НОВЫЙ ПЛАН ЖИЗНИ
«Дело Кайона» подействовало на Караджале очень тяжело. Это был удар не только по гордости, но и по творческим силам писателя. После «Календаря «Мофтул ромын» на 1902 год» и брошюры «Митика» в издании «Пивной «Гамбринус». Караджале в течение нескольких лет не опубликовал и, по-видимому, не написал ни строчки. Все упоминания о новых творческих планах относятся уже к тому периоду, когда он окончательно покинул Румынию. Молчание, самое длительное в творческой жизни Караджале, не означало, однако, ни отчаяния, ни бездействия. После 1901 года Караджале весь во власти новых жизненных планов. Но осуществить их было нелегко. Караджале не из породы тех, кто легко покидает привычную обстановку. Любящий отец семейства, он искал не перемен, а стабильности и обеспеченности, не бурь и испытаний, а новую гавань, в которой его корабль с изрядно потрепанными парусами мог бы почувствовать себя в безопасности. И все свои новые жизненные планы Караджале строил, имея в виду главную цель: спасти себя как писателя. В письме к одному из своих друзей из Клужа, Илие Даяну, Караджале писал:
«…там я почувствовал бы себя, наконец, в тихом лимане; там я мог бы излечиться от стольких оскорблений и огорчений, там я смог бы спокойно продолжить свою незавершенную литературную карьеру, столь часто прерываемую глубоким отчаянием».
Письмо это написано в марте 1904 года. Речь шла о проекте переезда в столицу Трансильвании — Клуж. В нашем повествовании мы пока еще находимся в 1902 году. Однако все говорит о том, что поиски тихого лимана начались именно в этом году, сразу же после печального окончания процесса Кайона. Ибо Караджале понимает, что, хотя суд и подтвердил необоснованность клеветы, оправдание клеветника показывает, что пошлая комедия не закончена. И то, что вскоре произошло, подтвердило его опасения. Кайон и Мачедонски не прекратили своей гнусной кампании. А незадолго до второго слушания «дела» Караджале получил новую моральную пощечину — академия снова отказала ему в литературной премии.
Вспомним, что первое заседание сиятельной академии, на котором была отвергнута кандидатура Караджале, состоялось в 1891 году. Тогда обсуждались драма «Напасть» и караджалевские комедии, собранные в книге «Театр». Теперь он представил академии свой последний сборник рассказов — «Моменты». Заседание высокоученых мужей от 23 марта 1902 года проходило уже в другой атмосфере, чем одиннадцать лет назад. Никто теперь не и посмел обвинить Караджале в аморальности и антипатриотизме. Докладчик Олэнеску-Оскания не пожалел похвал в адрес сатирика и его новой книги. Докладчик говорил о «веселой, но разящей иронии» Караджале, о его «замечательной наблюдательности» и о том, что самый популярный румынский писатель по-прежнему молод и полон творческих сил, как и во времена написания своих знаменитых комедий. Докладчик сказал, что он счастлив представить высокому форуму такого достойного кандидата, как Ион Лука Караджале.
Но высокий форум, состоявший в тот день из семи академиков, чьи труды давно преданы забвению, снова рассудил иначе. За Караджале было подано только два голоса, остальные пять — против.
История эта вызвала протесты. В журнале «Литература ши арта ромына» («Румынская литература и искусство») появилась статья, резко осуждающая поступок академии. Через несколько лет профессор Ясского университета Н. Леон отказался от своего избрания в члены-корреспонденты в знак протеста против равнодушия академии к великим румынским писателям — Эминеску, Караджале, Крянга. Для Караджале это уже не имело значения. Миновала пора надежд и иллюзий. Он понимает, что ему не на что больше рассчитывать. Только в новой обстановке, под другим небом, поле его жизни может снова стать плодотворным.
Он ни на секунду не усомнился в своем призвании.
И у него не было никаких оснований сомневаться в жизненности своих произведений. Он видел, что с каждым годом они становились все более популярными. Когда он недавно сопровождал театральную труппу Леонеску-Вампиру и перед каждым представлением «Потерянного письма» читал свои рассказы на открытой сцене, его всюду встречали бурными аплодисментами. Он знал, что его пьесы переводятся за границей. Ему стало известно и то, что случилось в Париже осенью 1903 года: французский литератор Андре де Леру слегка переделал драму «Напасть» и, выдавая ее за свое собственное сочинение под названием «Идиот», добился постановки этой пьесы на парижской. сцене. Друзья Караджале советовали ему привлечь к ответственности плагиатора, но Ион Лука отнесся к делу по-своему. Профессор Сукяну вспоминает, что Караджале собирался послать французу письмо с выражением признательности за то, что благодаря его стараниям пьеса, не имевшая успеха в Бухаресте, завоевала себе признание в Париже.
Мы не знаем, было ли такое письмо написано. Во всяком случае, уже само намерение говорит о том, что юмор не изменил Караджале и в эту невеселую пору его жизни. Этот юмор вездесущ. Он смягчает самые печальные положения, он уравновешивающий элемент караджалевской жизни.
Но вернемся к поискам тихого лимана.
Летом 1903 года мы находим Караджале в Клуже. У него старые связи с румынской интеллигенцией за Карпатами. Всем известен его интерес к национальной проблеме, определявшей культурную жизнь трансильванских румын. У Караджале много друзей во всех трансильванских центрах — Сибиу, Брашов, Сигшноара. Когда он впервые подумал о поисках нового пристанища, он пытался найти для себя место в Сибиу.
Теперь старый проект снова кажется ему осуществимым, но уже в другой форме. Группа клужских литераторов собирается основать новый литературно-общественный журнал с собственной типографией. Караджале кажется, что такое предприятие даст ему возможность поселиться в Клуже. Письмо к Илие Даяну, цитированное выше, имеет в виду как раз этот проект, которому, однако, не суждено было осуществиться.
ПЕРЕД ДАЛЬНЕЙ ДОРОГОЙ
Караджале хорошо знает свою новую цель: найти город, страну, где он снова сможет обрести душевный покой и заняться литературой. Проект поселиться в Клуже потерпел крушение. Следовательно, надо придумать что-нибудь другое.
Сегодня нам кажется странным, что это стремлений Караджале, закончившееся его переездом в Берлин, вызвало споры среди историков румынской литературы. Даже самые серьезные биографы Караджале называли это решение «неясным». Вот что писал Шербан Чиокулеску:
«Объяснение его добровольного изгнания — неполное. Сам изгнанник хранил молчание и не придавал этому факту демонстративного характера. Он уехал без шума, но с решимостью никогда больше не возвращаться на родину. Из истории других литератур известны аналогичные случаи конфликтов между некоторыми великими писателями и их родным городом или родной нацией. Чаще всего такие споры характерны страстными публичными обвинениями и упреками с обеих сторон. Когда разбирательство дела носит публичный характер, можно путем объективного анализа документов, имеющихся в досье, прийти к правильному выводу. Но в досье дела, которое нас интересует, совершенно отсутствуют документы, их надо заменить гипотезами, основанными на склонностях и антипатиях писателя».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});