Сестры всегда завтракали вместе. Микки очень любила болтать по утрам с Алишей — та развлекала ее рассказами о безумствах, которые вытворяла накануне, деликатно умалчивая об интимных подробностях. Микки подозревала, что сестра выдумывает большую часть этих историй, но они получались очень забавными.
Слуги души не чаяли в своей «маленькой госпоже» и бегом бросались выполнять любую ее прихоть, хотя вздорным характером Алиша уступала разве что ворчливому Дхонду, которого немилосердно дразнила. Даже Гангубаи, казалось, не имела ничего против выходок Алиши и безропотно подбирала вещи, которые та разбрасывала. Микки порой казалось, что она намного старше сестры, особенно когда та устраивала наивные розыгрыши или безудержно хохотала над какой-нибудь глупой шуткой. Но напускное безразличие Алиши — Микки это осознавала — было всего лишь маской, за которой скрывалась маленькая, не уверенная в себе, очаровательная девочка. Если Алиша была дома, ее голос был слышен повсюду. Она носилась, появлялась то тут, то там, подшучивала над слугами, громко давала указания поварам, затевала шумную возню со всеми, кто попадался ей на пути. По сравнению с ней, непосредственной и ребячливой, Микки казалась строгой гувернанткой: она всегда вела себя безукоризненно и говорила очень рассудительно.
Заметив, что доктор Куриен обращается к ней с почтением, она поначалу объясняла это тем, что у него совесть нечиста, но по зрелом размышлении сказала себе: «И все-таки он лучше, чем Навин». Для доктора даже само слово «скандал» было ругательством.
— Ты действительно любишь его или он для тебя — только развлечение? — как-то невзначай спросила она у Алиши.
Сестра состроила ей рожицу и сменила тему. «Они, конечно, не пара, — думала Микки. — Хотя у Алиши есть шанс перевоспитать его». Доктор стал по-другому одеваться, и Микки знала, кто оплачивает счета за его новый стильный гардероб. Как-то раз, оставшись дома, она увидела его в шикарном двубортном пиджаке и даже пошутила: «Ну и ну, похоже, вы собрались сниматься в кино!»
Видно было, что эти двое нужны друг другу, хотя их отношения оставались для Микки загадкой. А вот Ами, та сразу четко определила природу их разногласий:
— Классовые предрассудки. Вот что с ними не так. То же самое, что было у тебя с Бинни. У них разная система ценностей. Я верю, что доктор Куриен замечательный человек… но попробуй представить его закуривающим сигареты «Davidoff» или потягивающим виски «Chivas». Он будет выглядеть неестественно, как будто украл все это. Ну, ты понимаешь, о чем я. А вы с Алишей, как и я, с детства привыкли к роскоши. Однако из того, что ты рассказала, я понимаю, что он учится, и довольно быстро. Но все же, помяни мое слово, милая, весь этот лоск, даже если он его приобретет, будет лишь внешним, напускным. Он ведь человек не нашего круга, да? Разве он все знает о твоей неугомонной сестрице? Да он выпрыгнет из своего белого халата, если ему станет известна хотя бы малая часть ее похождений. Ну ладно, думаю, она получает свою долю удовольствия от этого «хождения в народ», если можно так выразиться. Давай спишем этот роман на ее более чем либеральное воспитание.
Микки смеялась над тонкими замечаниями Ами, признавая, что точнее и сказать нельзя. И все равно продолжала беспокоиться за сестру.
Алиша в последнее время стала сама не своя. Микки заметила, что она повесила у себя в спальне небольшое распятие.
— Зачем это тебе? — поинтересовалась Микки.
— Только не говори, что ты против, большая сестра.
— Да нет, не против, конечно. Просто я до сих пор не замечала, что ты религиозна.
— Раньше я жила во мраке, — ответила Алиша. — И наконец появился тот, кто открыл мне путь к спасению.
— Доктор?
На глазах у Алиши показались слезы, и она отвела взгляд.
— Я и не подозревала, что ты настолько нетерпима к религии, — сказала она, немного помолчав. — Это же мое личное дело. Разве я спрашиваю о медальончиках с изображениями Кришны и Ганеши, которые ты постоянно носишь на шее?
— Прости, — тут же извинилась Микки. — Я не хотела тебя обидеть. Просто… мне кажется, что этот человек оказывает на тебя слишком большое влияние, что ты уже больше не властна над своими чувствами. А я не хочу, чтобы ты отказывалась от своей самобытности, индивидуальности…
— Он ни к чему меня не принуждал, — обиженно сказала Алиша. — Но я знаю, как важна для него религия. И хочу показать ему, что уважаю его чувства. А еще… я думаю принять христианство.
У Микки отвисла челюсть.
— Ты шутишь, — сказала она с тревогой. — Я ничего не имею против его религии, но нельзя же менять вероисповедание только ради того, чтобы произвести впечатление на какого-нибудь мужчину.
— Доктор не «какой-нибудь мужчина», — вспылила Алиша. — Микки, да как же ты не понимаешь? Я люблю его и готова пожертвовать ради него даже жизнью.
— Что за чушь, Алиша! — возмутилась Микки. — Этот разговор напоминает диалог из какого-нибудь фильма. Неужели ты не осознаешь, во что ввязываешься? Завтра ты захочешь стать католичкой, через два года — мусульманкой… А религия — это не средство заполучить мужчину, не сети, в которые его можно поймать. У ваших отношений нет будущего. Доктор никогда не бросит жену — он сам тебе об этом сказал.
Алиша начала всхлипывать, и Микки тут же пожалела о своих словах. Ее любимая сестра, такая ранимая и хрупкая, сидела на краешке кровати и мяла подушку, а по щекам у нее текли крупные слезы. Микки обняла ее и стала убаюкивать, как ребенка. Постепенно Алиша успокоилась. Микки спела ей песенку, которую помнила еще с детства. Алиша подняла голову и сказала:
— А знаешь, папа как-то принес мне кассету с этой песенкой. У меня она до сих пор где-то валяется. Пожалуйста, спой еще.
И Микки пела, пока не почувствовала, что сестра расслабилась и ее дыхание стало глубоким и ровным.
***
— Послушай меня, милая, — сказала как-то раз Ами. — Ты ужасно похудела. Либо ты сейчас же запишешься на обследование, либо я сама тебя запишу.
Микки печально улыбнулась.
— Наверное, это оттого… что я давно одна…
— Конечно, у тебя давно не было мужчины, — улыбнулась Ами, — но я уверена, причина не в этом. Посмотри на себя — ты стала похожа на привидение. Тощая, еле на ногах держишься. Кожа да кости.
Микки глубоко вздохнула.
— Пожалуй, ты права. Надо что-то делать. Но где взять время на все эти проклятые анализы? Ты же знаешь, какой у меня плотный график. Работа, работа, работа. А еще дома. За ними тоже присматривать надо. После гибели Бинни я ни разу не была ни в Мандве, ни в старом доме. Ума не приложу, что с этими особняками делать… наверное, придется продать. А мне так хочется отдохнуть… Я, как только домой попадаю, сразу падаю и засыпаю, сил больше ни на что не остается. Да и не ем почти: нет ни времени, ни аппетита, ни желания.