Боже, каким гнусным спектаклем была их жизнь! Каждый взгляд жены, каждое слово, каждая ласка — все притворство, мерзкое, отвратительное притворство!
Пальцы медленно сжались в кулак, сминая листок бумаги в тугой комок. Боль в душе начала притупляться, и ее место заняла холодная черная ярость. Клейтон машинально швырнул измятую записку на пачку бумаги, попытался задвинуть ящик, но он застрял. Что-то не давало ему закрыться до конца: крохотная белая распашонка с буквой «У», вышитой на воротничке!
Клейтон долго разъяренно смотрел на нее и, резко рванув, поднес к глазам. Так вот что он должен был найти! Как трогательно с ее стороны! Неизменная склонность к мелодраматическим эффектам!
Клейтон, брезгливо поморщившись, швырнул на пол белый лоскуток и, растерев его каблуком, повернулся, чтобы выйти.
— Вижу, ты нашел его, — прошептала Уитни с порога, не отводя потрясенного взгляда от трогательной распашонки под ногами мужа.
— Когда? — ледяным тоном осведомился он.
— Думаю… через… через… семь месяцев. Клейтон пристально смотрел на Уитни, и она почти чувствовала исходившую от него безумную злобу.
— Мне этот ребенок не нужен! — с намеренной жесткостью, подчеркивая каждое слово, процедил он сквозь зубы.
Кларисса и Мэри, маячившие на балконе, чтобы полюбоваться счастливым лицом хозяина, в ужасе сжались, когда он почти пробежал мимо них и быстро спустился по ступенькам, двигаясь с бешеной решимостью, угрожавшей смести всякого, кто окажется на пути. Входная дверь с оглушительным грохотом захлопнулась; Кларисса медленно повернулась и направилась в комнату Уитни, но, потрясенная, замерла на пороге при виде зрелища, представшего перед ее глазами.
Уитни стояла на коленях около бюро, плечи судорожно вздрагивали от безмолвных рыданий. Голова была откинута, и слезы струились ручьями из-под закрытых век.
С пальцев свисала маленькая белая распашонка с синей буквой «У», любовно вышитой на воротничке. — Не плачь, дорогая, не плачь, — беспомощно повторяла Кларисса, наклоняясь, чтобы помочь Уитни встать. — Ты повредишь ребенку.
Но Уитни не в силах была перестать плакать. Она всхлипывала, пока не заболело горло.
«Мне этот ребенок не нужен!»— Бесчеловечные слова ядовитой змеей обвили ее сердце, сжимая и сдавливая его так, что воздух не проходил в истерзанные легкие.
Когда небо чуть посветлело, Уитни повернулась на бок и посмотрела в окно. Она лежала одна в постели, одна впервые со дня свадьбы. Клейтон не хочет ее ребенка, их ребенка! Неужели не собирается признавать его? Нет, он не может… не имеет права… Почему? Из-за чего?
Уитни зажмурилась и отвернула голову. Он, очевидно, хочет заставить ее отдать ребенка, сразу же нанять кормилицу и отослать малыша с глаз долой в одно из своих поместий. Неужели его любовь к ней настолько эгоистична, что в ней нет места для их ребенка?
Всего несколько часов назад она и сама не понимала, как отнестись к своей беременности. Зато знала теперь: непонятная ярость Клейтона пробудила в ней стремление защитить беспомощное создание — чувство настолько неукротимое, что потрясло все существо Уитни. Она никогда не позволит ему отнять у нее малыша. Никогда!
Уитни проснулась очень поздно. Голова болела и кружилась, тошнило так, что казалось, вот-вот вывернет наизнанку, но она заставила себя встать и спуститься к завтраку. Прибор Клейтона все еще стоял на столе.
— Его светлость сказали, что сегодня у него нет аппетита, миледи, — сообщил слуга.
Уитни что-то пожевала исключительно ради ребенка и отправилась на долгую прогулку через парк, мимо переливающихся всеми красками цветочных клумб, к берегу озера, по спокойной глади которого плыли лебеди, и наконец набрела на белую беседку с видом на озеро. Войдя внутрь, она села на одну из ярких подушек, разбросанных по скамьям, и провела здесь два часа, пытаясь привести в порядок хаотически метавшиеся мысли, осознать, что она все та же Уитни Уэстморленд, которой была вчера, и не перенеслась в другую эпоху и другое время.
Вернувшись в дом, она медленно поднялась по лестнице и обнаружила, что камердинер Клейтона и трое лакеев выносят чемоданы и тюки с вещами из спальни Клейтона.
— Что происходит? — задыхаясь, спросила она у Мэри. — Объясните, почему они уносят вещи моего мужа?
Уитни чувствовала, что медленно сходит с ума. Спаситель, что же теперь делать?!
— Его светлость перебирается в западное крыло, — пояснила Мэри, стараясь говорить спокойно и равнодушно. — Мы перенесем ваши вещи в его спальню, а из вашей комнаты выйдет превосходная детская, когда придет время.
— Вот как, — прошептала Уитни, сознавая, что не сможет жить в этих покоях одна, без Клейтона. — Вы не покажете мне, где его новые комнаты? Мне… нужно кое о чем спросить его светлость… мы собирались поехать…
Мэри подвела хозяйку к высокой двери в западном крыле и тактично оставила одну.
Уитни вошла в комнату. Клейтон был здесь сегодня, был и ушел. Сорочка брошена на стул, перчатки — на постель. Она медленно побрела в гардеробную, провела пальцем по ручкам щеток из черного оникса и усилием воли подавила слезы, угрожающие, снова хлынуть из глаз. Открыв гардероб, Уитни долго терзала себя, разглядывая одежду мужа. Какие широкие плечи должны быть у мужчины, который носит эти куртки… Такие широкие плечи… Она всегда любила его плечи. И глаза.
Уитни направилась было к двери, но тут появился Клейтон. Не говоря ни слова, он прошел мимо, шагнул к гардеробной и начал раздеваться. Она последовала за ним и, не сумев скрыть слезы, прошептала:
— Почему ты делаешь это, Клейтон?
Он рывком стащил сорочку, но не спешил ответить.
— Из-за… из-за нашего ребенка? — не отставала Уитни.
— Из-за ребенка, — коротко поправил он, окинув ее презрительным взглядом.
— Ты… ты не любишь детей?
— Детей от другого мужчины, — ледяным тоном выпалил Клейтон и, швырнув сорочку на пол, обернулся и, больно сжав ее локоть, потащил к выходу.
— Но ты же не можешь не хотеть собственных детей, — прерывающимся голосом пробормотала Уитни, не обращая внимания на то, что муж на глазах у проходящего слуги бесцеремонно выталкивает ее в коридор.
— Собственных, — подтвердил Клейтон зловещим тоном. Он навис над женой, положив руку на ручку двери, словно собираясь захлопнуть ее перед носом Уитни.
— Мы поедем сегодня к Уилсонам? Я… я приняла приглашение несколько недель назад.
— Я уезжаю. А ты можешь делать все, что угодно, черт возьми!
— Но, — умоляюще выдохнула Уитни, — ты едешь к Уилсонам? Если да, то…
— Нет! — рявкнул Клейтон. — И если я когда-нибудь увижу тебя в этой комнате, даже в этом крыле дома, лично позабочусь о том, чтобы удалить тебя отсюда. Даю слово, Уитни, тебе не понравится способ, каким я это сделаю, — безжалостно-холодно добавил он.