нас, и черная смерть была предупреждением в этом? — на этот раз уже подогретый народ зашумел куда громче. А кардинал идиот. Когда работаешь с толпой нельзя брать пафосом, нельзя употреблять те слова, которые простой человек не поймет. Проще надо быть, тогда у вас все получится. Я снова поднял руку. Ну вот они убедились, что я христианин, и крест на мне вреда не причиняет, а православный или еще какой, для большинства из них вообще пустой звук, они не понимают различий конфессий. Да что уж говорить, если я сам их понимаю с трудом, хотя целенаправленно изучал. — Идите с миром, жители Милана. Идите и молитесь за жизнь и здоровье Катерины Сфорца, которая сегодня не дала произойти неправедному суду и не позволила Господу еще больше отвернуться от вас, вернув черную смерть, которая ушла совсем недалеко и еще может вернуться.
Люди начали расходиться, бросая очень недобрые взгляды на заскучавших святош, которым, судя по всему, взрыв не повредил, и которых весьма ловко осаждали мои орлы, когда кто-то из них пытался открыть рот. Я стоял и смотрел, как они расходятся, как самым нерешительным слегка помогали наемники, судя по всему, Миланские. Почувствовав чей-то взгляд, я повернулся, увидев, что молодой наемник смотрит на меня так пристально, словно пытается что-то разглядеть. Толпа постепенно разбредалась, площадь пустела. Так, пора разобраться, что здесь произошло.
— Это была очень сильная речь, княже. Правда, ты не упомянул о пищалях, ядра которых вполне перелетали Угру, в то время, как стрелы не всегда достигали другого берега, — прошептал мне на ухо откуда-то появившийся взъерошенный Милославский.
— Заткнись, — процедил я. — Главное, что сработало. Не хотелось бы мне весь город на ножи поднимать.
— Да, это не хотелось бы. Тем более, что они не такие, как, например, те же Новгородцы. Тех бы ты страшилками об Орде не успокоил.
— Новгородцы — торговцы. Они и с Ордой спокойно торговали, им все равно с кем, — я хмыкнул и жестом подозвал к себе того самого наемника, который до сих пор пристально на меня смотрел, пытаясь понять, о чем я говорю с Милославским. Я не видел его в рядах Катькиной свиты, да и вел он себя гораздо наглее, нежели обычный наемник, кем бы он не был. — Что здесь произошло, капитан?
— Я не знаю. Сеньора внезапно побежала сюда, чтобы остановить казнь турка, но вызвала тем самым гнев Рима, встав на пути у его посланников.
— Пф-ф, — я закатил глаза. — Гнев Рима — это слишком сильно сказано, капитан. Могу поспорить на ваше годовое жалование, что Рим очень скоро приедет сюда, чтобы начать торговаться. А до этого момента препроводите всех священников в темницу. — Я сказал это достаточно громко, чтобы они услышали.
— Ты пожалеешь, — начал было качать права кардинал, волосы которого стояли дыбом, а лицо было все в пригаринах.
— Я уже жалею, что не натравил на вас толпу, — как я ни старался, но скрыть презрения не сумел. — Уж поверьте, вам это не понравилось бы. Что вы, кстати, рванули?
— Ты никогда не узнаешь, нечестивец…
— Да бомбарду он хотел швырнуть, но порох, наверное, отсырел, даже не рвануло как следует, — Волков протянул мне оболочку от снаряда.
— Да, видите, ваше высокопреосвященство, Господь сегодня был явно не на вашей стороне. Я бы на вашем месте задумался о том, что, возможно, вы что-то делаете не так? Грешите слишком много и неподобающе? — Толпа расходилась все-таки не спеша, оглядываясь, словно люди хотели увидеть, что я сотворю со священниками. Да не бойтесь, ничего. Я их лучше втихушку придушу, а потом на чуму свалим. Какая удобная штука эта чума, как оказалось. И даже Святой Престол так для вида пошумит в этом случае, а потом, как я и сказал, притащится, чтобы начать торговаться. Ох, как же не вовремя-то. Опять планы меняются. Точнее, слегка корригируются. Черт бы побрал этих итальянцев. Не могут с полгода на месте постоять, надо обязательно воду начать мутить.
— Я…
— Ну не я же, я-то как раз не отрицаю, что грешен, — я снова повернулся к капитану. — В тюрьму, но со всем почтением, — он медленно кивнул и направился к кардиналу. — И молитесь, чтобы с Катериной ничего не случилось. Потому что, если она пострадала больше, чем я думаю, то вы пожалеете, что черная смерть обошла вас стороной. Это я могу вам обещать. — Я жестко зафиксировал своим взглядом взгляд кардинала. На этот раз он не стал выеживаться, и смотрел как зачарованный. Мне прекрасно известно, что мои слишком светлые для этих мест глаза производят странное впечатление на собеседников, но уже понемногу начинаю этим пользоваться.
Отведя взгляд от опустившего глаза кардинала, я посмотрел на Милославского. Похоже, коммуну он наконец-то прекратил кошмарить. Но Ваське стоит выспаться. Да и гостей пора спровадить, а то мой юный фанат очень уж часто начал на турка поглядывать.
— Васька, собери сеньоров, которые приехали со мной, и дуй в замок. Пускай располагаются, отдыхают. Их проблемами займемся после ужина, — Милославский кивнул, и быстро соскочил с помоста. Мы были окружены плотным кольцом стражи, Миланских наемников и моих витязей, поэтому основные протекающие здесь события находились вне поля зрения уже практически полностью покинувшего площадь народа.
В это время святош загрузили на какую-то телегу и повезли к замку, наверное, привилегированная тюрьма находилась именно там. Осталось разобраться с турком, и уже ехать во дворец, чтобы начинать разгребать навалившиеся дела более скрупулезно.
— Кто-нибудь мне может сказать, кто этот человек? — негромко спросил я, глядя, как турок весьма гордо складывает руки на груди и вздергивает подбородок. Понятно, весьма жирный гусь, вот ты кто. Но вот, насколько ты жирный…
— Гияс ад-Дим-Джем, — раздался голос неподалеку от меня. повернувшись в ту сторону, я увидел, как один из Катькиных головорезов тащит какого-то оборванного и изможденного парня, который, тем не менее, смотрел на меня с любопытством. Я же, услышав имя, вздрогнул. Ни черта себе сюрпризы. Вот это я удачно зашел, потому что точно знаю, что не нужно будет с этим высокопоставленным пленником делать. И разве он не должен быть в это время во Франции? Какая интересная интрига вырисовывается. Я теперь Катьку понимаю, почему она рванула на площадь, несмотря на свое шаткое положение. А я-то думал, что в очередной в ее