– О, Данте, ни одна женщина в здравом уме не поверила бы в эту историю.
– Но ты поверила. Ты не поспешила бы вслед за мной, если бы не поверила.
– Я… я понимаю, меня можно принять за безумную.
Данте проклинал лунный свет, стиравший все краски, когда Глориана подняла глаза, он увидел в них лишь серость и угольную черноту – холодные цвета глаз Елизаветы – вместо изумрудного пламени Глорианы. Но в глазах Глорианы присутствовало молчаливое признание, согревавшее его все больше: я верю тебе, Данте Тревани.
Она машинально поглаживала рукой браслет, украшавший ее запястье.
– Этот браслет, который, как ты сказал, принадлежал Елизавете… Ну что ж, теперь у меня целая коллекция необычных вещей, появившихся ниоткуда. И они каким-то образом всегда оказываются рядом с зеркалом.
– Как и я.
В ее грустной улыбке не было ни искорки счастья.
– Да, как и ты. Кроме того, пропало несколько моих вещей, лежавших рядом с этим зеркалом. Они просто исчезли.
Как намеревался исчезнуть и он сам.
– Как и я, – повторил он.
– Ты не мой, Данте, и твое исчезновение я не смогу считать своей потерей. – Она отвела взгляд в сторону, и по ее телу пробежала едва заметная дрожь. – Как бы то ни было, я так и не могу себе представить, откуда берутся и куда исчезают эти вещи. Злополучное зеркало однажды привело меня в ужас каким-то совершенно… потусторонним видом. И я готова поверить в невозможное – что все эти вещи прошли через него. Если это так, возможно, ты появился здесь таким же путем. Эта мысль пришла мне в голову, когда я подумала о таинственном появлении и исчезновении этих вещей.
Данте осторожно наклонил голову, продолжая слушать Глориану.
– У тебя ведь не было зеркала, когда ты здесь появился?
– Нет, не было. Это зеркало – собственность Ди.
– Ты появился более или менее случайно, независимо от того, где могло быть зеркало.
Данте сомневался, чтобы было случайным его появление в том месте, которое когда-то называлось Новой Испанией. Ему всегда страстно хотелось оставить там память о себе. Ди поклялся, что Данте должен был получить все, чего он когда-либо желал: королеву, королевство, место, где он никому бы не мешал. Здесь он встретил Глориану, которая нуждалась в нем, чтобы вступить во владение этим маленьким королевством, которое ей принадлежало.
– Я уверен в том, что Ди знал, где я окажусь, отправляя меня в будущее с помощью этого зеркала. И браслет на твоей руке подтверждает существование связи между двумя эпохами.
Глориана кивнула:
– Все, что нужно, – это представить себе, как с помощью зеркала отправить тебя обратно.
– Я знаю, как это делается. Ди поставил зеркало под таким углом к солнцу, что луч солнца отразился прямо «а моей голове, а потом – пффт! – и я оказался здесь.
– Это только полдела. Именно так и я использую это зеркало в цирке – правда, оно при этом не поджигает предметы и они не исчезают.
Данте вспоминал, что у него было такое ощущение, словно весь жар солнца обрушился на его кожу, когда Ди направил на него луч, отраженный от зеркала.
– Наверное, чтобы сберечь зеркало, ты убирала его, когда оно завершало свою работу.
У Глорианы вырвался негромкий возглас:
– Это объясняет, почему все, что я находила, было совершенно черным и края вещей всегда бывали как будто в саже. Я думала, что это был просто бесполезный, никому не нужный мусор.
«Вроде меня», – подумал Данте. Глориана оживилась:
– Все это говорит о том, что тебе не нужно брать с собой зеркало. Я направлю его на тебя и буду держать, пока ты не исчезнешь, отправившись уж не знаю в какой там год, а зеркало останется при мне.
До этой самой минуты Данте не позволял себе думать об осуществлении на деле своего возвращения. И теперь до него дошло, что как только это произойдет, у него не останется ни малейшей надежды когда-нибудь снова увидеть улыбку Глорианы… Если она улыбнется ему перед дальней дорогой, он навсегда запечатлеет эту улыбку в своей памяти.
– Ты хочешь помочь мне, Глориана? Именно ты хочешь отправить меня отсюда?
– Данте, ты знаешь, как важно для меня это зеркало. Я не могла бы доверить никому работу с ним на солнце. Бабушка всегда предостерегала нас, говорила, что зеркало очень старое и хрупкое и что слишком долгое воздействие на него солнца может разнести его вдребезги.
– Ди говорил мне то же самое.
Данте показалось весьма странным, что они стояли бок о бок в лунном свете, разговаривая о том, как следует правильно обращаться с зеркалом, переносящим из одной эпохи в другую, как будто это было совершенно. обычным делом. И что казалось более всего странным, так это его внезапное желание поспешить обратно на стоянку и упасть на колени перед Мод, умоляя ее осуществить свою угрозу и разбить проклятое зеркало о его голову.
Теперь, когда Глориана поверила ему и была готова помочь, оставалось, может быть, всего несколько дней до того, как он сможет вернуться в свою эпоху. Было рукой подать до исполнения его заветного желания.
Но те же несколько дней оставались и до того момента, когда Глориана решительно направит на его голову солнечный луч и это разлучит их навсегда. По-видимому, она была озабочена лишь тем, чтобы зеркало выдержало это испытание.
– Какой рукой ты это сделаешь, Глориана?
Она недоуменно посмотрела на Данте. Он взял ее тонкую руку в свою и поднес к губам:
– Этой? Этой рукой ты повернешь зеркало и отошлешь меня в далекое прошлое?
Глориана почувствовала дрожь в коленях и поняла, что ее нарочитая деловитость непоправимо рушилась.
– Почему бы и нет? Ты будешь стоять рядом и дашь мне это сделать.
– Да. – Это подтверждение прозвучало как последний вздох умирающего.
– Как… как ты мог? – сдавленным голосом прошептала она. Разрывающая сердце боль исказила ее черты. – Как ты мог?..
Она была почти готова снова ударить его ногой, была готова на что угодно, только бы избавиться от этой внутренней боли, сильнее которой не было ничего на свете. Минутой раньше он был охвачен обидой за то, что ей никак не передавалось его собственное волнение, теперь же сожалел о каждом слове, произнесенном им за последний час, потому что только он был причиной ее страданий.
Данте привлек ее к себе. Она хотела воспротивиться, но силы покинули ее, и Глориана сдалась. А потом с глухим рыданием прижалась к его груди. Он осторожно поддерживал ее, не решаясь обнять крепче, хотя ему отчаянно хотелось. Данте боялся сам себя, боялся не совладать со своей страстью; он знал, что если это произойдет, он уже никогда не выпустит ее из своих объятий.
– Я никогда не причиню тебе вреда, Глориана.