Но через несколько минут гул мотора сделался прерывистым; чихая и кашляя, он начал сбиваться с ритма, вынуждая самолет то проваливаться, то набирать заданную высоту снова. Бросив взгляд на приборы, Бондарь присвистнул:
– Эге! А куда подевалось горючее?
Стрелка на топливном датчике нервно подрагивала у нулевой отметки, сигнальная красная лампочка предупреждающе мигала. Это означало, что пусты оба бака, которые, по словам Физулина, были заправлены под завязку. Вспомнив лоснящуюся физиономию азербайджанца, Бондарь подумал, что неплохо бы воспользоваться приглашением и нагрянуть в Баку. Только вряд ли каждый встречный укажет дорогу к дому Гейдара Физулина. Еще менее вероятно, что полет с пустыми баками закончится благополучно.
Оглядевшись по сторонам, Бондарь не увидел за стеклом кабины ничего, кроме безоблачного неба и моря, расстилающегося от горизонта до горизонта. Совершить вынужденную посадку на воду?
Стрелка на датчике топливного бака уже не дрожала, а мертво лежала на нуле. Светодиод не мигал, беспрестанно горел красным. В топливных артериях иссякли последние капли керосина, пропеллер замедлял вращение, в кабине сделалось тихо, если не считать свиста рассекаемого воздуха. Самолет планировал с полукилометровой высоты.
– Вот тебе и Человек-паук, – пробормотал Бондарь, безрезультатно пытаясь выровнять неуправляемую машину. – Пидерменом ты оказался, Гейдар Физулин… Натуральный Пидермен, каких еще поискать надо. Блокбастард хренов!
Самолет затрясся и клюнул носом, готовясь войти в штопор. Штурвал дергался как живой, до морской глади оставалось не более трехсот метров, стрелка высотомера с бешеной скоростью крутилась назад, приближаясь к нулю, за которым последует удар о воду и еще одна нулевая отметка – после которой уже ничего не будет, ни горестей, ни радостей.
Кто-то огромный, невидимый, всезнающий и всемогущий бесстрастно наблюдал за крошечным человечком, доживающим последние секунды отмеренной ему жизни. Этот кто-то все выверил, просчитал, свел воедино.
– А не пошел бы ты!..
Цепляясь за все, что попадалось под руки, Бондарь устремился в салон, наклонившийся под углом в сорок пять градусов. Самолет падал вниз, а Бондарь карабкался вверх: кто быстрее? По проходу покатился сорвавшийся с креплений огнетушитель, следом посыпался всякий хлам, запрыгали коньячные бутылки, зашелестели страницами яркие бабочки иллюстрированных журналов.
Делай раз! Бондарь прихватил спасательный пенопластовый жилет, стиснул оранжевую материю зубами.
Делай два! Он распахнул обеими руками дверь и, прижимая к груди жилет, высунулся навстречу неистовому ветру, высекшему слезы из глаз.
Три…
Воздушный поток подхватил Бондаря, прыгнувшего с пятнадцатиметровой высоты. Дыхание перехватило. Зависнув в воздухе в обнимку со спасательным жилетом, Бондарь ухнул вниз, войдя в зеленоватую бездну моря солдатиком, чтобы не расшибиться об воду.
Воздуха в легких едва-едва хватило для всплытия. Вынырнув сразу за поплавком жилета, Бондарь успел увидеть уготованный ему конец.
Снижающийся под тупым углом самолет коснулся поверхности лыжами, растерял их, как теряют тапочки споткнувшиеся люди, зарылся мордой в воду и кувыркнулся через кабину, мелькнув белым брюхом и нелепо растопыренными крыльями. Раздался громкий всплеск, забурлила вода, повсюду вздымались и опадали пузыри вырывающегося из самолета воздуха.
Пока Бондарь натягивал и застегивал жилет, все было кончено. Хвост самолета целиком погрузился в море, оставив на поверхности масляные пятна и плавающие обломки фюзеляжа.
Бондарь посмотрел по сторонам, пытаясь определить, в какой стороне находится берег, решил, что плыть следует на запад, и только тогда удостоил взглядом сыгравшие с ним злую шутку небеса.
– Что, не вышло? – крикнул он, запрокинув голову.
Сверху не откликнулись. То ли там не было никого, то ли небожители считали ниже своего достоинства отвечать каждому человеку, осмеливающемуся тревожить их покой.
– Ну и хрен с вами, – сказал Бондарь, ложась на воду.
Ему было не до выяснений отношений с всевышним. Нужно было плыть вперед и вперед, полагаясь только на собственные силы.
Как всегда.
Всем и каждому.
Испокон веку и до скончания.