– Вот черт!
Я последовала за ним, доставая мобильник. Двое парней из бара лежали в лужах крови.
– Девять-один-один.
– Что у вас случилось?
– Здесь двое мужчин, лет двадцати – двадцати пяти, их сильно избили на тротуаре в Мидтауне. Нужна «скорая помощь».
Сойер осмотрел пострадавших.
– Этот без сознания, – сказал он.
– Оба дышат, один без сознания.
Я продиктовала адрес и отключилась.
Сойер осмотрелся по сторонам. В противоположном направлении шла пожилая пара, но, кроме них и бездомного, копающегося в мусоре на северном углу улицы, в квартале никого не было. Ничего подозрительного я не заметила.
Вдалеке завопили сирены.
Сойер спрятал руки в карманах брюк:
– Похоже, они нашли то, что искали.
– Может, это кто-то, с кем они столкнулись ранее?
Сойер пожал плечами:
– Не моя юрисдикция.
– Очень смешно.
В считаные минуты подъехала полицейская патрульная машина, а после нее «скорая». Мы рассказали им, что знали, показали наши документы, и нас отпустили.
Сойер проводил меня до вестибюля и обнял.
– Уверен, что не нужно проводить до дома тебя? – спросила я. – Кто бы это ни сделал, он все еще может быть где-то рядом.
– Линди, заткнись, – усмехнулся Сойер.
– Спокойной ночи. Увидимся завтра.
– Нет, я буду на выезде.
– Ах да, точно. Это твое… дело.
От выпивки у меня кружилась голова. Хорошо, что мы решили уйти из бара.
– Я сижу на хвосте у нашего источника из Вегаса, Артуро.
– Головорез Бенни? Что он делает в Сан-Диего?
– Бенни отправил его навестить своих новых приятелей с востока. Я прилагаю все усилия, чтобы он не свернул с нужного пути. Не хочу, чтобы парни из якудза вынудили его раскрыть конфиденциальную информацию или чтобы он их предупредил.
– Звучит очень серьезно.
– Как всегда. Спокойной ночи.
Сойер вышел из вестибюля, а я повернулась, чтобы нажать на кнопку вызова лифта. Она была запачкана свежей кровью. Покрутив головой, я вытерла ее изнаночной стороной блейзера.
Двери разъехались, раздался приятный звоночек, приглашающий внутрь, но как только я ступила в лифт, мое сердце ушло в пятки. Кнопка шестого этажа тоже была испачкана кровью.
Вновь я использовала блейзер, чтобы скрыть следы, а потом поехала наверх, изнывая от нетерпения. Я буквально выскочила из кабины лифта, направилась прямиком к двери Томаса и принялась барабанить по металлической поверхности. Он не ответил, и я вновь постучала.
– Кто там? – наконец спросил Томас.
– Это Лииз. Открой, мать твою!
Загремела цепочка, щелкнул замок, и Томас открыл дверь. Я пронеслась мимо него, потом крутанулась и скрестила руки на груди.
В правой руке Томаса я заметила лед, а на левой – кровавую повязку.
– Боже! Что ты наделал?
Я протянула руку к бинту, осторожно приподняла его, обнажая влажные ссадины на костяшках, потом посмотрела на Томаса.
– Эти ублюдки-расисты оскорбили тебя.
– И ты решил избить их до смерти? – взвизгнула я.
– Нет, это вышло после того, как они обронили фразу, что неплохо бы тебе пойти домой через темный переулок.
Я вздохнула:
– Идем, я промою рану.
– Я уже все сделал.
– Забинтовать и приложить лед не означает промыть. Так ты заработаешь инфекцию. Весело, правда?
Томас нахмурился:
– Ну ладно.
Мы с Томасом прошли в ванную комнату. Он сел на краю, вытянув вперед руки с расслабленными кистями.
– Аптечка есть?
Томас кивнул на раковину:
– В нижнем шкафчике.
Я достала прозрачный пластиковый контейнер, расстегнула замок и порылась в содержимом.
– Перекись?
Томас поморщился.
– Значит, избить двух мужиков ты можешь, стесав себе все кулаки, а пару секунд жжения не потерпеть?
– В шкафчике с лекарствами. Зеркало открывается.
– Знаю, мое тоже, – невозмутимо сказала я.
– Я пытался пойти домой и не…
– Не наброситься на них?
– Некоторые ведут себя как агрессивные придурки, пока однажды кто-нибудь не выбьет из них дурь. После этого у них открывается новый взгляд на вещи.
– Вот как ты это называешь? Считаешь, что сделал им одолжение?
Томас нахмурился:
– Я сделал одолжение всему миру.
Когда я плеснула перекись на его раны, он втянул воздух через стиснутые зубы и отдернул руки.
Я вздохнула:
– Поверить не могу, что ты слетел с катушек из-за глупого оскорбления и пустых угроз.
Томас прижался щекой к плечу, размазывая две небольшие капельки крови.
– Лучше тебе в этом искупаться, – сказала я, поднимая большой коричневый пузырек.
– Зачем?
Я взяла салфетку из контейнера для туалетной бумаги и промокнула ее дезинфицирующим средством.
– Потому что я почти уверена: это не твоя кровь.
Томас уныло посмотрел на меня.
– Прости. Хочешь, чтобы я ушла?
– Вообще-то, хочу.
– Нет! – резко сказала я.
– Ах, значит, это тебя оскорбляет!
Я промокнула его раны чистым ватным диском.
– Томас, незнакомцы не могут задеть мои чувства. А вот люди, которые мне дороги, могут.
Его плечи поникли. В этот момент он выглядел слишком уставшим, чтобы спорить.
– Что ты делал в «Каттерсе»?
– Я там постоянный посетитель.
– Последнее время нет, – нахмурилась я.
– Мне нужно было выпить.
– Неудачный понедельник? – спросила я и подумала, а бывает ли иначе.
Томас замешкался.
– В пятницу я звонил Трэвису.
– Первого апреля, в День дурака?
Томас помолчал пару секунд, давая мне время осмыслить его слова.
– Ах! Его день рождения.
– Он повесил трубку.
– Ой.
Томас отдернул руку:
– Вот дьявол! – Он поджал губы, а вены на его шее вздулись.
– Прости, – вздрогнув, сказала я.
– Я по тебе соскучился, – тихо проговорил Томас. – На работе пытаюсь держать субординацию, но все время думаю о тебе.
– Ведешь ты себя как настоящий грубиян. Все сравнивают это с тем временем, когда закончились ваши отношения с Камиллой.
Томас коротко усмехнулся, но без всякого веселья:
– Не стоит сравнивать, сейчас намного хуже.
Я сосредоточилась на его ранах.
– Скажи спасибо, что мы не стали заходить далеко.
– Уж ты точно должна быть рада, – кивнул он. – Я вот не был таким благоразумным.
– Что ты такое говоришь? – Я уронила руки на колени. – Две недели назад ты сказал мне, что не можешь меня любить.
– Лииз… ты испытываешь ко мне что-нибудь?
– Ты же знаешь, что да.
– Ты меня любишь?
Я очень долго смотрела в его полные отчаяния глаза. С каждой новой секундой он выглядел еще более несчастным.
Я прерывисто вздохнула: