говорили, что мы им не нравимся.”
- Что приводит нас к Иоганнесу Ван Ренсбургу. Права ли я, думая, что он главный человек?”
Блейн кивнул.
- Он посещает какие-нибудь общественные мероприятия?- Спросила Шафран. “Я имею в виду не партийные митинги, а более неформальные мероприятия, где человек может столкнуться с ним.”
“Не сомневаюсь, но у меня нет его дневника.”
“Не волнуйся, Саффи, - сказал Шаса, - у нас есть люди, которые очень близки к руководству ОБ, как в тюрьме, так и вне ее. Нетрудно будет выяснить, что задумал Ван Ренсбург.”
- Могу я познакомиться с кем-нибудь из этих ваших людей? У меня такое чувство, что это было бы полезно. Даже пару часов разговора с кем-то, кто понимает, как работают OБ и подобные им организации, как они разговаривают друг с другом, какой сленг они используют . . . все эти вещи сказали бы мне больше, чем любое количество заметок в архивах.”
“Я не могу позволить тебе встретиться с нашими тайными агентами, - сказал Блейн. - “У нас тоже есть система безопасности, и я не могу рисковать даже тем, что скомпрометирую их прикрытие. Но я могу познакомить тебя с людьми - журналистами, учеными и так далее, - которые могут помочь. Напомни мне, что ты читала в Оксфорде?”
- Философия, политика и экономика.”
“Идеально. Ты можешь сказать, что работаешь над научной диссертацией о фашистской политике в Южной Африке. Мы также можем снабдить тебя досье на значительных сторонников и сочувствующих ОБ, хотя тебе придется прийти в мой офис в Йобурге, чтобы прочитать их, потому что они не могут покинуть здание. А что же еще?”
- Ну, Марлиз, конечно, понадобится южноафриканский паспорт, потому что у нее двойное гражданство, и свидетельство о рождении. Кстати, не могли бы вы порекомендовать фотографа? Если я собираюсь посылать дерзкие письма похотливым, изголодавшимся по сексу заключенным, я должна делать свою работу должным образом.”
Гауптштурмфюрер СС Дитрих Хорст был честолюбивым молодым офицером. Несмотря на то, что он имел всего лишь звание армейского капитана, он твердо намеревался подняться до самых высоких ступеней эсэсовского аппарата, таких же высоких, как и тот человек, в дверь которого он сейчас собирался постучать. Хорст собрался с духом. Он ни в коей мере не отвечал за новости, которые приносил, но он жил в мире, в котором старая поговорка “застрели гонца” могла буквально сбыться. У него не было выбора. Он был дежурным офицером, а бригадефюрер Конрад фон Меербах - человеком, от которого требовались приказы.
Хорст постучал.
- Войдите!- рявкнул голос изнутри.
Хорст сделал, как ему было сказано. Он внутренне поморщился. Фон Меербах выглядел еще более красным от алкоголя и желчи, чем обычно.
“Что такое?- потребовал он ответа.
“Я получил донесение из Таганрога, сэр. Инцидент в баре. Речь идет о предательской речи, оскорбляющей фюрера.”
“Тогда какого черта ты беспокоишь меня этими пустяками? Почему с этим не разобрались сразу же?”
Хорсту показалось, что воротник туго обхватил его шею. - По двум причинам, сэр. Во-первых, единственный свидетель, желающий говорить, - это владелец заведения, украинец. Он - полезный источник информации.”
“Во время этого инцидента там были и другие немцы?”
- Да, сэр.”
“Тогда свяжись с ними, возьми показания и скажи, что им лучше описать то, что они видели и слышали, иначе они понесут такое же наказание, как и предатель.”
- Да, сэр . . . но это так . . . Хорст почувствовал, как под мышками у него выступил пот. “Есть еще кое-что. Человек, произнесший эти слова, был, ах . . . Обер-лейтенант люфтваффе Герхард фон Меербах, сэр . . . Твой брат.”
“Я знаю, кто мой брат, гауптштурмфюрер. Я не полный идиот. Но я не понимаю, почему вы сообщаете мне об этом происшествии . . .”
- Так вот, сэр, В Таганроге и здесь, в Берлине, считалось, что вам следует сообщить об этом, потому что ... . . ах. . .”
- Потому что я хочу оказать услугу своему брату? Это то, что вы предлагаете?”
“Я бы так не сказал, сэр.”
“Но ты все равно так думаешь. Очевидно, вы и другие полагаете, что я из тех мягкосердечных сентименталистов, которые ставят семью выше долга. И это все?”
- Я вовсе не думал, бригадефюрер, что делаю то, что мне приказывают.—”
- Довольно! Я не хочу больше слышать никаких оправданий или объяснений. Что сказал мой брат?”
“У нас еще нет расшифровки, сэр. Хозяин владел немецким языком далеко не в совершенстве, и в это время он находился в своем кабинете за стойкой бара. Но ему показалось, что он слышал - и он поклялся, что его бармен подтвердил это, что оберстлейтенант фон Меербах описал фюрера так . . .- Хорст помолчал. Он был потрясен и напуган, когда произнес следующие слова, хотя они и не принадлежали ему. - "Он назвал фюрера "проклятым", он предположил, что фюрер солгал о том, что происходит в Сталинграде, и он поставил под сомнение здравомыслие фюрера.”
“Но как именно?”
- Владелец не был уверен, но он думал, что ваш . . . Оберстлейтенант фон Меербах назвал фюрера маньяком или сумасшедшим. Что-то вроде того.”
- Что-то вроде этого . . . но он не может быть уверен, потому что он хнычущий, дерьмовый украинский недочеловек, и у вас нет настоящих немецких свидетелей.”
“Ну, это не я, сударь, а Таганрог.”
“Я знаю, кто это! - крикнул фон Меербах, ударив кулаком по столу. - Это кучка некомпетентных, трусливых офицеров, которые не выполнили свой долг и не расследовали инцидент с предательством, потому что боялись, что я могу возразить. Разве ты не согласен, Хорст?”
- Да, сэр.”
“А теперь, поскольку они сидели на своих задницах и ничего не делали, все мужчины, которые были в том баре, теперь вернулись со своими подразделениями, и мы не сможем выследить их, не прочесав всю зону боевых действий группы армий "Юг"!- Фон Меербах снова стукнул кулаком по столу. - “В разгар русской зимы! . . . С проклятыми Иванами, атакующими по всему периметру . . . длине. . . с фронта!”
Хорст вздрагивал с каждым новым ударом кулака бригадефюрера.