Читать интересную книгу Чужак: Боец демона-императора. Тропа смерти. Сквозь бездну (сборник) - Ярослав Коваль

– О! – пробормотал за моей спиной Седар. – Так он местный богатей… Тогда еще ничего. Постыдится давать за дочкой хилое приданое, его ж односельчане засмеют.

– Откуда им знать?

– Ты забавный. Сразу после получения предложения и договора о свадьбе приданое в деревнях, да и в городах, бывает, тоже, вытаскивается и развешивается на всеобщее обозрение. Поскупишься – слухи пойдут. Не выдашь всего показанного – тоже пойдут. Словом, ему это не с руки… Спешивайся.

Я спрыгнул с седла. В калитке ждали, теснясь, тесть с кружками чего-то прохладного и теща с огромным подносом закусок и с испуганным лицом. Я первым было потянулся к подносу, но Альшер аккуратно сдвинул меня и схватил рулет из лепешки с ветчиной, сыром и какой-то зеленью. Кинул в рот. Промычал что-то одобрительное.

После чего попробовал и я. Изрядно перченое тут все. Оно и понятно – перец здесь вроде как необходимая приправа. Ее и в обыденной жизни на каждом шагу используют, но по праздникам – в большем количестве.

– Эй, не обязательно же все съедать, – пробормотал Седар, оттирая меня от подноса. Нишант протянул мне кружку, в которой оказалось отличное домашнее пиво, вмиг унявшее перченый пожар. Оставив спутников лакомиться, я зашагал по лесенке в горницу, где нарядные девушки, должно быть, подружки невесты, не сразу расступились, давая мне взглянуть на Моресну.

Она была одета во что-то очень нарядное, цвета весенней травы с блестящим красивым шитьем. На груди, руках, надо лбом – украшения, которые я подарил. Взгляд – и испуганный, и в то же время приветствующий надеждой, неуверенной радостью. Мне казалось, я протягиваю руку к чему-то лучшему, милому, веющему домашним уютом и теплом. Может быть, в этом сегодняшнем не было страсти, но был осторожный взгляд из-под ресниц, робкая ласка и желание понравиться, стремление построить все с нуля и так, чтоб было хорошо спутнику, а не только себе.

Что-то было в этом от природной, естественной любви, которая знакома даже животным. Такой же простой и безыскусной, как воздух и вода, и такой же нужной, насущно необходимой в обычной земной жизни.

– Ну что ж, – бодро, даже как-то чересчур оживленно воскликнул Нишант, протягивая дочери руку. – Вот и моя красавица. Отдаю со спокойным сердцем за такого бравого молодца! Она даст тебе покой и радость семейного очага. Идем?

– Идем, – согласился я и вынул из пояса еще один мешочек. С золотыми жерновками.

Здесь не принято было платить выкуп за невесту, как я успел узнать. Однако принято было, как в самых бедных, так и в самых богатых семьях, перед тем, как уводить ее из дома родителей, высыпать на пол столько монет, сколько не жаль отдать. Хотя бы пригоршню. Если охота щегольнуть и напустить пыли в глаза – то и больше. Люди, которые могли себе это позволить, высыпали хорошую горсть золотых жерновков. Эти монеты тем были хороши, что их можно было нанизать на шнурочек. Родители невесты собирали рассыпанное богатство и аккуратно увязывали, прятали подальше в кубышку. Деньги эти становились хоть и скромным, но гарантом финансового благополучия женщины в случае развода или вдовства, если она возвращалась под отчий кров без какого-либо наследства от мужа. Разумным ли был этот обычай или странным, но я твердо решил следовать всем местным традициям. Потому опрокинул мешочек на пол.

Тяжелые круглые монеты раскатились по чисто вымытым крашеным доскам с увесистым стуком. Подружки невесты с визгом воодушевления кинулись подбирать их и тут же вручать будущей теще, которая смотрела на меня с благоговейным восторгом и опаской. Монеты наполнили ей ладони, сложенные чашей. Она так и осталась стоять с грузом жерновков, когда я выходил из дома, а за мной шагал будущий тесть, ведя под руку свою дочку.

Уже на улице меня познакомили с двумя братьями Моресны – крепкими широкоплечими парнями на одно лицо, будто близнецы, и сообщили, что еще один – увы! – в отъезде, в армии служит, но шлет свое поздравление сестре и мне тоже, разумеется, с пожеланием всяческого счастья. На главной площади села, откуда заблаговременно разогнали всех кур и свиней, возвели невысокий помост с шестами, увитыми зеленью. Туда позволили подняться сперва невесте, а потом и мне.

Сельская общественность примолкла, повернула к помосту головы. По тому, как бабы вытягивали шеи и чуть не подпрыгивали от нетерпения, можно было подумать, будто здесь решается их судьба. Мда, туговато в деревнях со зрелищами. Что б они делали, не будь поблизости «гармошки» и не случайся тут периодически сезона со всей сопровождающей его движухой?

– Вот моя дочь, – проговорил Нишант. – Отдаю ее этому мужчине, чтоб она вошла в его семью и стала ее частью. Да благословит небо их союз такой жизнью, которую оба они желают, богатством и процветанием, послушанием жены и заботой мужа.

– Я рада вступить в брак с этим мужчиной. Я отдаю ему свое сердце и свою верность, обещаю, что его тяготы будут моими тяготами, его радости – моими радостями, – она запнулась, покосилась на отца, стоящего рядом. – И клянусь по доброй своей воле пребывать с ним до последних часов моей жизни.

После чего она опустилась на колени и, склонившись, поцеловала мне сапог. Я, ошалев от изумления, чуть не отшатнулся, оглянулся на Седара. Тот, скроив забавную рожу, прошептал страшным шепотом:

– Если не передумал, поднимай ее. – Я нагнулся, поспешил поставить Моресну на ноги. – Между прочим, очень красивая традиция! Чего ты так смотришь? Женщина должна знать свое место.

– Место женщины не на полу, а в объятиях мужчины, – прошипел я в ответ, не имея пока сил опомниться от изумления.

– Отлично сказано! – хохотнул мой приятель, но все так же шепотом. – Давай говори.

– Что говорить-то?

– Что хочешь, то и говори. В чем поклянешься при всем честном народе, то и придется выполнять. Сам понимаешь.

Моресна смотрела на меня обеспокоенно. Нишант, напряженно ждавший моих слов, и другие сельчане явно не собирались меня торопить. Но и молчать до бесконечности они не будут. Не удивлюсь, если промедление в подобном случае приравнивается к тягчайшему оскорблению.

– Я беру эту женщину в жены и перед всеми присутствующими клянусь быть ей верным и любящим мужем, хранить ее и заботиться о ней в болезни и здравии, в бедности и богатстве, пока смерть не разлучит нас. – Наклонился, поцеловал и огляделся, оценивая, почему вокруг царит такое молчание. Ляпнул что-то сильно не то?

Сельчане переглядывались, селянки смотрели на Моресну с завистью – некоторые с добродушной, некоторые с явной и обиженной. Нишант цвел.

– Фигассе ты завернул, – зашептал мне в спину Седар. – Красиво.

– Уж как есть. Все?

– Ага. Теперь поворачивайся лицом к народу. Тебя поздравлять будут. А потом, – и мой спутник потер ладони, – наконец-то выпьем и закусим. Видимо, отличными закусками, судя по угощению, которое нам предложили на входе…

Но я уже не слушал. Крохотная ладошка жены целиком поместилась в мою ладонь. Моресна казалась мне сейчас очень нарядной и очень красивой. Облегчение, что все, похоже, прошло без сучка без задоринки, и вопросов мое реальное происхождение не вызывает, преобразовалось в симпатию. Сейчас речи даже не могло быть о каких-либо сомнениях. Только о спокойной радости, что желаемое все-таки достигнуто.

Глава 11

Ступенька в новое

Мы перебрались в наше новое жилье в тот же день, благо скоростных дилижансов здесь тоже хватало, и билеты на него стоили всего лишь в три раза больше, чем на обычный. Я осторожно присматривался к молодой жене, понимая, что многое в моих привычках и поведении может показаться ей чрезвычайно странным. Так что надо набраться терпения и постараться относиться понимающе и к ее привычкам.

Однако первый же день совместной жизни если и вызвал у меня недоумение, то скорее того порядка, которым, хоть и в неловкости, но наслаждаешься. Проснувшись утром, я обнаружил, что Моресна встала с постели намного раньше, чем я, и уже хлопотала у плиты. Плита здесь была дровяная (имелись и другие, работающие на магическом принципе, но пока я не мог себе позволить такую роскошь), однако девушку это нисколько не смутило. Стоило мне шагнуть через порог кухни, как на столе, на белой скатерти появился целый противень выпечки с луком, сыром и ветчиной, а также целая миска вкуснейшего соуса.

Она и дальше продолжала усердствовать, пытаясь между делом выяснить, что мне больше нравится есть и пить, бросилась подавать полотенце, стоило мне наклониться над тазом, чтоб умыться, и с непониманием пресекла попытку забрать у нее ведра и принести воды.

– Но почему ты не хочешь позволить мне помочь тебе? – решившись, спросил я. – Два ведра с водой – довольно-таки тяжело.

– Но что обо мне подумают соседи?! – вспыхнула она. – Соседки захотят со мной познакомиться, и не поймут, почему я… Почему ты вместо меня вышел за водой. Решат, что я очень больна. Или обленилась до невозможности. Что тебе не повезло.