зависть к более богатым; наконец, поскольку богатство неразрывно связано с властью, то страсть властолюбия пускает глубокие корни в душе богатых754. Такой огромный шлейф страстей и греховных помыслов становится многопудовыми гирями, прикованными к ногам богача, вставшего на путь спасения. И подобного человека можно только пожалеть, что и сделал Господь…
Пример Евлогии в этом отношении показателен. Горе раннего вдовства, резкое ощущение бренности всего земного и обаяние благодатной личности Филадельфийского святителя изменили всю ее жизнь, заставив избрать тесный и узкий путь подвижничества. Искренне и с энтузиазмом несостоявшаяся царица державы ромеев начала шествовать по нему. Однако сильнейшая инерция прошлой жизни, с которой она не сумела до конца расстаться, постепенно гасила этот энтузиазм: потратив значительные суммы на постройку и устроение монастыря, Евлогия все еще оставалась богатой; родственные и социальные связи еще тесно опутывали ее; богатая душевная жизнь, служащая часто почвой для произрастания семян духовной жизни, понемногу стала все более и более преизобиловать потоками чрезмерной эмоциональности, заглушая теперь эти семена; властная натура, подпитываемая неразумной лестью, завистью и интригами окружающих, все чаще рвала узду смирения. Наконец, Евлогия была одной из самых умнейших женщин своей эпохи. А интеллектуальное богатство является, наверное, одной из самых опасных форм богатства, ибо оно более всего способствует возрастанию в нас «архигреха» — гордыни, в которой «выступает особенно заметно и неприкосновенно чисто религиозное противление воли Богу; на первой же, начальной степени она касается собственно ближайшим образом только людей»755. Эти факторы, на наш взгляд, и определили печальную эволюцию царственной игуменьи. Как сложились ее последние годы жизни и как решена ее посмертная участь — это ведает один только Бог, но церковной анафеме она, вместе с Варлаамом, Акиндином и прочими врагами Православия, подпадает. И ее пример еще раз убедительно показывает, сколь трудно, сколь мучительно трудно богатому войти в Царство Небесное, доступ в которое невозможен без соблюдения догматической акривии и духовных законов благочестия.
Комментарии
1 На русском языке см. старую работу, порой полезную в ряде отношений: Арсений (Иващенко), архимандрит. Очерк жизни Феолипта, митрополита Филадельфийского // Странник. 1872. Т. 3. С. 73–89. См. также современную серьезную монографию: Александр Пржегорлинский, свящ. Византийская Церковь на рубеже XIII–XIV вв. Деятельность и наследие св. Феолипта, митрополита Филадельфийского. СПб., 2011. Из достаточно многочисленных западных работ см. особенно предисловие Р. Синкевича к изданию: Theoleptos of Philadelphia. The Monastic Discourses. A Critical Edition / Translation and Study by R. Sinkewicz. Toronto, 1992. P. 1–78. См. также: Hero A. C. Theoleptos of Philadelphia (ca. 1250–1322): From Solitary to Activist //The Twilight of Byzantius. Aspects of Cultural and Religious History in the Late Byzantine Empire / Ed. by S. Curcic and D. Mouriki. Princeton, 1991. P. 27–38; RigoA. Nota sulla dottrina ascetic-spirituale di Teolepto Metropolita di Filadelfia // Revista di Studi Bizantini e Neoellenica. 1987. Vol. 24. P. 165–180. На греческом языке см.: Γ'ρηγοροπούλου I. Κ. Geo^fiTiTou OiAocSe^upciocq tod ОрхАоугрюг) (1250–1322). Bioq kou Tpya. Mepoc; A.' Kaxcpivri, 1996. X. 35-153.
2 Мы ссылаемся на издание (указывая обычно страницы в скобках): NIKHFOROU TOU COUMNOU EPITAFIOS EIS TON MAKARION KAI AGIWTATON MHTROPOLITHN FILADELFEIAS YEOLHTON // Anecdota Graeca / Ed. par J. Fr. Boissonade. Vol. V. Hildesheim, 1962. P. 183–239.
3 См.: Hero A. C. Theoleptos of Philadelphia. P. 28.
4 См.:Φόρων έαυτδν ΰποκλίνει αθλητών των είρημένων των αύτων καί ασκητών ένί. τω και τα πρώτα των άλλων φέροντι.
5 Васильев А. А. История Византийской империи. От начала Крестовых походов до падения Константинополя. СПб., 1998. С. 364.
6 Этот диалог точно передается в указанной работе: Арсений (Иващенко), архимандрит. Указ. соч. С. 74–75.
7 О безнадежных попытках первого Палеолога подавить мощное сопротивление своих православных подданных и о трагедии личности этого государя Ф. И. Успенский пишет: «Внешние опасности и внутренние раздоры, несочувствие и противодействие большинства народа и даже близких родных ожесточили Михаила Палеолога. Он дал волю подозрительности, от которой не был свободен и прежде. Начались допросы и пытки. Двое братьев Раулей из знатнейшего малоазиатского рода были ослеплены за веру отцов и осуждение унии. Пытали Иоанна, сына эпирского деспота; оставленный в качестве заложника при константинопольском дворе, он прославился в войнах с сельджуками и стал подозрительным Михаилу… Пытали и служилых людей, и книжных, и монахов, ослепляли и увечили. Напрасны были ходатайства царицы и патриарха. Неугодное мнение каралось немедленно и жестоко. Царь говорил друзьям, что он лишь защищается, что государство — не монастырь; ему же тяжело карать, особенно монахов, будучи их другом с юности» (Успенский Ф. И. История Византийской империи XI–XV вв. Восточный вопрос. М., 1997. С. 521–522).
8 “Τι γάρ ελεγεν δν ϊρετίσω γάμον νυν φεύγεις άποστρεφόμενος; καί τις ό διαβάλλων τούς εκτός τούτου μόνους σεσωσθαι, τούς δε την συζυγίαν ύποστάντας και τηρουντας άπόλλυσθαι”.
9 Так, видимо, следует понимать фразу: χρόνον κύκλον ολον ήν.
10 Добротолюбие. Т. V. Сергиев Посад, 1992. С. 162. Аналогичное замечание и в греческом «Добротолюбии».
11 «В то время блаженный отец наш Феолипт достиг 25-летнего возраста и, имея сан диакона, сиял уже ревностию своею о чистоте Православия, а потому лишился своего дома и, спасаясь от гонений, укрылся на Святую Афонскую Гору. Здесь он, приняв иноческий образ, подвизался в пределах Карей. Вскоре он так возвысился в добродетельной жизни и преуспел в иноческом любомудрии, что был наставником в этом божественному Григорию Паламе, как свидетельствует о том сам святый Григорий… Богомудрый Феолипт свою ревность по Бозе засвидетельствовал и исповедническим подвигом, ибо, разысканный латиномудрствующими еретиками, особенно вооружившимися тогда на Святую Гору, как на оплот Православия, святый Феолипт был представлен императору; безбоязненно обличил он свирепость Палеолога против святой Церкви, за что был страшно избит и заключен в тюрьму, где провел немалое время. Выпущенный впоследствии из темницы с позволением идти, куда хочет, блаженный возвратился в Никею, убедил оставшуюся там свою супругу последовать его примеру и посвятить жизнь Христу. Потом он проводил уединенную жизнь в поставленной им же куще в сокровенном месте близ Никеи» (Афонский патерик, или Жизнеописание святых, на святой Афонской горе просиявших. Ч. 1.1897. С. 557).
12 О ней см. приложение к этой книге («Как богатые пытаются войти в Царство Небесное»). См. также: Лобова-Костогрызова Л. Ю. Духовное наставничество в Византии: Феолипт Филадельфийский и Ирина-Евлогия Хумнена // Мир Православия. Вып. 3. Волгоград,