подняли высоко надо землей. Вокруг, на зеленой от сочной травы поляне, сверкали макушками шустрики. Они непрестанно щебетали, показывали на него ручками, а он, ничего не понимая, лишь смотрел на них с затаенным счастьем.
* * *
— Все, — выдохнул Крайтер и с отвращением метнул в воду гребушу, будто отбросил мерзкую гадину. — Вырвали.
Дышало Тиеф пересохло, грудь раздулась и мелко дрожала — он чрезвычайно устал и с облегчением откинулся на корень, ставший вдруг таким удобным. Немного отдышавшись, он вынул из воды одну ногу и осмотрел ее. Нога сильно набухла. Тогда он аккуратно вытащил вторую и поставил ступни на бревно просохнуть.
— Где мы, Крайтер? — спросил Тиеф, озираясь по сторонам. Пылающий лес остался позади, и теперь они плыли мимо густых лиан. — Это сон?
— Да, это было сном. Несколько минут назад, да сто раз к ряду. Кошмар! Кошмар. Я устал, Тиеф, очень устал. Ты ничего не помнишь, для тебя этот сплав как в первый раз, а я уже вымотался.
— Я что-то слышал. Голос внутри меня он приказал мне не смотреть на Теньеге.
Крайтер резко обернулся.
— Что? Что тебе сказал голос?
Тиеф повторил, но с уверенностью, что товарищ и в первый раз отчетливо расслышал.
— Вот значит как, — он усмехнулся. — Если б я знал, что все заключалось в тебе, то не карячился б раком столько времени.
Он отвернулся назад, опустил плечи и затих. Вся его фигура выразили крайнюю усталость. И хотя Тиеф ничего не понимал, тревожить товарища сейчас, он не решался. Вместо этого он решился выглянуть из-за его спины туда, где всю дорогу манил к себе лик Теньеге. В голове до сих пор звенел тревогой внутренний голос, призвавший не смотреть.
Тиеф осторожно высунулся из-за плеча Крайтера так, чтобы застать лицо не целиком, а только краешком. Но лицо пропало. Вместо него обнаружился голый ствол дерева, хоть и причудливо сморщенный, но самый обыкновенный.
Получается, что Крайтер выкорчевал совсем не Теньеге, а простое дерево и, что весь тот кошмар ему только привиделся. Впрочем… Откуда взяться было пожару? И уголек малыша! Уж это отчетливая деталь никак не могла ему причудится. Он видел, он чувствовал… Тиеф осмотрел грудь, но в свете звезд разглядеть чего-либо не удалось. На ощупь же она была такой, как и всегда.
Пришедшее, было, спокойствие, начало исподволь улетучиваться. Тревогу привносила каждая мелкая деталь, запечатленная воспоминанием. Он помнил все, каждую черточку, но не находил подтверждения или следов произошедшего наяву. Или именно то было сном, а это и есть доподлинность?
— Крайтер, — тихо позвал он, — где мы?
— Были во сне. А теперь… Не знаю где мы теперь, — ответил он сухо и не оборачиваясь. — Где-то у границы предела и скоро пересечем его. Это все, что я знаю.
Помолчали. Тиеф чувствовал, как раздражен его товарищ, но не мог понять истоков его досады.
— И что мы будем теперь делать?
— Не знаю я, не знаю! — вдруг взорвался Крайтер и повернулся к нему всем корпусом. — Я не знаю, что мы теперь будем делать!
— И в том моя вина?
— Нет, нет, прости… Я просто и вправду не знаю, что нам делать дальше.
Тиеф молча ждал, когда Крайтер заговорит вновь и он заговорил, устало, бесцветно, как бы рассуждая с собой.
— Я слишком долго пробыл в мире Ра, так долго, что уже и забыл о том, что есть другой, что есть настоящий свет. За пятьдесят лет я стал его частью, привык мечтать, как вырвусь из него. Привык… И вот, свершилось. Я на пути к свободе, но не знаю, что мне делать с ней. Я ни грамма, ни одной минуты не думал о том, что буду делать, когда тут все будет кончено! И знаешь почему? Знаешь?!. — он махнул рукой и, было, разгорячившись, вновь поник. — Я большой трус, Тиеф. Думать о ней для меня невыносимо и… Поэтому я делал вид, что внешнего света не существует. Что есть пустоши. И знаешь, это сработало. За годы я приучил себя к мысли, будто ничего кроме Ра нет, а если и есть, то родится по хлопку, — вдруг он звонко хлопнул в ладоши. — Вот. Сейчас все и рождается. Посмотри кругом. Посмотри, Тиеф. На твоих глазах рождается свет.
Тиеф последовал совету, обвел глазами окружение, но в пейзаже ночного леса решительных изменений не уловил. Все так же тихо плескалась вода об узкий берег русла, так же неспешно, словно в какой-то задумчивости, покачивались деревья…
— Нету ничего снаружи потому, что меня там нет, — с расстановкой произнес Крайтер. — Да и наружи этой быть не может. Бытие только там, где я. Я есмь бытие.
С удивлением Тиеф понял, что его друг сильно изменился. Долгое заточение внутри Ра повлияло на него, на его сознание куда как сильнее, чем он мог себе предполагать. Прежний Крайтер не то чтобы не говорил подобных, в высшей степени странных речей, он даже намеками их не касался. Он есть бытие…
— Крайтер, что случилось с тобой? Почему ты так странно говоришь?
— Я имею право так говорить, ведь я постиг вседозволенность. Все возможно, друг мой. Пространство вокруг тебя это лишь набор воздействий. Совокупность чувственных посылов, заставляющих тебя, как умозаключающего, поверить в существование окружающего мира. Твой сон, твой побег, твое пробуждение на пустошах и теперешний сплав вниз по реке — выдумка. Но не для тебя. Для тебя это самое настоящее, самое доподлинное, что может быть, — тут Крайтер придвинулся к нему ближе и тихо, почти шепотом заключил: — Так вот. Это все я.
Он отодвинулся назад и, как будто не совершал откровений, продолжил:
— Подкупает убедительность диалога с внешним воздействием, вот что. Его естественность. Но что естественно, спрашиваю я тебя? Будь трава не зеленой, а черной, небо не голубым, а в клеточку. Да будь хоть банан вместо головы, ты бы принимал это за самую настоящую подлинность, не зная иного! Сознание легко запутать, сбить с толку. На самом деле мы не знаем ни разума, ни материи. Все это ерунда. Есть только ощущения — идеи не сложнее образов. Ты есть то, что ты помнишь. А помнишь ты то, что чувственно пережил. Яркость ощущений, их осязаемость вводят в заблуждение, заставляя поверить в реальность окружающего мира. Но это все там, — он неопределенно указал пальцем вверх. — Там, хе-х, в «реальности». А здесь можно все. Главное выработать метод.
Металлический диск засверкал в руках Крайтера, ярким отражением звезд. Он помолчал, как бы обдумывая сказанное, и продолжил уже бодрее.
— Мудрец поверил в то,