План в голове полковника созрел моментально: надо помочь. Теория гласит, что людям, с которыми вряд ли еще встретишься, помогать надо исключительно за деньги. И совсем другое дело, когда рассчитываешь на взаимопомощь. Интуиция не возражала, дружба с неведомой тещей старика угрозы не несла. Наоборот, здесь виделась возможность дополнительной информации и возможные необычные услуги. Да ради такого можно и госпитализацию устроить, назвав ее своей собственной бабушкой! Если не сразу, то потом контакт пригодится, чем черт не шутит, в жизни всякое бывает.
— В военном госпитале есть отличный невролог с большим опытом. Знаком лично, — сказал он. — Проверено: мин нет. В смысле, не подведет. Могу договориться о консультации. Если что, там же найдем ревматолога и ортопеда.
Старик ожил:
— Буду признателен! И благодарен.
— Что бы там ни было, но здоровье тещи — это святое. Вечером перезвоню. В крайнем случае, завтра, — решил полковник. — А как вы себя чувствуете?
— Терпимо, благодарю вас. Философ Фридрих Ницше как-то заметил: «Was mich nicht umbringt, macht mich starker». Иначе говоря, что не убивает, делает нас сильнее.
Полковник хмыкнул про себя. Еще бы! Естественно, что хитрый дед, любитель немецкой классики уровня Гейне и Гете, стал сильнее. Уж в этом Подопригора не сомневался. Как и в том, что единоличное командование по душе любому генералу. В таких условиях делиться властью, как и спешить с оживлением совета старейшин, было бы глупо.
Только вслух сказал иное:
— Дай бог, дай бог.
— Наши действия есть продолжение воли аллаха, — философски ответил старик. — Значит всё, что случилось со мной и этими людьми, есть воля его.
— На аллаха надейся, а ишака привязывай, — пробормотал себе пол нос полковник.
Тем временем собеседник выпрямился и принял торжественный вид. Видимо, перешел к главному:
— Турецкий бизнесмен — уважаемый человек, полный больших достоинств. Но адвокатов и помощников в деле Хильды Вагнер он подобрал плохо. Этих помощников уже не спросишь, они держат ответ перед аллахом. И я промолчу, ибо те, кто злословят об умерших, тоже буду отвечать перед всевышним. Поэтому сразу к существу вопроса. Сан Саныч, у меня официальное заявление от имени нашей диаспоры. Когда вы найдете эту Хильду Вагнер, а вы ее найдете, передайте: у нас нет претензий. Мы сами виноваты в произошедшем, и приносим свои извинения. Мы согласны со всеми досудебными претензиями в адрес турецкого бизнесмена. К сожалению, нам только непонятно, куда перечислить деньги.
— Погодите, а как же ее адвокат? — припомнил полковник. — Весьма колоритная личность! Он тут всем плешь проел своими кляузами.
— Сразу после перестрелки адвокат улетел в Москву. И как выключил телефон в самолете, так и не включает. Геолокация его не находит. Понять человека можно — а вдруг стрельба разразится снова? Такая же проблема с номером Хильды Вагнер. Но тут сложнее, телефон мог пострадать в перестрелке. Мы попросили шведских друзей найти ее отца — не удалось. И дочери ее нет дома. И телефоны не отвечают, также выключены. Одна надежда на вас, Сан Саныч. Помогите, мы будем очень признательны.
Принимая просьбу, полковник согласно кивнул. А старик повел рукой:
— Немецкие пословицы советуют нам меньше говорить, а больше думать. В этом смысле я вел себя неправильно, когда много говорил. И знаете почему? Я хочу, чтобы вы понимали, с кем имеете дело. Не надо на нее браниться, и не надо ее злить… А мы с вами еще не все вопросы порешали.
— Меня часто обзывают толстокожим, — хмыкнул полковник. — Это не так. Просто к своим подопечным я отношусь без любви и без ненависти. Это работа, которую я стараюсь делать с незамутненной головой и минимумом эмоций.
— Вот-вот! Хорошо сказано, именно это я имел в виду. Когда найдете Хильду Вагнер, не пытайтесь на нее давить, Сан Саныч. Она шайтан, но в данной ситуации она пострадавшая сторона. И не вздумайте трогать ее волка!
— Какого волка?
— Джадды везде ходит с волком, похожим на овчарку. Если дело дойдет до серьезной драки, никому не поздоровится. Сколько бы врагов ни было, эта зверюга на куски всех разорвет. Видели польских футбольных фанатов? Волк Джадды еще хуже. Берегите себя, Сан Саныч.
Подопригора поднялся, чтобы вежливо попрощаться.
А старик никуда не спешил, он налил себе еще чаю. За все время беседы в зале не появилась ни единая душа, даже чайханщик куда-то пропал. Лишь за закрытым окном раздачи ощущалась активность, там гремела посуда и что-то шипело. Эти адские звуки вдруг перекрыл бодрый радиоголос, радостно сообщивший: «Сегодня в городе будет тепло, более двадцати градусов по Цельсию. Ветер умеренный, временами порывы, возможны грозы. Ночью ожидаются заморозки на почве».
Впитав полезную информацию, полковник вышел. Мужчина в костюме предусмотрительно посторонился. Запирать за гостем дверь не стал, оставил распахнутой. И молчанье не нарушил — гордо удалился внутрь, унося с собой табличку «Закрыто». На окружающий мир он продолжал смотреть с прищуром — так делает столбовой дворянин, на башмаке которого обнаружилась собачья какашка.
А погодка, в самом деле, радовала солнцем, мягким настолько, что даже ветер старался быть приятным. Облака по синему небу бежали высоко и ничуть не грозовые, а кипенно-белые. Вместе с ними спешили по своим делам девушки. Казалось, они успели за это время еще более укоротить свои юбки и топы.
Подопригора на ходу достал телефон, ткнул в экран и буркнул:
— Дико извиняюсь. Виноват. Буду через десять минут. Гороховый суп? Буду.
Затем позвонил водителю:
— Отбой тревоги. Передай Второму и Третьему — свободны. Дальше я сам, пройдусь пешком с Четвертым. А ты отвези пакеты ко мне домой. Марина накормит, чем захочешь, там полно всякого. Потом выдвигайся на угол Суворова и Нахичеванского.
Покончив с одним делом, полковник неспешно двинулся к другому. Людской поток обтекал его, напоминая сентенции о стремительности жизни. Ничего не поделаешь, жизнь несется вперед, постоянно меняя свои правила и удивляя новыми гранями.
Глава 31
Глава тридцать первая, в которой правил больше нет — я не умею жить по-другому
Столовая «Ложка-Поварешка» позабавила своим интерьером. Внутри она оказалась настоящей столовой из прошлого: небольшой уютный зал, аккуратно заставленный столиками, герань на подоконнике, краснеющие под потолком тряпочные абажуры, тихая легкая музыка. Завершением винтажной классики явилась линия раздачи пищи и ее конечная остановка — солидная кассирша в кокошнике. Эта вишенка на торте стала несомненным украшением антуража.
Милая столовая! Всё как на заводе, где Подопригора начинал трудовой путь перед закатом СССР. Оказывается, время быстро бежит: уже и забыл, как это выглядит. А что, бедненько, но чистенько. Не наблюдалось только очереди, хотя кое-какие едоки в зале имелись.
За угловым столиком Артем Трубилин вкушал пирожки. Возле него смеялась пухлая повариха, делая при этом вид, будто складывает на поднос грязную посуду.
— Привет!
Подопригора сказал это Артему, но сам смотрел на рослую деву в белоснежном переднике. С определением «пухлая» он, пожалуй, ошибся. Вернее было бы назвать ее крепкой. Женщины оценивающий взгляд чувствуют сразу — и эта обернулась. Кокетливым движением поправила рыжий локон волос, вылезший из-под гипюрового колпака, сверкнула белозубой улыбкой. А потом смела со стола невидимые крошки и грациозно упорхнула с полным подносом.
— Как жизнь, Артем Борисыч?
— Норм, — ответил Трубилин. — Как сам, Сан Саныч?
— Жрать хочу. Где мой гороховый суп?
— Сейчас все будет, иди руки мой, — стаканом компота Трубилин указал верное направление.
— Давайте-ка, ребята, закусим перед стартом, — пробормотал Подопригора, хватая с блюдца пирожок. — У нас ещё в запасе четырнадцать минут.
— Эй, какой такой запас? — возмутился Трубилин. — Ты опоздал на полчаса. Я уже поесть успел!