Он осознал, насколько они были слепы и наивны. Как они могли поверить, что сумеют справиться с примархом? Они победили его только потому, что Фулгрим сам так захотел, потому что захотел, чтобы они прошли через это. Фениксиец видел сомнения своих воинов, и он сам подвел их к этому поступку, сам привел в это место, чтобы открыть свою истинную сущность.
Фулгрим повернулся к нему и улыбнулся. В одно мгновение Люций понял все, что было сказано и сделано Фулгримом после Исстваана. В глазах Фулгрима он прочитал одобрение и тогда опустился на колени.
— Умоляешь, Люций? — спросил Фулгрим. — Я ожидал от тебя большего.
— Не умоляю, мой лорд, — ответил Люций, не поднимая склоненной головы. — Я воздаю хвалу.
Юлий Каэсорон, пошатываясь, поднялся на ноги, вокруг его силового кулака, пробужденного к жизни, заплясали багровые молнии. Марий Вайросеан вскинул дуло акустической пушки и уже приоткрыл рот, готовясь к залпу, грозящему истребить всех, кто присутствует в зале.
— Теперь ты знаешь? — спросил Фулгрим.
— Знаю, — подтвердил Люций. — Я должен был с самого начала понимать, что вы никогда не подчинитесь чужой воле. Если я не могу этого допустить, как я могу ожидать такого от вас?
— Мечник, о чем ты толкуешь? — потребовал объяснений Каэсорон. — Ты переметнулся на сторону демона?
Люций покачал головой, усмехаясь слепоте Каэсорона, не узнающего очевидную теперь истину.
— Нет, — ответил он. — Я не предатель. Я ошибался.
— В чем ошибался? — Каэсорон уже поднял для удара кулак.
— Во мне, — ответил вместо него Фулгрим.
— Это лорд Фулгрим, — сказал Люций. — Наш лорд Фулгрим.
14
Фулгрим шагал по сцене «Ла Фениче» с видом актера, исполняющего последний монолог перед падением занавеса. Натренированным взглядом за ним следил Люций, отмечая его текучую грацию безупречных движений и удивляясь, как мог так долго не замечать истину. Вид Фениксийца, как и прежде облаченного в пурпурно-красные боевые доспехи, снова зажигал огонь в крови. Божественный воин безупречного сложения и света.
Никаких следов перенесенных в апотекарионе пыток и оскорблений на нем уже не было заметно, и Люций не переставал удивляться невероятной силе организма примарха, позволившей ему превозмочь все эти ужасы и так быстро от них избавиться. Воистину, Фулгрим — это бог, достойный поклонения.
Плечом к плечу с Люцием стоял первый капитан Каэсорон, а Марий Вайросеан держался в стороне; сознание их общей вины еще давило на его разум и отдаляло от остальных участников пыток. Эту вину чувствовал только он один, Люций же не испытывал никаких сожалений по поводу их действий. Они хотели спасти примарха и — если он говорил правду — утолили мучительный зуд и получили новые знания. Они и не должны были стыдиться, если вспомнить обо всех чудесах, увиденных после сражения на Исстваане III.
К ним присоединились Калим и Абранкс. Они с изумлением выслушали рассказ обо всем случившемся в апотекарионе, об откровении, к которому только они одни во всей Вселенной были причастны. Крисандр еще с трудом держался на ногах, и Руэн не отходил от раненого капитана, хотя его собственное плечо еще было скрыто под повязкой из плоти, обеспечивающей восстановление аугментических костей.
Фулгрим остановился под тусклым портретом, украшающим стену напротив Гнезда Феникса, и Люций заметил, как уголки его губ чуть-чуть приподнялись в непостижимой улыбке, таившей в себе безграничное знание.
— Вы были правы, подозревая, что я стал кем-то другим, — произнес Фулгрим, наконец удостоив их взглядом. — Убийство Горгона оборвало последнюю связь с моей предыдущей жизнью, с прошлым, которое больше ничего для меня не значит. А подобные события не могут пройти бесследно.
Фулгрим присел на сцене, словно вспоминая момент смерти Ферруса Мануса. Его взгляд устремился вдаль, кулаки сжались, и в его глазах Люций увидел отблески кровавого марша на Исстваане V.
— Я был уязвим. — Фулгрим поднялся на ноги и принялся вновь ходить по сцене. — Слуга Князя Тьмы ради собственного развлечения овладел моей плотью. Это было древнее существо, жалкое и капризное, и оно с удовольствием наслаждалось украденной добычей, а я какое-то время позволял ему жить в своем теле, пока не узнал достаточно и о нем, и о его силах. Я думаю, он рассчитывал на мою слабость после гибели брата…
Фулгрим усмехнулся, глядя на руки, словно на них все еще алела кровь примарха Железных Рук.
— Ему не стоило на это рассчитывать. В конце концов, он сам направил меня на путь потворства моим желаниям, к жизни, свободной от всех запретов и чувства вины. Какое значение имело для меня еще одно предательство? Манус был уже исчезающим воспоминанием, призраком, таявшим с каждым проходящим мгновением, и все, что я от него узнал, сделало меня еще сильнее. Со временем стало совсем нетрудно вернуть себе свое тело и заключить его в тюрьме, созданной им для меня.
Люций отвел взгляд от величественного примарха и поднял голову к портрету. Его черты оставались такими же безжизненными, краски не стали ярче, но, зная истину, Люций смог рассмотреть вечную муку древнего бессмертного существа, навеки заключенного в бесконечной неподвижности. Для наделенного безграничными возможностями создания не могло быть большей муки, чем этот плен, и его восхищение могуществом примарха озарилось новым сиянием.
— Теперь, сыны мои, вам известна истина, — сказал Фулгрим, спрыгнул со сцены и направился к капитанам. Разведя в стороны руки, он, проходя между ними, коснулся каждого из воинов. — Нелегко служить повелителю, который требует от нас так много, и так много дает взамен. В своих стремлениях мы должны идти дальше всех остальных, должны испытать все, даже если что-то вызывает отвращение. Никакая жертва, никакое падение и никакое блаженство не превысят наших возможностей. Я еще многое должен показать вам, дети мои. Непостижимые тайны и силы, истины, сокрытые с самого начала времен, и путь к божественности, на котором я буду сиять ярче тысячи звезд!
Воины громкими возгласами откликнулись на эти слова, и Фулгрим развернулся, услышав их голоса. Он купался в их восхищении, и их безграничная преданность заставляла его сиять подобно звезде, дарующей им жизнь. Наконец он опустил руки и окинул их взглядом, великодушным и отеческим, строгим и решительным.
— Прежде чем удостоить своим присутствием Хоруса Луперкаля на топкой почве Терры, мне предстоит еще много дел, — сообщил Фениксиец. — И в первую очередь необходимо встретиться с моим братом-олимпийцем, чтобы направить его строителей и смотрителей крепостей на достижение моей цели.
— Какой цели? — спросил Юлий Каэсорон, рискуя навлечь на себя гнев примарха.
Фулгрим провел рукой по своим девственно-белым волосам и улыбнулся, хотя Люций сознавал, что это последнее проявление снисходительности. Дальнейших вопросов примарх не потерпит. Тем более сейчас, в момент его триумфа.
— Нам предстоит построить город, — сказал он. — Великолепный город из зеркал; город миражей, одновременно прочный и зыбкий, из воздуха и камня.
От одной мысли о таком городе у Люция сильнее забилось сердце. Каждое здание такого города, каждая башня и каждый дворец будут тысячекратно повторять его отражение. Он, наконец, понял, ради чего была предпринята атака на Призматику, ради чего редчайшие кристаллы были собраны до мельчайшего осколка.
— Зеркальный город, — прошептал он. — Это будет прекрасно.
Фулгрим шагнул вперед и ласково обхватил ладонями лицо мечника.
— Это будет более чем прекрасно, — сказал Фулгрим и наклонился, чтобы запечатлеть поцелуи на покрытых шрамами щеках Люция. — В миллионах его отражений я встречу взгляд Ангела Экстерминатус, и его ужасная красота заставит рыдать всю Вселенную!
Ник Кайм
Прочность железа
— Какое имеет значение, почему он пал? Когда смерть — это все, что имеет значение.
Ответ провидца Латсариала изучающему Путь.
Действующие лица
ДЕСЯТЫЙ ЛЕГИОН, ЖЕЛЕЗНЫЕ РУКИ
Феррус Манус, примарх
Габриэль Сантар, адъютант и первый капитан
Ваакал Десаан, капитан Девятой клановой роты морлоков
Эразм Рууман, железнорожденный, Тринадцатая клановая рота морлоков
Шадрак Медузон, капитан Десятой клановой роты
Бион Хенрикос, седьмой сержант Десятой клановой роты
КСЕНОСЫ
Латсариал, эльдарский провидец
Прорицатель, эльдарский провидец
Выкованный из железа
Не предполагалось, что она будет такой. По его мнению, война не должна заканчиваться так. Он представлял ее иначе.
Славной, доказывающей… мстительной.