколько удивляет ваш ответ, потому что даже И. Г. Щегловитов признает, что это — государственный переворот и акт совершенно незаконный.
Трусевич. — Может быть, с точки зрения правительственной это и так. Но у меня нет закона под рукой, и я не могу этого сказать, тем более, что это меня не касалось. Возвращаясь к вопросу о социал-демократической группе, я предполагаю, что вы имеете в виду переворот в каком-нибудь ином смысле, потому что роспуск Думы это не есть переворот. Может быть, вы говорите об уничтожении Государственной Думы? Я не представляю себе переворота, ради которого, как вы сказали, было возбуждено дело социал-демократической фракции -2-й Государственной Думы.
Председатель. — Столыпину, как вам, может быть, известно, нужно было как-нибудь разделаться с Думой, которую он считал революционной, потому что она боролась с ним.
Трусевич. — Значит роспуск. Не переворот в смысле уничтожения, а роспуск.
Председатель. — Переворот в смысле уничтожения избирательной системы, завоеванной народом в 1905 году и уничтоженной в 1907 году.
Трусевич. — Связи между делом социал-демократической группы и таким переворотом я лично не усматриваю. Обращаясь к фактической стороне дела, я могу сказать одно: что в правительстве были разговоры относительно того, что группа, лучше сказать, фракция социал-демократическая принимает участие в общей деятельности социал-демократической революционной партии, что она есть орган этой партии… И так как вся социал-демократическая революционная партия в то время подводилась под определенный закон, то, конечно, и тот орган, который действовал в ее интересах и для достижения тех же целей, был, очевидно, подведен под ту же самую статью. Я должен сказать, что квалификация юридическая не касалась департамента полиции. Это дело делалось в высших сферах. Затем, я имел указание на то, что раз что социал-демократическая фракция Государственной Думы признается органом революционной партии, то ее надлежит привлечь к ответственности.[*]
Председатель. — Это, по вашему мнению, совершенно не относилось к департаменту полиции. Но, быть может, к департаменту полиции относилось то, что в этой революционной группе, о которой вы говорите, что с ней нужно было поступить по закону, участвовали агенты подведомственного вам петроградского охранного отделения. И притом не только пассивно участвовали, но и провоцировали эту группу и создали те улики, которые были положены в основу обвинительного приговора, над целым рядом лиц, состоявших депутатами 2-й Государственной Думы, т.-е. избранниками народа. Для вас это теперь ясно? Или продолжает быть неясным, как и нарушение закона актом 3-го июня?
Трусевич. — Для меня совершенно ясно одно, что никаких указаний на какую-нибудь провокацию, в этой области, у меня не было. Это я категорически утверждаю. Если такие доказательства впоследствии и обнаружились, — впоследствии, я говорю…