Митрополит с трудом перенес поездку в Переяславль, а ведь Дмитрий очень надеялся сделать ему приятное. Владимир Андреевич уговорил приехать туда вместе с собой Сергия. Преподобный занят строительством нового монастыря в Серпухове. Пока сам Владимир ставил новые стены на Красном холме, Сергий следил за закладкой Вознесенской обители. Вспомнив об этом, Дмитрий улыбнулся: брату так хотелось и у себя в новом граде иметь надежную монастырскую опору, видно, мало показалось основанной Алексием Владычной обители, что он обхаживал Сергия, точно парень девку перед сватовством.
Заметив улыбку князя, митрополит подивился:
– Чему?
– Вспомнил Владимира с его серпуховскими заботами…
Да, Владимир Андреевич теперь его единственный помощник, надеялся на тестя, но Дмитрий Константинович Нижегородский как пристяжная в тройке, везти везет, но все в свою сторону смотрит. И зять не мог быть уверен, что если вожжи ослабить, то не свернет нижегородский князь куда не надо.
Хотел ехать в Серпухов, но Владимир вдруг появился сам. Возмужавший, загорелый, красивый… Ему женитьба пошла на пользу. Одно плохо – деток пока нет. Это у Дмитрия с Евдокией как горох сыплются.
Вести о бегстве Ивана Вельяминова не порадовался, покачал головой:
– Плохо то. Не потому, что сбежал, много их бегает, а потому что вместе с купцом сурожским.
Дмитрия больше задевало, что тайно, но брат настаивал на своем:
– Сговор тут, Митрий, и непонятно, как повернется супротив тебя.
– Да как? Ярлык у Мамайки перекупят! Что тогда? Снова все начинать? Кланяться проклятому, выю гнуть, на коленях ползать да подарками отдаривать? И поползал бы, и погнул, если б понимал, что это навсегда! А то в Орде понравилось, станут каждый год от одного к другому перебрасывать.
Владимир Андреевич хоть и молод, но весьма разумен. Он долго молчал, а потом вздохнул:
– Я, Митя, так мыслю. Не с Ордой тут разбираться надо, а со своими русскими князьями.
– Но ярлык-то Орда дает!
– Ты помнишь, как Андрей Константинович от ярлыка в пользу твоего тестя Дмитрия Константиновича отказался? А после Дмитрий Константинович в твою. Вот надо как, чтобы и все остальные отказались в твою пользу.
– Да кто ж откажется?
– А кто и может надеяться? Дмитрий Константинович Нижегородский учен, не станет снова голову подставлять. Олегу Рязанскому не до ярлыка. Остальные с тобой. Остается Михаил Александрович Тверской.
– Да уж, этого хлебом не корми, дай себя Великим князем назвать!
– Мыслю, ему и станет Некомат-брех ярлык покупать.
– И купит ведь, купит! – Дмитрий вскочил, не в силах сдерживаться. Владимир, напротив, сидел как сидел, спокойно глядя на брата.
– Купит обязательно. За твоим Некоматом многие купцы стоят, а ты им не даешь вольного пути к меховому торгу.
– Кто им торговать не дает?! Они же не торга просят, а самим пушнину всю скупать и ее торговлей ведать! А нам что останется? Нашу же рухлядь чужие вдруг будут вывозить!
– И перебить ты купецкие деньги не сможешь…
Князь не выдержал спокойного тона брата, разошелся окончательно:
– Да ты так говоришь, точно сам готов все проклятым генуэзцам отдать! Что мне делать-то?! У своих купцов денег просить – они тоже такое загнут, что сам себе потом не волен станешь, будешь по их подсказке всякое слово говорить! – Он сел на лавку, упершись ладонями в колени, хмуро уставился на образа. – Только волю чувствовать начал, как снова в поддых!
– Значит, надо и Михаила Александрыча заставить бросить мысль о великом княжении.
– Как?! Ныне крестоцелование вроде пустого словоблудия. Клятву дал, клятву снял и снова свободен.
– Не клятвой брать надо, а силой.
– Какой силой?! А ну как снова Ольгерда позовет? Опять разор на московские земли?
– Ты, Митя, не кипятись, а то вон весь красный, как рак вареный. Давай головой холодной думать.
Князь смотрел на младшего брата (давно уж забыл, что Владимир двоюродный, был родней родного, всегда вместе) вытаращив глаза. Молод, а как спокоен и разумен! Вот бы ему самому так. Не умеет ведь, загорается, что солома на ветру, кричит, ругается… Сколько митрополит твердил, что негоже князю прежде злиться, а потом думать, но как себя сдержишь, ежели нутро такое?
Сел, попытался успокоиться. Владимир чуть подождал, потом усмехнулся (Дмитрию все чаще начинало казаться, что старший не он, а брат):
– Ольгерд стар уже, ему ни во что ввязываться не хочется, и Орден там по своим границам давит, не рискнет снова на Москву идти. А больше помогать Михаилу Тверскому некому. Особо если до осени подождать. Мамайка в осень не пойдет, ему опасно…
– А со мной кто пойдет?
– Митя, ты по Москве спрашивал, довольны ли бегством боярина?
– Не спрашивал, он же только что бежал.
– А поспрошай, поймешь, сколько за тебя стоит. И все, кто в Переяславле были, тоже. Но пока ничего не предпринимай, подождать надо. Остынь и не ругайся зря, чтобы не выглядеть смешно. Велика беда – боярин с купечишкой бежали! Их наделы и достаток под себя возьми, никто поперек слова не скажет. Только чуть погоди, чтобы Москва успела прочувствовать предательство. А для того по Москве слух разошли, что нарушил крестоцелование Иван Васильевич.
И снова дивился рассудительности брата Дмитрий. Неожиданно для себя усмехнулся:
– А ты не хочешь ли стать великим князем?
Голос Владимира был глух:
– Я не Вельяминов и крестоцелования не нарушу, князь Дмитрий Иванович!
– Володя, да ты не серчай на меня, сам ведаешь, я глупости говорить в запале горазд! А сказал не зря, ты во сто крат меня разумней, тебе бы быть на моем месте!
Брат поморщился:
– То, что обижать горазд, я знаю, да только за речами своими следи впредь. Я тебе никогда повода не давал плохо думать. Вернее меня и Евдокии у тебя никого нет, помни про то!
– Прости! – виновато склонил голову князь.
– Ладно, чего уж там…
– Володя, тут еще одно дело. Не просто так Иван с Некоматкой якшался. Они недовольных по Москве собирали, супротив меня настраивали.
– Это кто тебе сказал?
– Да вызнал я у одного купца, его тоже подбивали.
– Но не подбили же?
– Если мне по-добру рассказал, значит, не подбили.
– Митя, в Москве хоть и ворчат из-за тысяцкого, но супротив тебя не пойдут. А с Михаилом Александровичем пока надо подождать. Если он шаг сделает, тогда ответим. У меня есть надежные люди в Твери, сообщат, если что.
Немного погодя Дмитрий удивлялся, как умеет поддержать его Владимир! Был на душе у князя просто мрак, хотелось все бросить и удалиться вместе с Евдокией и детками куда-нибудь в Переяславль, забыть о Москве, Кремле, великом княжении. Да сколько же можно?! Пятнадцатый год уже князем, и минуточки спокойной не выдалось, годочка себе в радость не прожили с женой! Не слева, так справа, не спереди, так сзади беда за бедой, волна за волной. Будет ли на Руси покойно?