Глава семнадцатая
Группа Волкогонова
Яркий (или кажущийся таким после тоннеля) свет ударил в глаза Волкогонову, едва они с Птенцом вырвались из недр Трубы. Проводник даже прикрыл лицо ладонью, чтобы не слишком слепило. На негнущихся ногах Николай отошел из злополучной локации и только после этого заметил, как обочь на земле примостились Борис и «потеряшка»: они лежали рядом, будто парочка безмятежных влюбленных… или парочка трупов. Сложный медленно открыл глаза и посмотрел на проводника – хотел было улыбнуться благополучному исходу их приключения в гравитационной аномалии, но у него не хватило сил даже пошевелить губами. Проводник упал на четвереньки рядом, перекатился на спину и застыл, уставившись в холодное свинцовое небо.
– Никак не могу понять, вечер сейчас или утро. – Волкогонов ни к кому конкретно не обращался, но Птенец ответил:
– Кажется, утро, Николай Иванович.
Петя сел на землю и обхватил ноги руками, медленно покачиваясь из стороны в сторону.
– Как ты додумался до трюка с веревками? – Проводник перевел взгляд на Птенца.
Тот лишь пожал плечами. Да и что он мог сказать, если всего полчаса назад совсем не собирался никому помогать, если его единственным желанием было выбраться из тоннеля и больше никогда в него не возвращаться? Разумеется, сейчас он выглядел в глазах товарищей настоящим героем, но знал, что на самом деле он обыкновенный трус, который испугался своей участи: он примерно представлял, что с ним сотворят брошенные на произвол судьбы спутники, когда выйдут из тоннеля самостоятельно. Но стоило ему сообразить, что выход совсем рядом, он вдруг вытащил моток веревки и начал разматывать ее в надежде, что товарищи догадаются воспользоваться ею, если ему посчастливится выбраться наружу быстрее них, и это сработало. Тогда он еще не предполагал, что у него получится тащить мужчин, которые внутри тоннеля весили по два центнера, но когда он выйдет за пределы аномалии, вес каждого из них снова обретет для него свои нормальные значения. Сложнее всего было снова вернуться внутрь за Волкогоновым, однако Птенец отлично понимал, что без проводника вдвоем с Борисом и с нагрузкой в лице «потеряшки» они далеко не уйдут.
– Петька, ты шизанутый! – разлепив ссохшиеся губы, вдруг выдал Борис и засмеялся.
– Сам дурак, – буркнул Птенец и уткнулся носом в колени, пытаясь унять нервную дрожь.
– Вы как хотите, товарищи бойцы, а я буду спать. – Сложный повернулся на правый бок, уткнувшись лицом в «потеряшку», и закрыл глаза. – Сдается мне, что мы топали по тоннелю всю ночь.
– Слишком холодно. – Волкогонов привстал и оперся на руки. – Нужно развести костер, если мы не хотим замерзнуть здесь заживо.
– Мне все равно, – отозвался Борис и прижал колени к груди, надеясь уснуть в позе эмбриона. – Ничто на свете не заставит меня сдвинуться с места.
– Там зарево. – Птенец всмотрелся в даль, где за сухими деревьями убегала к горизонту грунтовая дорога. – Как будто горит что-то.
– Я вояка, а не пожарный, тушить ничего не буду, – проворчал сквозь сон Борис.
Волкогонов присмотрелся к зареву. Пожар не мог так отражаться на небесах.
– Отдых отменяется! – Николай так бодро вскочил на ноги, что Птенец подивился, как после такой передряги тот еще способен настолько сноровисто двигаться.
– Иваныч, лучше пристрели меня, – взмолился Борис, открыл глаза и посмотрел на встревоженного проводника. – У меня нет ни малейших сил, чтобы продолжать движение.
– Там, за этим лесом, стоит город. – Волкогонов говорил с ними так, будто сейчас находился совсем в другом месте. – Пустой город.
– Вот и пусть будет пустым, пока мы не отдохнем, – заворчал Сложный.
– Если мы заснем здесь, то точно проснемся в нем. И будем бродить по улицам до скончания времен, – объяснил проводник, протягивая руку Птенцу и помогая ему встать на ноги. – Не стоит задерживаться слишком надолго, иначе город нагрянет прямо сюда.
– И мы этого не заметим? – не поверил в его слова Борис.
– Нам будет казаться, что мы жили в нем всегда, – ответил Волкогонов.
– Да как такое вообще возможно? – Сложный недовольно вздохнул и начал медленно подниматься на ноги. – А с ним что теперь делать? Моя горбушка вконец спрессовалась, чтобы тащить это тулово дальше.
Все невольно посмотрели на мужчину, ничком лежавшего на сырой земле. Тот продолжал дышать, а его лицо подергивалось во сне.
– Теперь моя очередь его транспортировать. – Волкогонов сел на корточки, схватил человека за левую руку и попытался взвалить его на себя, но тотчас упал сам, не выдержав тяжести.
– Николай Иванович, давайте лучше я. – Птенец довольно грубо отстранил проводника и взвалил несчастного себе на спину, после чего мелкими шагами посеменил по грунтовке к лесу.
– А Петька-то кремень! – Борис еле поднялся на ноги и, покачиваясь от усталости, поплелся следом за Птенцом.
Город показался, едва путники миновали пару сотен метров: деревья расступились, и перед их взором тотчас возникли кирпичные пятиэтажки спального района.
– Мне казалось, он гораздо дальше, – несколько удивился Борис, понимая теперь, о чем предупреждал проводник.
– Главное – не давайте ему залезть себе в голову и смотрите под ноги, – предупредил Волкогонов.
– Да здесь буквально все хочет залезть в голову, – раздраженно бросил Сложный, который только-только привык больше не видеть призраков. – Чего нам вообще нужно здесь опасаться?
– Знакомых мест.
Борис только поморщился от лаконичного ответа проводника.
Откуда здесь вообще могут быть знакомые места? В незнакомом городе, в который он пришел впервые в жизни? Но стоило подумать об этом, как Борис неожиданно увидел знакомые очертания: перед ним волшебным образом возник родной дом, в котором он провел свое детство.
– Обалдеть! – невольно вырвалось у Сложного, и на него тотчас нахлынули далекие воспоминания о тех временах, когда он вместе с ребятами гонял мяч во дворе, бегал по крышам гаражей-улиток, купался в речке, что протекала в трех кварталах от дома. Он даже почувствовал родные запахи, и его рот растянулся до ушей.
– Это не то, чем кажется. – Волкогонов вовремя заметил метаморфозы, произошедшие с Борисом, и встал напротив, чтобы тот перестал глазеть на дом.
– Опять глюки? – Сложному никак не хотелось расставаться со своими воспоминаниями.
– Это проекция твоего сознания – место, где тебе было хорошо.
– Я бы здесь остался, – невольно вырвалось у бывшего военного.
– Многие здесь остались – и где они теперь? – задал риторический вопрос Волкогонов, заставив Бориса вернуться к реальности и по-другому посмотреть вокруг. Он пригляделся к обшарпанной пятиэтажке и тотчас понял, что та вовсе и не похожа на родной дом: это оказалось совсем незнакомое строение, даже цвет был иной.
– А ведь я почти попался, – хмыкнул военный и ускорил шаг,