Читать интересную книгу Князь: Зеркало Велеса. Заклинатель. Золото мертвых (сборник) - Александр Прозоров

На восьмой день пути дорога расширилась метров до десяти и постоянно была запружена санями и телегами, что катились по два ряда в каждом направлении. На девятый – полос стало уже по три в обе стороны. После полудня десятого дня Вторуша вскинул руку и произнес долгожданные слова:

– Гляньте, «Иван Великий» золотом блестит. Ну, стало быть, доехали. Москва.

Андрей, ненадолго забыв о боли в спине, ногах и седалище, привстал в стременах, вглядываясь вперед. Сердце кольнуло неожиданным узнаванием. Это была она, примелькавшаяся с детства на открытках, в телепередачах и теперь пришедшая к нему через четыре долгих столетия, знаменитая колокольня в московском Кремле. «Иван Великий»[20].

Больше ничего знакомого не было. Столица встретила их обычной земляной стеной – пусть и более высокой, нежели в Великих Луках. Деревянные стены, деревянные башни. Вот только терем над воротами поразил забавным архитектурным решением. В него оказалась встроена церковь с небольшой колокольней и зеленым шатром-луковкой. Церковь была довольно большая: снизу помещались бок о бок четверо ворот – двое на въезд, двое на выезд, между ними шли мощные стены. Разумеется, наружную стену храма украшали многочисленные бойницы. На покровительство Бога надейся, но и сам защищаться не забывай!

Первое, что хотелось сделать в городе – это покрепче зажать нос. Каждый день по этим улицам проходили десятки тысяч коней, тысячи коров и неведомо сколько более мелкой живности. И все они были воспитаны, как обычная скотина. В Себеже и Великих Луках атмосфера на озон тоже не очень походила – но там число жителей измерялось тысячами. А здесь – многими десятками тысяч. И каждый, естественно, имел хоть одного коня, хоть одну корову. Ну, и еще что-то для разнообразия стола…

Ни о каком снеге тут можно было не вспоминать. То, что лежало на земле, было перемолото в желтую вязкую жижу. То, что на крышах – давно почернело от сажи. Мостовая, о которой Андрей где-то что-то читал, если и имелась, то, наверное, в Кремле, либо у подворий особо ценных вельмож.

Боярин Василий Ярославович уверенно ориентировался в лабиринте темных влажных частоколов и глухих стен и вел отряд широким шагом, пока наконец не спешился на брошенные возле ворот доски. Решительно постучал. Через пару минут ворота приоткрылись, женщина в тулупе и простом платке окинула гостей взглядом, потянула створку на себя.

Боярин вошел, повернул к коновязи. Следом спешился и вошел новик, потом холопы. Гости не спеша отпустили коням подпруги, пригладили их, успокаивая и поясняя, что пришло время отдыха. Двор был не очень большой, как треть усадьбы. Но для города – очень даже неплохо. Дом же по размерам не уступал хоромам Василия Ярославовича.

Хлопнула дверь, на крыльце появился краснорожий боярин со шрамом через левую щеку, с реденькой короткой бородой, в шубе с длинными рукавами и в красной суконной ферязи. Чуть покачиваясь, он раскрыл объятия:

– Кто к нам приехал, кто этот гость дорогой? А мы уж два дни дождаться не можем! Ай, гость долгожданный!

Лисьин рассмеялся, поднялся по лестнице, обнялся с пьяненьким хозяином:

– Ну, как ты, Иван Юрьевич?

– А ныне и ничего, – мотнул головой тот. – Заходи. Ну, холопы твои все знают, разберутся.

– Погоди… – Василий Ярославович жестом подозвал к себе Зверева. – Смотри, кого я привез.

– Кого?

– Сын это мой, Андрей. Ныне уже новик, в поход со мной сходил.

– Андрюша… – Боярин сбежал по ступенькам, обнял Зверева и слюняво расцеловал: – Ты меня помнишь, дитятко? Помнишь Ваню Кошкина?

– Да ему пять лет было, Иван Юрьевич.

– Да? Не помнишь? Ну, так идем, вспоминать будем!

Вслед за взрослыми боярами Андрей поднялся на крыльцо, остановился. Вторуша и Никита расседлывали коней, относили вьюки в сарай. Это означало, что в Москве все они будут жить, скорее всего, именно здесь. Эта идея Звереву не очень понравилась – но что он мог поделать?

– Андрюша, где ты там потерялся?

Новик вздохнул, вошел в двери.

Трапезная здешняя была вдвое больше лисьинской – даже столб в центре пришлось поставить, чтобы перекрытия потолок удержали. Стены оштукатурены, расписаны цветами и неведомыми зверьми. Стол к приходу новых гостей был изрядно разорен: на скатерти стояли полупустые блюда, миски, подносы, валялись опрокинутые крынки и медные кувшины. Из лавок, стоявших вдоль столов, тоже – будто с какой-то целью – была опрокинута каждая вторая. На прочих лавках расположились два десятка гостей в атласных и ситцевых рубахах, а некоторые даже и в шелковых; сапоги играли изумрудными, багряными и сапфировыми оттенками. Что касается ферязей и кафтанов – они валялись на коврах, у стен, и лишь некоторые были сложены на скамьях под окнами.

– Это мой друг был, Иван Кошкин, – тихо пояснил Василий Ярославович, после чего громко объявил: – Смотрите, кого я с собой привел, други! Это сын мой, новик, Андрей Васильевич.

Пирующие вяло загомонили:

– Братчину, братчину! За молодого Лисьина! В круг его, в круг!

– Это мой друг боярин Петр Катанин… – указал на скуластого, с губами бантиком мужчину Василий Ярославович. – Это мой друг Глеб Пашохин. Это мой друг боярин Анатолий Коза… Ну, запомнишь.

– Братчина!!!

Двое холопов внесли в трапезную и поставили на стол чашу примерно двухведерного объема, до краев полную слегка мутноватого желтого пива с тонкой пенкой на поверхности.

– Друзья! – взмахнул рукой боярин Кошкин. – Ныне день у нас великий! Ныне в круг наш мы нового боярина принимаем. Осушим общую чашу, чтобы всегда мы единой семьей держались, чтобы в беде не бросали товарища своего, чтобы помнили и любили всех! За нового друга нашего, за боярина Андрея Лисьина, сына Лисьина и внука Лисьина! Ну, боярин, пей!

Ради торжественного события осоловевшие от выпитого мужи поднялись, подтянулись к чаше и радостно взвыли сиплыми голосами:

– Пей до дна, пей до дна!

– Пей, – подтвердил Василий Ярославович.

Андрей вздохнул, приложился к краю. Поднять этакого кубка он не мог, а потому просто наклонил чуть на себя, всасывая сладковатый хмельной напиток мелкими глотками. Пил, пил, пил – пока не понял, что наступил неодолимый предел.

– А-а-а! – радостными криками встретили его передышку сотоварищи по пьянке.

К чаше подступил Лисьин-старший, тоже припал к пиву. Следом стали отхлебывать все остальные. Несколько минут – и братчина опустела. Народ, зело пьяный и до этого торжественного подвига, окончательно ослаб.

Новик понял, что здесь отдельных приглашений не будет, прошел вдоль стола, быстро обглодал пару крохотных рябчиков, отрезал кусок лебединой грудки. Заморив червячка, вытянулся на скамье у окна, положив голову на чей-то кафтан. В ногах тотчас появилась блаженная слабость. Но не успел он закрыть глаза, как его взяли под руки и за ноги, попытались поднять.

– Эй, вы чего? – взбрыкнул Андрей.

– Прости, боярин. – Его немедленно отпустили. – Мы хотели тебя в светелку твою… Проводить.

Дворня боярина Кошкина была одета одинаково – полотняные рубахи с синим воротом и синим шитьем понизу. Уважает хозяин порядок.

– Ладно, ведите, – разрешил новик.

По угловой лестнице они поднялись на второй этаж, холоп отворил дверь в комнату шириной в два воробьиных шага и крохотным окошком где-то далеко-далеко наверху. Зато здесь была перина – и больше для счастья Звереву ничего не требовалось.

* * *

Не успев ввечеру хорошо попраздновать, утром старший и младший Лисьины оказались единственными, кто смог встать.

– Что это было? – поинтересовался Андрей, когда боярин позвал его из светелки с собой. – У кого-то именины?

– Это наша братчина, – ответил Василий Ярославович. – По издавна заведенному обычаю, когда бояре доверяют друг другу, немало ни сомневаются, сбрасываются они зерном, варят все вместе пиво, потом все вместе пьют, пока не кончится. Так и называется – братчина. У одних одна братчина, у других другая. А с иными пива не сваришь, их никто к себе не зовет, не привечает. Это на праздник пригласить могут из вежливости али интереса корыстного. А братчина – только для друзей. Каженный год на протальник, как за боевыми деньгами в казну приезжаем, братчину и варим все вместе. У нас в сумках как раз зерно для того взято. Токмо Иван уж сварил, так я ему просто долю свою отдам. Но в казну тоже заехать надобно. Сейчас, седлать велю.

– А может, пешими сходим, батюшка? – взмолился Андрей. – Я уж забыл, как это делается.

– Рази ты не видел, что на улицах творится, грязь какая? Куда там сапогами ее месить. Верхом до съезжей избы прокатимся.

Кремль Андрей тоже узнал. Стены были почти такие же, как в будущем. Вот только высокие остроконечные шатры над башнями пропали, отчего те казались какими-то пришибленными, а над стеной, наоборот, шла сплошная тесовая крыша. Там, где в мире Зверева стоял мавзолей и гостевые трибуны – здесь темнел закопченным снегом ров. Где была Красная площадь – ныне кружились карусели и взлетали качели. Только Спасская башня стояла на прежнем месте[21]. И даже часовой имелся – но в бахтерце и с коротким начищенным копьем.