гордое звание – «заднеракушечника». В доказательство развеселившийся боцман дал ему пяткой под зад хорошего пинка и заверил, что почувствовал у Ломана на пятой точке ракушки опытного моряка. А в воде уже барахтались, ожидая своей очереди, и остальные. Плавал среди них и Клим. И несмотря ни на что, был уверен, что этот день он запомнит на всю жизнь.
– Эй, русский! – выкрикнул, разглядев его средь плывущей толпы, командир. – Что бы ты там ни думал, но у нас в экипаже не такие уж отъявленные засранцы! Видал я и похуже. Ты мог бы давно кормить рыб, но вместо этого скачешь не хуже чертей. Лодка – наш дом! И если ты вложил в стену дома кирпич, то никого не слушай и смело становись к Нептуну за заслуженным пинком.
Ещё не закончив говорить, Зимон почувствовал, как за спиной заволновался сигнальщик. Тот не решался прервать праздник и нервно пританцовывал, стараясь незаметно привлечь внимание командира.
– Что? – обернулся Зимон.
Сигнальщик молча протянул бинокль и ребром ладони указал строго по курсу. Цейссовская оптика приблизила горизонт, а вместе с ним крохотную точку, соринку в море. Зимон долго её разглядывал, регулируя резкость, затем ободряюще похлопал сигнальщика по плечу – в этой обстановке весёлого бардака он не забыл о своих обязанностях. Там, вдали, поднимался дым. Пока ещё невидимый корабль приближался, выбрасывая в небо гигантский чёрный столб. Зимон с тоской взглянул на весело барахтающуюся в воде толпу, и призывно похлопал в ладоши.
– Всё, доходяги, конец! Все на борт! Нептун послал нам навстречу ещё каких-то чертей!
– Транспорт? – неуверенно произнёс Мацуда, взяв у сигнальщика бинокль. – Если так, то довольно крупный.
К их удивлению, густо дымивший, похожий на утюг корабль оказался боевым крейсером. Он пёр точно на лодку, и Зимону пришлось срочно уйти под воду и сделать резкий манёвр, чтобы убраться с его пути. Разглядывая в перископ остро очерченные углы и тяжёлые бронеплиты вдоль бортов, он пришёл к выводу, что корабль довольно старой постройки. Скорее всего, он был заложен в конце прошлого столетия или на рубеже веков. Крейсер шёл без подобающего сопровождения, не утруждаясь противолодочным манёвром, и с горящими ходовыми огнями. Его командир считал себя в полной безопасности. Когда до корабля осталась пара миль, Зимон разглядел зелёный бразильский флаг.
– Зарядить первый и третий аппараты!
– Вы хотите атаковать? – удивился Хартманн.
– Нет. Но когда рядом со мной резвится такой кашалот, я хотел бы держаться от него подальше, а ещё лучше – иметь наготове гарпун. Так мне спокойнее.
– С сорок второго года Бразилия с Германией в состоянии войны, – напомнил Мацуда.
– Войны, которая уже окончилась. Тадао, а вам-то какое дело? – оторвался от перископа Зимон. – Японии она войну не объявляла. У меня другие планы. Атаковать сейчас бразильский крейсер было бы непростительной глупостью. Знакомство с Аргентиной я не хотел бы начинать, вредя её соседям. Соседям, с которыми у неё, насколько мне известно, хорошие отношения. Инженер, не думаю, что там смогут заметить след перископа, но на всякий случай держите такой ход, чтобы этот след был как можно меньше. Штурман, а какое сегодня число?
– Четвёртое июля, герр командир!
– Надо же! Ещё немного, и мы побьём рекорд продолжительности командира Люта. Так-так, любопытно… Тадао, взгляни, что они делают?
Зимон посторонился, уступая японцу место у окуляров. И, в отличие, от него, Мацуда в происходящем на крейсере разобрался довольно быстро.
– Запускают змея.
– И я так подумал, но зачем?
– На японских кораблях тоже так делают. Для тренировки зенитных расчётов.
– Зенитчики будут стрелять по змею? На немецких кораблях используют летающие мишени.
Теперь крейсер проходил на траверзе, и до него оставалось не более пятисот метров. Хорошо был виден белый борт с двумя рядами иллюминаторов, три дымившие трубы, гора противолодочных мин на корме и палуба, до отказа забитая народом. Поглядеть на то, как зенитчики будут палить по извивающемуся за кормой в воздушных потоках змею, вышел даже кок в белом колпаке. Четырёхствольный зенитный «Эрликон» находился на самой высокой площадке, позади кормовой трубы крейсера. Его стволы сделали полный оборот, затем появился дым, и в небо полетели светящиеся искры. Воздух вокруг змея вспыхнул дымящимися трассерами, но тот и не думал падать. Даже наоборот, двое матросов продолжали раскручивать барабан с нитью, давая змею свободу, и он уверенно набирал высоту. Держа корабль строго перед собой, Зимон заметил, что лодка сильно приблизилась к крейсеру. То ли бразильцы изменили курс, то ли он немного ошибся, однако близкий гул двигателей несущегося на полной скорости корабля был слышен даже через корпус лодки.
– Задний ход, – произнёс он, не отрываясь от перископа.
Постепенно U-396 смещалась за корму крейсера. Казалось, ещё немного, и всё так и закончится, а дальше можно мысленно пожелать друг другу доброго пути и расстаться, – но тут произошло то, чего командир меньше всего ожидал. «Эрликон» неожиданно резко развернулся, и чёткое изображение корабля вдруг поплыло в закипевшей перед перископом воде. Снаряды размером с перезрелый банан падали вокруг глаза призмы, образовав шторм и заливая стекло. Зимон невольно отшатнулся от окуляров. Сомнений нет – их обнаружили, и теперь атакуют, даже не разобравшись, свои перед ними или чужие.
– К бою! – крикнул он, снова уткнувшись в перископ. – Первый, третий, пли!
С такого расстояния промахнуться казалось невозможно, даже не вводя данные в торпеды. Две идеально прямые линии понеслись к крейсеру, и увернуться он не смог бы, будь у него даже изворотливость эсминца. Первая угодила под центральный мостик, взметнув в небо выше мачт водяной столб, вторая – под корму. А дальше корма внезапно озарилась бурым пламенем и в одно мгновение разлетелась в клочья. Высоко в воздух взлетели тела людей, обломки палубы, горящие куски обшивки, дымящимся кувыркающимся столбом прочертила небо труба, показался и тут же исчез бронзовый винт. Потрясённый Зимон глядел на происходящее и не верил собственным глазам. В одну секунду у крейсера исчезла корма, обнажив внутреннюю утробу корабля с поперечными рядами палуб. Да будь у него даже японская «убийца линкоров», торпеда с боевой частью, имеющая восемьсот килограмм взрывчатки, о которой рассказывал Мацуда, – даже тогда он не смог бы добиться подобного эффекта. Ответ был один, и он был очевиден – сдетонировали уложенные вертикальными рядами глубинные бомбы. И, судя по силе взрыва, на корме их было немало. Не прошло и минуты, как корабль, встав вертикально носом вверх, ушёл под воду, оставив на плаву лишь небольшие, всё ещё дымящиеся фрагменты. Уткнувшись лбом в перископ, Зимон искоса взглянул на обращённые к нему растерянные