Тараканов увидел странного вида мужичка, переминавшегося с ноги на ногу. Облачен он был в затрапезный свитерок и бежевые вельветовые штаны в крупный рубчик, висевшие пузырями на коленках. Штаны под кругленьким животиком постоянно спадали, и он их поддергивал. Типично английская рыжая шевелюра Джона, как венок окаймлявшая лысинку, была взлохмачена, рыжая борода с сединой тоже торчала в разные стороны. Перед тем, как начать танец, он стащил свитерок и элегантно метнул его за круги, оставшись в некогда белой майке.
Но вот он запел, и что-то таинственное, божественное и едва уловимое задрожало в воздухе. Как запел! Сначала Джон тихонечко, нежно, как новорожденного младенца, поднял с земли гитарку на широком ремне. Без всякой политинформации начал он еле слышно наигрывать, потом напевать. Вовка присутствовал при величайшем таинстве, когда из тишины, из пустоты, в которой присутствует все, на его глазах рождалась мелодия необычайной красоты. Чуть касаясь струн, Абдулла тихонько напевал. Глаза его были полуприкрыты, а на физиономии расплывалось блаженство, которое моментально передавалось окружающим. Постепенно звуки струн и голос маэстро усиливались, он закатил глазки от балдежа, и танцоры погрузились в глубочайший транс.
Из-за сочетания внешнего разгильдяйства (более точным было бы другое слово, имеющее такое же начало и окончание) и внутренней утонченности Джонни выглядел очень смешным. Невозможно было оставаться серьезным, наблюдая за эдаким редкостным чудиком, и Тараканов с Юлькой обменялись улыбками.
Пукинс провел трансовый танец «Ундейя Ипи Ваханна», выражающий, по его словам, плач индейцев племени дакота. Сначала все шли влево обычным приставным шагом, потом поднимали перед собой руки, скрещенные в запястьях, этим крестом легонько стукали себя по плечам и резко бросали руки вниз, разводя их в стороны. На плач действо никак не походило. Вовка про себя окрестил его боевым танцем краснокожих, тем более что и в пении сквозила какая-то первобытная мощь.
Дима-индеец, стоявший во внутреннем круге, разошелся так, что его гортанный голос перекрывал весь хор. Вовка тоже удивлялся силе своего пения, которое звучало из самых глубин его существа. Эстет Джонни, бросив косой взгляд на Диму и Вовку, дал команду перейти на тихое, едва слышное, пение. Жаркие энергетические потоки, охватившие Тараканова, ввергли его в состояние полной отрешенности, как во время зикра Звездного Света, проведенного Болеславом.
Следующим танцем Пукинс продемонстрировал, что он, действительно, профи по индуцированию тонких, легчайших энергий, подобных ласковому касанию любимой женщины. Он показал свой давний танец «Шекина», медленный, навевающий трансцендентную любовь и нежность. Танец очень проникновенный, хочется даже добавить эпитет «интимный», поскольку в определенный момент партнеры, соединившись правыми руками на уровне лица, целуют друг другу ручку, глядя при этом в глаза с близкого расстояния.
Вовка испытал потрясающий эффект слияния с партнерами, особенно в миг целования кисти, когда глаза его оказывались близко-близко к глазам партнера, и вскоре уже было непонятно, кто и чьи целует ручки. Оказавшись перед Катькой, Тараканов подивился изумительно мягкому и нежному свету, исходившему из ее глаз. На устах ее играла улыбка мадонны, но при этом озорная тень пробегала по лицу.
Хоровое пение постепенно затихло, и когда наступила тишина, Абдулла легонько, без единого звука, опустил гитару на пол и встал во внутренний круг.
Затем последовали долгие трогательные объятия. Когда Тараканов обнимался с миниатюрной блондинкой с распущенными волосами, у него даже голова закружилась и слегка заложило уши. Еще раньше, первый раз встретившись с ней в танце, Вовка буквально утонул в ее бездонных голубых глазах, казавшихся огромными озерами. Тараканов почувствовал, что, слившись в объятиях друг друга, они стали единым целым, и поток невероятной силы накрыл их, вызвав в теле жар и сильную вибрацию. Вовка ощутил, что блондинка вот-вот вылетит из тела, и стал очень медленно отстраняться, поддерживая ее под локти и не давая ей упасть.
Вскоре она пришла в себя и открыла глаза, с трудом воссоздавая привычный мир. Когда девушку перестало шатать, Вовка отпустил ее, и они, сложив руки на груди, поклонились, глядя в глаза друг другу. Тараканов застыл, не в силах пошевелиться, любуясь таинственными глазами, чувствуя, что они влекут его в неведомую глубину. Тут Вовку кто-то задел, выведя из транса, а девушка прошептала:
— Меня зовут Даша. Ты за меня не бойся — я с детства вылетаю из тела, и это для меня обычное дело. Я бы даже не упала.
— Вовка, — прошептал в ответ Тараканов, и в этот момент к нему подошла обниматься другая девушка.
Волшебники обнимались до последнего, и в конце, кроме них, в шатре осталось еще человек десять. «Эти подключились к Потоку через танцы», — подумал Вовка. Затем дружная команда отправилась на стоянку.
— Начало слета мощное, я просто улетел куда-то, — высказал свое мнение о танцах Вовка.
Майор поддержал:
— Вот, блин, жил и не знал, что без водки так круто бывает! Когда молча стояли, подумал: «Сейчас взлечу, и прощай, Лариска!» А Нарайян-то — наш человек, кураж у него, как на деревенской свадьбе, когда до кондиции дойдут. Абдулла другой совсем — у него глаз строгий, что у нашего замполита, и народ его побаивается. Но танцы обалденной красоты, молодец, я спецов уважаю.
Вовка тоже заметил, что разговаривать во время танцев Пукинса никому и в голову не придет — творится мистерия. Видимо, мастер считает (и справедливо), что танцующие должны проявлять осознанность, и не балует публику многословными объяснениями и многократными показами движений танца. Выдрессированные танцоры, затаив дыхание, ловят каждое слово ведущего, следят за каждым его жестом, стараясь запомнить алгоритм действий. Тараканову понравилось, что Абдулла одним своим видом демонстрирует: «Будьте тотально осознанны, сконцентрируйтесь на том, что вы делаете».
Белая ночь царила над верхушками сосен и озером, размывая очертания предметов. Когда друзья взошли на свой холм, палатки показались им космическими кораблями пришельцев, совершивших посадку посреди соснового бора. Вскоре между деревьев полыхал яркий костер, пахучий дым которого отогнал комариные стаи.
Попив горяченького чайку из листьев брусники и черники, компания поужинала пшенной кашей с сухофруктами, которую Тараканов успел приготовить перед танцами. Попахивающая дымком костра и пропитанная вкусом изюма, кураги, инжира, вяленых бананов, дыни, ананасов и папайи, каша была Вовкиным фирменным блюдом. Даже майор, утративший всякий интерес к кашам после военного училища, провозгласил ее шедевром кулинарного искусства.
После еды народ разбрелся по палаткам. Тараканов спустился к озеру и полюбовался розовыми мазками заката на фоне пушистых облаков, повисших над противоположным берегом. Затем, окинув хозяйским глазом стоянку, он укрыл запасенные дрова полиэтиленовой пленкой. Вовка залез в палатку и забрался в спальник. Тут же всплыл образ Даши, вспомнились ощущения от объятий, но вскоре богатырский сон сморил Тараканова.
Второй день слета. Антикомариные ритуалы. Лесная баня. Рассуждения Вовки о любви. Вечерние танцы и ночные зикры
Вовка проснулся в прекрасном настроении, предвкушая, что сегодня снова увидит Дашу, заглянет ей в глаза, будет обнимать ее. От этого все внутри ликовало. «Кажется, я влюбился», — констатировал Тараканов.
Новый день встретил обитателей холма громким пением птиц, ослепительным солнцем и теплом. Народ разоблачился и с радостью подставил свои тела ласковым лучам. Тараканов ходил голым (еще один плюс стоянки вдали от турбазы).
Постелив туристический коврик на песочке, в нескольких метрах от плещущей воды, Вовка приступил к йоге. Уже после нескольких циклов Сурья Намаскар тело накалилось и завибрировало. «Здесь просто энергетический пёр, — отметил Вовка. — Только пальцем шевельни, и потоки захлестывают».
Сила вливалась в тело отовсюду: от горячих лучей солнца, от мягкого желтого песка, от ритмично шуршащих волн, от сосен-исполинов, от ветерка, напоенного ароматом хвои и свежестью утра. К концу комплекса Вовкино тело превратилось в сплошной огненный клубок, гудящий подобно взлетающей ракете.
Разбежавшись, Тараканов нырнул в озеро, сделал несколько мощных гребков и поплыл назад. Он ощутил, как энергия воды пронизывает тело, наполняя его еще большей силой. Выйдя на берег, Вовка улыбнулся, вспомнив свою былую йоговскую заморочку, гласившую, что водные процедуры можно принимать только через тридцать-сорок минут после комплекса, чтобы «не смыть энергетику». На память пришли строчки, сочиненные им на семинаре:
Ответственность за соблюденье правил