— Спокойно, Наггет! — крикнула мать Эндрю. — Вы ее немного потрепите по холке, она вас за свою и признает.
Пришлось мне наклониться и погладить Наггет, добродушную небольшую дворнягу. Та лизнула шершавым языком мою руку. Все, друзья.
В единственной комнате на первом этаже царили беспорядок и запустение. Грязная посуда там и тут, пыль на мебели, цветы в горшках чахлые, словно их поливают раз в месяц.
— Присаживайтесь, — сказала Сью, показывая мне на стул за кухонным столом. На заляпанной скатерти стояли тарелки с окаменелыми остатками пищи. Я села и, отвоевывая себе небольшое жизненное пространство, средним пальцем осторожненько отодвинула от себя немытую, черную от чая чашку и блюдце в коричневатых разводах.
— Извините, что я вас так ошарашила, — сказала Сью, садясь на стул рядом со мной. Наггет тут же запрыгнула ей на колени. — Но эту новость как ни скажи — все равно как кирпичом по голове.
— А когда он… когда это случилось?
— Прошлым летом. В августе. Да, с тех пор я как в аду.
Сью выудила из мусора на столе никотиновую жвачку, помяла ее в руке, потом сунула в рот.
— У него была депрессия? — спросила я. — Он ведь вроде пил?
— Можно это и депрессией назвать, — сказала Сью, горестно вздыхая. — Вы знаете про его ДТП? Третье, опять по пьянке, случилось прошлой весной. Дунул в полицейскую трубу — тройка. Ну его и замели. Он все храбрился — дескать, адвокат меня отмажет. Не отмазал. Тут Энди и скис. Окончательно. Понял, что от тюрьмы не отвертеться. А тюрьмы он боялся хуже пекла. Сами знаете, какие страсти про нее рассказывают — мужчины насилуют мужчин и все такое. А он парень был нежный, чувствительный.
О Боже! — подумалось мне, пустяковый вроде бы инцидент на перекрестке неподалеку от церкви обернулся настоящей трагедией!
— Насмешка судьбы. Ехал он, ехал, и нигде ничего не случилось. А за пару кварталов до дома — на тебе. Такая уж звезда у него была. Майк говорил, у него поганая… эта самая… карма.
— Майк — его брат? — наугад спросила я.
— Ну да. Тоже так расстроился, что здесь оставаться не захотел — переехал в Сан-Диего. Думаю, теперь уже никогда не вернется.
— А ваш муж?
— Сгинул.
Я не стала уточнять. Сгинул — умер? Или сгинул — как отец в «Стеклянном зверинце», то есть позвала ширь и даль земли американской?
Одно ясно — Сью Фланиган не занимается убийством подружек невесты. Стало быть, мне нужно побыстрее уматывать из ее дома.
— Примите мои глубокие соболезнования, — сказала я. — Не стану больше отнимать у вас время.
— Нет, куда же вы! — Сью ласково положила руку мне на плечо. — Поговорите об Энди. Вы его откуда знали?
— Он был… замечательный. Вы извините, у меня голова что-то кружится. Такой шок, такой шок…
Я аккуратно сняла ее руку, поднялась и пошла к двери.
Сью резко встала. Наггет грохнулась с ее колен на пол и жалобно взвизгнула. Сью на это не обратила внимания, в ее глазах стояли слезы.
— Как вас хоть зовут?
— Бейли. Бейли Уэггинс.
Я протянула ей руку. Она приняла ее без энтузиазма, вяло пожала. Глаза, секунду назад влажные от слез, смотрели на меня почти враждебно.
Я сбежала по обледенелым ступенькам веранды. Дальше скользкая дорожка, на которой пришлось замедлить шаг. Я чувствовала, что Сью стоит в дверях и смотрит мне в спину. Но у меня не хватило мужества обернуться и помахать ей.
Я нырнула в джип — слава Богу, завелся сразу — и была такова.
Десятью минутами позже я уже неслась по федеральному шоссе к Нью-Йорку.
На душе было муторно. Как сурова жизнь! Я рвала и метала, что Пейтон обругала нас за опоздание, раздув эпизод в великую драму. А та же самая никчемная авария для другого человека закончилась петлей. На нас подруга ножкой потопала. А его жизнь каблуком в землю вдавила.
Пьяных водителей я ненавижу, как и всякий нормальный человек. И жалости у меня к ним нет, когда они разбиваются или попадают за решетку. Туда им и дорога. Но конкретного Эндрю жалко. Ведь в итоге сам себя казнил. И глупо, и горько.
У меня не хватило смелости спросить, где это случилось. Скорее всего прямо в доме. Может, в подвале под кухней, где я сидела вместе со Сью… и несла всякую чушь. Да, в интересах следствия и все такое. А все равно стыдно. Лгала матери, потерявшей сына.
Я включила диск Марии Каллас. Иногда помогает. Долбаный Гринвич! Хоть бы одно светлое впечатление за два дня. Какой придурок сочинил, что пригород — тихий утолок нерастленной жизни!
Из-за пробок я добралась до Нью-Йорка только в Половине третьего. Меня очень тревожило, что Крис помалкивает. Я даже вынула свой сотовый из сумочки, и он всю дорогу лежал на сиденье рядом — схватить без промедления, если Крис позвонит. От этого звонка зависела моя экспедиция в Майами. Не прорежется Крис до конца дня — придется отменять. Я успокаивала себя тем, что Крис до сих пор зарекомендовал себя как обязательный человек. Значит, закончит дневные съемки и непременно позвонит.
Дома я наконец-то переоделась в свежее и занялась шкафом — доставала летние вещи. Как сообщает «Таймс», в Майами на этой неделе будет почти под тридцать. Купальник я не стала даже искать. Во-первых, времени на купание в море не ожидается. Во-вторых, моя кожа не видела солнца с сентября — чего же людей на пляже пугать! Буду лежать этакой гигантской белой хирургической перчаткой…
Побросав летние вещи в сумку, я еще раз попробовала дозвониться до Брейса. На этот раз удачно.
— Да-да, — сказал он, когда я представилась, — я прослушал запись на автоответчике. Чем могу служить?
По его нейтральному тону не поймешь, слышал ли он когда-нибудь про Бейли Уэггинс, или я для него совершенно неизвестное лицо.
— Я познакомилась с вашей бывшей женой на свадьбе Пейтон Кросс. Мои соболезнования в связи с ее гибелью. Хотела бы с вами поговорить о ней.
— С какой стати мне с вами о ней говорить? — сразу ощетинился собеседник на другом конце провода.
— На прошлой неделе девушка, с которой Робин на пару снимала дом, приехала ко мне в Нью-Йорк и выразила сомнения в том, что смерть Робин была несчастным случаем. Я пообещала Эшли разобраться с ее подозрениями. А теперь, когда и Эшли мертва, я чувствую себя вдвойне обязанной разобраться в этой истории. Говоря честно, пока что я даже не знаю, с какой стороны браться. Потому и хочу поговорить с вами о Робин — в поисках хоть каких-то зацепок.
Очень долгая пауза. В трубке глухое молчание на фоне характерного биржевого шума — голоса на перекрик, гам заполошных телефонных переговоров.
Наконец:
— Хорошо. Вы в городе?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});