этих устройств»[282]. Так или иначе, радар изменил военное дело, сделав незримое видимым. Спустя десятилетия Луи Браун признает, что «появление радара, совершенно нового способа видения, в ходе Второй мировой войны изменило сами основы военного искусства более глубоко, чем любое другое изобретение в сфере технического оснащения боевых действий».
В сфере космических исследований появление радара тоже сыграло важную роль: с его помощью принципиально возможно отслеживать потенциально опасные для самого существования человеческого рода астероиды. В конечном счете это крайняя степень выражения оборонительных функций этого устройства – здесь оно оказывается средством не столько ведения войны, сколько просто выживания.
___________________
Как только были сняты вызванные войной информационные ограничения, множество журналистов, политиков, военных и простых граждан принялись превозносить военное значение применения радиоволн. Ученые и инженеры, причастные к этим разработкам, прославились. Многие ученые начали или продолжили радарные исследования в ионосфере, а стратеги стали думать о разработке способов противодействия радарам в контексте новых дистанционных способов ведения войны. Таким образом, была подготовлена почва для еще более масштабного и сложно организованного сотрудничества между деятелями науки, военными специалистами и искателями прибыли.
Во время войны и сразу после нее между учеными и военными уже существовали тесные и разветвленные взаимосвязи, основанные на взаимовыгодном обмене[283]. Сначала ученые снабдили вооруженные силы основными методами работы с радарами. Военные, в свою очередь, сотрудничали с крупными корпорациями и университетами, финансируя крупномасштабные научно-технические программы с целью адаптировать эти методы для использования в военной технике. После войны астрономы добились дальнейшего прогресса радарных технологий, в то время как частные предприятия привлекли многочисленных ученых, чьи способности больше не были востребованы военными. Прежние противники становились союзниками, но и наоборот. Опустился «железный занавес», множились проекты холодной войны. Послевоенные исследования в радиодиапазоне быстро активизировались, так как астрономы оборудовали свои обсерватории больше не нужными военным радарами, которые часто можно было купить по бросовым ценам или просто спасти от демонтажа и сбрасывания в шахту. Именно так, например, был приобретен инструментарий обсерватории Джодрелл-Бэнк.
В начале 1946 года радиоастрономы отделения Войск связи армии США в Нью-Джерси осуществили успешное отражение радиоволн от поверхности Луны. Менее чем через месяц то же самое сделали венгерские физики. Британские исследователи обнаружили корреляцию между визуальными наблюдениями метеоров, пролетающих сквозь атмосферу Земли, и радиоэхо, которое в это время регистрировали их приемники. Тщательный анализ направлений и скоростей этих метеоров позволил исследователям из Британии и Канады установить, что эти объекты принадлежат нашей Солнечной системе, а не залетели в нее извне. Несколько национальных исследовательских групп получили радиоэхо от Венеры[284]. Исследователи из воевавших друг с другом стран восстановили обычную практику научного сотрудничества. Замечательным примером этого (хотя и относящимся к более позднему времени) являются Бернард Ловелл, директор обсерватории Джодрелл-Бэнк, и тот самый немецкий радиоастроном, который в мае 1943 года исследовал и описал радарное оборудование для слепой бомбардировки, найденное на борту двух сбитых британских бомбардировщиков[285].
Ионосферные исследования привели к прогрессу в создании безопасной двусторонней связи на больших расстояниях: цель, о достижении которой давно мечтали военные. В Соединенных Штатах максимальную активность в этом направлении проявили и самые серьезные средства выделили Центральная лаборатория распространения радиоволн Национального бюро стандартов (теперь оно переименовано в NIST, Национальный институт стандартов и технологии) и такие военные организации, как Научно-исследовательский центр ВВС в Кембридже, войска связи армии США и Управление научно-исследовательских работ ВМС. К ним присоединились большие и малые корпорации: ITT (Международный телефон и телеграф), RCA (Радиокорпорация Америки), Радиокомпания Коллинза в Сидар-Рапидс, Айова. В этой благоприятной атмосфере астрономы из Стэнфордского университета, Научно-исследовательской лаборатории ВМС, обсерватории Джодрелл-Бэнк и других институтов исследовали возможности радиосвязи между Землей и Луной, в частности идею приема сигналов, отраженных от лунной поверхности. К 1951 году несколько групп исследователей решили задачу беспроводной передачи голоса на большие расстояния с отражением от Луны, которую они использовали как пассивное реле – естественный и бесплатный спутник связи в «доспутниковую» эру.
___________________
А тем временем генералы, футурологи, политические лидеры и ученые, в том числе работающие в университетах над военными заказами, повсеместно – от Артура Кларка до Иосифа Сталина и до проекта RAND – неотступно думали над созданием ракет.
Давным-давно известно, что это устройство, способное вылететь за пределы ионосферы, могло бы одинаково хорошо послужить средством как выхода в космос, так и производства разрушений на земной поверхности. Уже осенью 1931 года, спустя пять лет после того, как Роберт Годдард продемонстрировал свою первую ракету на жидком топливе, а Дэвид Лэссер, первый президент Американского межпланетного общества, когда-то выгнанный из средней школы, но ставший выпускником инженерного факультета MIT[286], смог уверенно объявить аудитории, собравшейся в Музее естественной истории в Нью-Йорке: «По моему мнению, использование ракет принесет в будущие войны ужас, неведомый предшествующим конфликтам, и сделает возможным уничтожение целых народов холодным, бесстрастным и научно обоснованным методом».
Закамуфлированные, почти не отслеживаемые в полете, подкрадывающиеся к цели бесшумно благодаря своей сверхзвуковой скорости, немецкие ракеты V-2 оказались непревзойденным примером того, насколько страшной может быть техника. Поэтому еще до начала Второй мировой войны и Соединенные Штаты, и Советский Союз из кожи вон лезли, чтобы завербовать кого-нибудь из разработчиков V-2 или завладеть деталями ракеты[287]. Обе страны поставили себе цель сделать более смертоносную версию V-2: высокоскоростную ракету большой дальности, и не с обычной взрывчаткой, а с ядерной боеголовкой. Но обе стороны понимали, что V-2 можно направить не на вражескую территорию, а в космос. Сам Вернер фон Браун, «отец» ракеты V-2, в 1944-м, после того как первая V-2 обрушилась на Лондон, отпустил свою знаменитую шутку: «Ракета сработала отлично, если не считать того, что приземлилась не на ту планету»[288].
Повторяя то, чего во время войны пыталась достичь Германия, Соединенные Штаты добивались от астрофизиков и специалистов по физике ионосферы разработки научных инструментов, которые ракеты могли бы нести. Первая серия из двадцати пяти собранных в США ракет V-2 должна была пройти испытания в 1946 году на полигоне Уайт-Сэндс в Нью-Мексико[289]. В экспертную комиссию, на которую возложили эту задачу, входили представители Научно-исследовательской лаборатории ВМФ, Службы связи сухопутных войск, Лаборатории прикладной физики, Национального консультативного комитета по авиации (NACA, предшественник NASA), корпорации General Electric, Принстона, Гарварда и Мичиганского университета. Среди предложенных в качестве полезной нагрузки инструментов были спектрографы, экранированный счетчик Гейгера, новый тип фотографической эмульсии, температурные датчики, телеметрические системы и микроволновой радиопередатчик, который мог передавать сигналы сквозь реактивную струю ракеты. Вначале на первых совещаниях комитета экспертов военные наблюдатели стремились объяснить ученым, какие именно данные им хотелось бы получить, но вскоре