Читать интересную книгу Неон, она и не он - Александр Солин

«В любом случае, звонить первой я не собираюсь!» – напомнила она ему.

8

Проснувшись, он некоторое время лежал на спине и разглядывал потолок. От вчерашней дерзости не осталось и следа. Вспомнив свое воинственное намерение обзавестись юной девой, он нехотя попробовал представить, где и как собирается ее искать, а найдя, о чем будет с ней говорить.

Собственно говоря, найти молодую, непорочную и жениться на ней – не вопрос. Вопрос в том, как быть с ней дальше. Ведь нынче в этом возрасте принято искать развлечений, а не детей в капусте. Удастся ли ему достаточно поглупеть, чтобы разделить с ней восторги ее румяной молодости? Не захлестнет ли его поток ее рыскающих материальных прихотей? Долго ли он сможет снисходительно любоваться несносными повадками создания, годящегося ему в дочери?

Ему ли не знать, как быстро приступы умиления сменяются привычкой и разочарованием! Избежать будущего охлаждения можно, если внутри поселяется нечто глубокое, нежное и трепетное, как бы оно не называлось. Оттого так и болезненно его негодование, что к ней он, как ни к кому другому прикован именно той самой звонкой мелодичной цепью, рвать которую ужасно и невыносимо больно. Или он думает, что сможет приковать себя этой цепью к кому угодно?

К тому же в наше время совершенно невозможно представить молодую, красивую, умную и непорочную девушку в свободном, как кислород виде: из-за ее редкоземельности она непременно либо связана, либо уже опорочена связью. Скажем прямо – при его возрасте и блеклой внешности шансы его весьма невелики. Заводить же нечто молодое и невзрачное только потому, что оно непорочное нет смысла. Конечно, она может оказаться трогательной и наивной, и у нее, как у многих некрасивых девушек, может оказаться чувствительная душа и близкие слезы, и он привяжется к ней, тем более, когда у них пойдут дети, но… Но ведь и в НЕЙ, когда она беззаботна и отзывчива, так много еще девчоночьего и сердцещипательного!

Вспомнить хотя бы, как она засыпает у него на плече, измученная и обмякшая, неслышно дыша приоткрытым ртом и подрагивая. Как он бережно укладывает ее голову на подушку, а она лепечет сквозь сон с закрытыми глазами: «Нет, нет, мне еще в ванную…»

Как она утром тихонько возится и вздыхает, потому что хочет в туалет и не желает вылезать из-под одеяла.

Или эти ее потрясенные, целомудренные глаза после того, как она приходит в себя от умопомрачения.

Или когда она примеряет перед зеркалом обновку и хмурится, подвергая сомнению непослушный силуэт, либо, наоборот, с умиротворением подставляет зеркалу поющие формы, поводя плечами, оглаживая бедра и слегка наклоняя голову.

Да, они поссорились, но она рядом с ним – стоит только протянуть руку и взять телефон. Вот только не было бы поздно…

Позавтракав, он соответствующим образом оделся и отправился на залив. Сиротливая зима припудрила инеем траву, кусты, деревья и подрумянила их красноватыми лучами солнца. Он дошел до залива и долго стоял на голом озябшем берегу, жмурясь от солнца и поглядывая сквозь дрожащие щелочки глаз на беспечную аномалию голубого и серого, которые, несмотря на крайнюю разницу характеров, не могут в отличие от людей существовать одно без другого.

«Позвоню через два дня. Может быть…» – подумал он, чувствуя, как успокаивается внутри него взбаламученное до белой пены море.

…На следующий день в гости к ней прибежала Катька. Обнимая и целуя подругу, Наташа приметила на ее лице очевидные признаки усталости: задорные яблочки скул сползли на щеки и превратились в подсохшие пышки. Легкие пока еще паучки времени свили тонкие паутинки под глазами. Резные контуры носика затянуло подкожным илом. Отчетливо запавшие носогубные складки заключили в себя, словно в скобки подвядшие губы, и во всем гладком и ровном когда-то стихотворении лица проступили лишние знаки препинания.

«Господи, какие мы с ней уже старые!» – ужаснулась она предательству времени.

Уединившись, они предались сбивчивому разговору. Катька любовно помянула своих хулиганов и лентяев, одному из которых было уже двенадцать, а другому девять, скептически отозвалась о небритом, волосатом, пропитанном пивом существе, что проживало рядом с ней на одной жилплощади и спросила:

– Ну, а твой-то как?

– Мой-то? Да вроде ничего… – в тон ей откликнулась Наташа.

Катька потребовала подробностей, и Наташа в иронических чертах описала невзрачного претендента на ее руку и его незадачливое материальное положение, намеренно сгустив краски на тот случай, если придется в следующий раз объяснять, почему они расстались.

– Эх, подруга! Все мужики – идиоты! – понимающе откликнулась Катька и простодушно поинтересовалась: – Только не пойму, зачем он тебе такой нужен? Неужели получше, да помоложе не могла кого-то найти?!

Вспомнили свой класс, и оказалось, что многие разъехались, а те, кто остался, живут, как могут, но есть среди них и зажиточные. Сама Катька торгует шмотками на рынке и вполне довольна. Мужу не изменяет. А муж ей?

Вроде бы нет: у них хоть и без огонька, но регулярно. А впрочем, кто его знает!

Когда расстались, Наташа подошла к окну с видом на запад, кинула взгляд в ЕГО сторону и язвительно усмехнулась: «Любишь, говоришь? Ну, ну!..»

Ближе к вечеру позвонила Мария.

– Не звонил? – был ее первый вопрос.

– Нет, – сухо отвечала Наташа.

– А ты?

– И не собираюсь! – гордо отозвалась она.

– Хочешь, я ему позвоню? – предложила Мария.

– Ты что, Машка, сдурела?! Не вздумай, убью! – возмущенно воскликнула она.

Вечером четвертого дня, лежа в постели, она немного поплакала. Но вовсе не из-за жениха, а из-за своей судьбы-нескладухи. Неужели ей придется начать все сначала? Нет, к Феноменко она точно не вернется. И вообще, в постель с другим ляжет не скоро.

«Если в течение двух дней не позвонит, то может смело меня забыть!» – теряя терпение, предупредила она его.

Так, дергая с двух сторон натянутую меж ними струну, рождая судорогу колебаний и прислушиваясь к неблагозвучному итогу их сложения, дожили они до пятого числа.

9

Последние два дня он прожил тихо и сосредоточенно, прислушиваясь к затухающему эху обиды, читая все подряд и обнаруживая в чужих фантазиях подобие своим чувствам и мыслям. Во всем искал он утешения, на все откликалось его раненое чувство. К концу пятого дня она уже не казалась ему ни вздорной, ни распущенной. Напротив, он жаждал ее резких высказываний и мечтал поскорее пережить с ней приступ телесной страсти. Недалекая? Вот уж нет! Расчетливая? В самом лучшем смысле этого слова! Неблагодарная? Скорее, гордая и независимая. Вульгарная? На самом деле он гораздо вульгарнее ее. Капризная? Помилуйте, да ведь это самое важное женское качество! И, наконец, он склонен считать, что она его все-таки любит, но что-то мешает ей в этом признаться.

«Непростительны ошибки лишь тех, кого мы больше не любим» – читает он, и слова эти окончательно обращают недостатки невесты в нечто воздушное и мечтательное, отдающее запахом ее духов.

Вечером пятого дня он смотрел по видео знаменитый «Дневник памяти». История, от которой пять дней назад он, скорее всего, отмахнулся бы, на этот раз сделала его своим самым трепетным участником. И когда в конце пожилые герои, обнявшись, решили умереть здесь и сейчас, к горлу его рванулись слезы, и он едва не заплакал:

«Что я делаю! Что! Я!! Делаю!!!»

В том месте, где еще недавно у него пылала обида, возникла тихая паника, и звук непоправимой беды послышался ему вдруг, словно треск подгнивших над пропастью мостков. Он схватил трубку и вызвал ее номер. Было около двадцати двух часов по местному времени.

…На пятый день ночью она проснулась в темной тишине и лежала, закрыв глаза, не имея ни малейшего понятия о времени. Различив зудящий монолог оскорбленной гордости, который уже начинал ее утомлять, она догадалась, что угодила на круглосуточное заседание некоего органа планирования, где пытались представить ее будущее без НЕГО. Она прислушалась. Выходило все очень тревожно, утомительно и как-то по-цыгански загадочно. Ночь определенно преувеличивает наши неприятности. Не перебивая и не вмешиваясь, она некоторое время следила за прениями, пока незаметно не заснула, и задернутая шторой луна уплыла встречать рассвет, так и не найдя даже малой щелочки для ночного объяснения.

Утром она предъявила себя зеркалу и, обнаружив под глазами акварельные тени, возмутилась:

«Да за что же мне эти напасти – мне, молодой, красивой, независимой? Как только я начинаю радоваться жизни, так тут же что-то случается! У нищей толстой Катьки с ее мужем-пьяницей счастья больше, чем у меня со всеми моими трезвыми мужиками и деньгами!»

За завтраком мать с провинциальной непосредственностью посетовала:

– Что-то твой жених тебе долго не звонит!

Едва сдержавшись, чтобы не нагрубить, накричать, убежать, броситься лицом на подушку, заткнуть уши и завыть, она ответила: