раз ответил главе православных благодарственной телеграммой. Вслед за тем правительство открыло доступ народу к весьма почитаемой иконе Иверской Божией матери. Икону перевезли из закрытой Иверской часовни на поклонение в Воскресенскую церковь в Сокольниках. А в мае, на Третьем Всеславянском митинге в Москве (фотографии во всех газетах), в президиуме появился митрополит Киевский и Галицкий Николай. Впервые за четверть века газеты опубликовали речь церковника.
Сталин принял в Кремле трех митрополитов Русской Православной Церкви. Встреча в Кремле 4 сентября 1943 г., несомненно, относится к событиям подлинно историческим. Не так-то часто глава партии, которая предписывает своим членам «вести решительную борьбу… с религиозными предрассудками»[163], встречается с главой Церкви для дружеского разговора.
Митрополита Сергия привезли из Ульяновска в Москву дня за два до встречи. Одновременно из Ленинграда вызвали митрополита Алексия, второе лицо в церковной иерархии, третьим был Николай, митрополит Киевский, всю войну заменявший Сергия в Москве. К властям наиболее близок из этой тройки был Николай, но похоже, что и он не знал о предстоящем визите к вождю. Им позвонили ночью. Говорят, что местоблюститель растерялся, начал отвечать по телефону что-то о трудностях передвижения по Москве: «Ведь трамваи уже не ходят…» Трамвай не понадобился. Всех троих доставили на прием кремлевские машины. К полуночи иерархов принял Молотов. Сталин был еще занят – слушал донесения с фронтов. Часа в два ночи (любимые рабочие часы вождя) Сталин, Молотов и митрополиты заняли, наконец, места вокруг богато сервированного стола. Началась беседа. Все, кому приходилось вести переговоры со Сталиным, когда он находился в хорошем настроении, рассказывают о нем как о человеке редкого обаяния. Очевидно, именно этой стороной своей обернулся он к трем иерархам в ночь с 4-го на 5-е сентября. Сказал, что советское правительство высоко ценит общественные усилия Церкви в настоящей войне, а также труды каждого из присутствующих по сбору пожертвований на нужды Красной Армии. Радушно разведя ладони, спросил: «Что теперь мы можем сделать для вас? Просите, предлагайте». И не дожидаясь ответа, сам сделал первое предложение: «У вас плохо с кадрами, нужно готовить новые кадры».
С «кадрами», то есть со священниками, положение было не просто плохое, а катастрофическое. Хотя в июле 1941 г., стремясь расположить к себе британского союзника, советское посольство в Лондоне и заявило, что в церквях СССР служит 58442 священнослужителя, но это было абсолютно недостоверно[164]. Число оставшихся на свободе священников не превышало нескольких сотен. Да и то, после лагерей и тюрем, большая часть из них не желала или не была способна служить в церквях. «Может быть, открыть какие-нибудь курсы для священнослужителей…» – неуверенно заговорили митрополиты, не зная, куда клонит вождь. Но бывший семинарист уже вошел в роль римского императора Константина. «Какие там курсы! Академии духовные вам необходимы, семинарии нужны. К этому делу надо приучать с малолетства»[165].
Митрополиты оживились. Академии в Москве, Ленинграде и Киеве – это прекрасно. Но вот беда, ведь и епископов нехватка. Их тоже надо готовить, но где? Ведь епископы – монахи. Нельзя ли разрешить при Патриархии домик завести, где будущие епископы смогли бы проходить монашеский искус… Сталин: «Зачем же домик, мы для этого монастырь подыщем».
Заговорили об отсутствии богослужебных книг. Митрополит Николай заметил, что не худо бы издавать календарь, а в качестве приложения к нему печатать богослужебные тексты. И снова, как исконно хлебосольный хозяин, Сталин, широко разведя руками, заявил, что календарь церковный, конечно, издавать можно, но календарь – пустяк. Патриархии надо наладить широкую издательскую деятельность, обмениваться изданиями с зарубежными церквями. И прежде всего, прямо в ближайшие дни, надо выпустить первый номер «Журнала Московской Патриархии». Вождь даже укорил митрополитов за узость планов, за отсутствие настоящего размаха. «Вам надо создать свой Ватикан, чтобы там и Академия, и библиотека, и типография помещались, и все другие учреждения, необходимые такой крупной и значительной Патриархии, какой является Патриархия Московская».
Осмелев, митрополиты попросили у Сталина еще одной милости: «Нет у нас Патриарха. Надо бы избрать, да не знаем, удобно ли?» – «Это ваше внутрицерковное дело», – успокоил их вождь. «Но как собрать епископов на Поместный Собор. Ведь война идет, пропуска… с железнодорожными билетами трудности…» – «Вячеслав Михайлович, распорядитесь о поездах и самолетах для доставки епископов. Когда Собор?» Избрать Патриарха решили, не откладывая, и журнал выпускать сейчас же. О том, кого выбирать в Патриархи, даже говорить не стали. И так было понятно. В глазах Сталина более подходящей фигуры, чем митрополит Сергий, никого не было.
Была, однако, в той сердечной беседе одна минутка, когда угощения кремлевские показались митрополитам горьковатыми, пахнуло на них вдруг сырым холодом лагерных бараков да запахом параши камерной. Это случилось, когда не переставая любезно улыбаться, Сталин сказал, что поскольку людям Церкви неудобно по своим делам ходить в Правительство, а лицам правительственного аппарата неудобно сноситься непосредственно с Патриархией, следует создать пограничный, так сказать, орган – Совет по делам Русской Православной Церкви. «А во главе Совета поставим товарища Карпова, – сказал вождь и с острым интересом посмотрел в лица стариков в рясах. – Знаете товарища Карпова? Да, они его знали, слишком хорошо знали. Георгий Георгович Карпов был начальником как раз того отдела НКВД, который арестовывал и расстреливал церковную братию. Это он ссылал священнослужителей без суда и закрывал храмы, не интересуясь мнением прихожан. Это от его руки обезлюдела и захирела Православная Церковь. Теперь этого Малюту опять сажают на шею Патриархии… Митрополиты испуганно молчали. Наконец, Сергий нашел в себе силы промолвить: «Богопоставленный вождь, но ведь он, Карпов, из гонителей наших…» – «Правильно, – явно довольный произведенным эффектом ответил Сталин, – партия приказывала товарищу Карпову быть гонителем, он исполнял волю партии. А теперь мы ему поручим стать вашим охранителем. Я знаю Карпова, он исполнительный товарищ. Ну, стало быть согласны, чтобы Карпов стоял во главе Совета?» Удерживая вздох, митрополиты закивали головами. Но то была лишь одна, маленькая, совсем крохотная заминка. В остальном же встреча оставила у иерархов самые радостные, если не сказать светлые воспоминания. Так, по крайней мере, митрополит Алексий, впоследствии Патриарх, рассказывал близкому своему человеку Анатолию Васильевичу Ведерникову. А Ведерников, после смерти Алексия, автору этих строк.
Иерархи разъезжались из Кремля взволнованные. Над Москвой светало. Занималась заря 5 сентября 1943 г. Грузовики развозили кипы пахнущих типографской краской газет. На первых полосах «Правды» и «Известий» было помещено еще с вечера согласованное и набранное сообщение: «Четвертого сентября у Председателя Совета Народных Комиссаров тов. И. В. Сталина состоялся прием, во время которого имела место беседа с Патриаршим местоблюстителем митрополитом Сергием,