«…Мир помашет ладонью…»
Запел ветер – Лист набирал высоту. Вопреки случившемуся он все-таки взлетел. При вскрытой главной полости.
На руки ло Виму набросили гибкие плетеные веревки. Или желтоватые браслеты? Нет, все же просто веревки. Двое черных растянули его, словно пойманного зубра. В полости клокотал сок; в ноздри лез приторный запах.
«…храни, и станешь рядом с ними…»
Ло Вим закричал от боли. Белобородый старик тем же кривым мечом полоснул его поперек груди, рассек куртку и задел кожу. Брызнула кровь.
– Готов ли ты, Хранитель? – изменившимся голосом спросил старик. Глаза его вновь принялись буравить сознание ло Вима, царапая память и вгрызаясь в мысли. Кровь все текла; один из черных плащей собрал немного в долбленую деревянную чашу и выплеснул в полость. Потом кровью вымазали браслет.
Было больно. Ло Вим обмяк, по-настоящему испугавшись; не падал он лишь благодаря веревкам. Старик все больше походил на безумца: размахивал мечом, что-то бормотал, а свежий ветер высоты развевал ослепительно белые одежды.
– Звени, высота!
И тогда ло Вим понял, что его сейчас убьют. Принесут в жертву непонятным силам, которым поклоняются черные плащи и которые олицетворяет свихнувшийся седой старик. В это не хотелось верить, это казалось нереальным. Чушь, бред, вздор! За что? Он ведь сохранил драгоценный браслет, прятал от глупых старейшин… Вот… Вот…
Кривой меч со свистом рассек ветер, вгрызся в живую плоть, вновь обагрившись кровью. Голова ло Вима отделилась от тела и сама упала в разверзнутую полость. В остекленевших глазах застыло равнодушное небо.
Черные плащи отвязали от безвольных рук ненужные уже веревки, сбросили то, что еще совсем недавно было ло Вимом, в полость; туда же швырнули и окровавленный браслет.
– Звени, высота!!!
* * *
Высота звенела. Звенела могучим ветром, хозяином Поднебесья, звенела потоками жаркого света, звенела живой силой свободы. ОН чувствовал ветер грудью. Зеленой тугой плотью. Чуткой тканью Листа. ОН хотел потрогать ветер руками и не мог: рук не было. Было округлое блюдцеобразное тело и смутные ощущения деревьев, едва доносящиеся сверху. Разбираться в них ОН еще толком не научился. Мир маячил внизу, гремел и плевался лавой, бессильный и потому злой. ОН летел навстречу зиме.
ОН танцевал в воздушных потоках, огромный и недосягаемый, храня в себе великую тайну – кусочек древнего металла и знания комочка жалкой плоти, именуемого некогда человеком. Лист усвоил без остатка и плоть, и знания, став не просто Листом, но ИМ. В недрах главной полости, в складках черного плаща зрело продолговатое тело, имеющее ноги, чтобы ходить, имеющее руки, чтобы держать меч, имеющее голову, чтобы видеть и доступное общему разуму, чтобы действовать сообща. ОН бережно хранил еще нерожденное дитя, ибо перестал быть просто Листом и просто Человеком. ОН готовился влиться в ряды уже прошедших через это, влиться последним и замкнуть круг посвященных. Влиться и зазвенеть вместе с высотой.
И тогда зазвенит весь мир».
Отшельник давно завершил рассказ, а Тан, Дасти и Артем все не решались нарушить молчание.
Даже Артем почувствовал, что эта сказка разительно отличается от всех, слышанных ранее. Ее и сказкой-то, пожалуй, не следовало называть.
Ва Дасти решил так же.
– Странная история, – сказал он, когда молчание совсем уж затянулось. – Наверное, очень старая.
– Почему ты так думаешь? – поинтересовался отшельник.
Ва Дасти пожал плечами:
– Ну, во-первых, я ее никогда не слышал. А я все-таки сказочник. Я не помню целиком всех гуляющих по Листам сказок, но совсем уж незнакомых до сих пор не встречал никогда. Во-вторых, там есть несколько несуразностей – например, рассуждения ло Вима об отшельниках. Дескать, невиданное это дело, отшельники, чуть ли не выдумки. На самом же деле их в Поднебесье полно – взять хотя бы тебя, Леонид. Я у тебя в гостях впервые, но я не берусь сосчитать, который ты по счету отшельник из виденных мной!
Ва Дасти на несколько секунд прервался, потому что Артем протянул ему практически уже пустой бурдюк с остатками веселящего. Отхлебнул и передал дальше – Тану.
– Эх! Допивай, Тан! Ага, так о сказке. Еще одно: в ней много описательных моментов, а это характерно для очень старых сказок. Раньше тексты считались неприкосновенными, что либо изменять в них считалось чуть ли не кощунством, пока ва Браст-реформатор во всеуслышание не заявил, что слово не может быть неприкосновенным – ты наверняка знаешь эту историю, Леонид. И теперь сказочники обычно отбрасывают всякие необязательные описания – они только сбивают темп повествования. Всем и так прекрасно известно, что лиственная зона расположена на корме, а хвойная на носу, что толку повторять это? Внимание слушателей ослабевает, а это никому не нужно.
Леонид кивнул – солидно, с видом мэтра, которого порадовал ответом прилежный ученик:
– Ты верно рассуждаешь, сказочник. Это действительно очень старая история.
Отшельник сделал короткую паузу и чуть изменил позу, развернувшись к Артему:
– А что интересного услышал ты, странник?
Артем сидел малость пришибленный, потому что услышал в сказке нечто такое, что вряд ли способны были оценить аборигены Поднебесья.
Откуда было знать Тану и Дасти, что на «Одессе» служили сорок пять офицеров, если считать и капитана? Откуда им было знать, что капитанский браслет заметно шире обычного офицерского? И откуда, черт возьми, они могли знать, что капитан Смеляков был левшой и его браслет был зеркальный, а потому носил его капитан на правой руке?
Впрочем, Артем пока понятия не имел – что делать со своим знанием и как сопоставить услышанную сказку с реальностью.
Глава пятая
Начальник контактеров оказался субъектом на редкость угрюмым и неприятным. Лицо бледное, залысины, тонкие губы, странно бегающие глаза. Будь Ник аборигеном – ни за что не стал бы иметь дело с подобным типом. Звали начальника Геннадий Градиленко и Ника он, похоже, невзлюбил задолго до того, как впервые услыхал о его существовании.
– Значит, вы, памятуя о пункте три седьмой главы наставления по работе на внеземных территориях, тем не менее не выполнили ни одной инструкции из этого пункта? – в который уже раз спросил Градиленко, глядя куда-то выше и левее Ника.
Ник сидел посредине крохотной шестиугольной каюты на легком табурете. Градиленко устроился за столом, и там ему было неизмеримо удобнее, нежели Нику.
– Повторяю, – Ник уже успел стать безучастным, – аборигены сами вышли на контакт. У меня просто не было времени свернуть лагерь и растущие зародыши, случилось непредвиденное. Форс-мажор. Понимаете?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});