[2] В марте 1812 года Байрон познакомился с леди Каролиной Лэм, 27-летней женой Уильяма Лэма, премьер-министра Англии. После встречи с Байроном Каролина написала в своем дневнике: "Он сумасшедший и испорченный. Очень опасно быть с ним знакомой".
Глава 18
Суббота, 02:08 утра
– Я не просилась за штурвал вертолета, пока мы не оказались над водой, далеко от людей, – заявила Саманта, выбираясь с пассажирского сиденья лимузина.
– Мне от этого не легче. Атлантический океан довольно обширный. И глубокий.
Она рассмеялась:
– Там же был пилот. И спасательные средства.
Бен закрыл за ними заднюю дверь и спросил:
– Вам требуется помощь, чтобы добраться до дома?
– Все в порядке, – похлопала его по плечу Саманта. – Если завтра утром мы окажемся на подъездной дорожке, даю тебе разрешение затащить нас внутрь.
– С удовольствием, – кивнул Бен, быстро подавив улыбку. – Спокойной ночи, мисс Сэм, мистер Аддисон.
– По-моему, парень решил, что мы мертвецки пьяны.
Рик наблюдал, как машина покатила мимо дома к гаражу.
– Ты мертвецки, – поправила Саманта, – а я слегка навеселе. И что, черт возьми, смешивают в манговом мохито?
– Манговый ром и листья мяты, – ответил он. – Помимо всего прочего.
– Я рада, что обошлась лишь двумя бокалами. – Сэм глянула на наручные часы. Проклятье. Она не так много выпила, но не собиралась осуществлять свой ночной рейд, пока не протрезвеет на сто процентов. Спасение Кларка придется отложить до завтра.
– Ты куда-то торопишься? – спросил Рик, открывая переднюю дверь и пропуская Саманту вперед.
Он был явно трезвее, чем она думала.
– Хотела отправиться на чертову спасательную операцию, – призналась Сэм, решив снова попытаться быть честной, – но это может подождать до завтра.
– Отлично. – Рик поймал ее за руку и притянул к себе, прислонившись к закрытой двери.
Саманта прижалась к его твердой груди и припала к нему открытым ртом, их языки сплелись в танце. Свободной рукой Рик расстегнул ее джинсы и скользнул пальцами под трусики. Уже разлившееся по ее телу приятное тепло переросло в глубокий неотступный жар.
– Извини, – поддразнила она, – значит ли это, что ты хочешь записаться ко мне на прием?
Он ткнул в нее указательным пальцем и, прежде чем вновь завладеть губами, пробормотал:
– Отмени все встречи.
Святые небеса! Сегодня вечером она несколько минут летела – а точнее, парила – на вертолете – ощущения волнующие и захватывающие, но сейчас было лучше. Намного лучше. Ладони Рика, его кожа, его тепло и осознание, что в его компании она в безопасности, – он пьянил ее сильнее цистерны мангового мохито.
Вытащив руку из трусиков, Рик принялся расстегивать блузку, одновременно лаская пальцами грудь. Саманта хрипло выдохнула.
Днем холл заполняли снующие горничные, экономки и охранники. В этот же ночной час единственными, о ком стоило беспокоиться, были три охранника, патрулирующие внутренний периметр. Даже обладая властью нанимать и увольнять, Саманта не хотела, чтобы кто-нибудь наткнулся на них, пока руки Рика под ее лифчиком или в трусиках.
– Пойдем наверх, – отрывисто выдохнула она, когда его пальцы сомкнулись на правом соске.
– Прямо здесь, на полу, – возразил он, сдвинул блузку и бюстгальтер, и его губы сменили пальцы.
Колени подогнулись, и Саманта схватилась за дверь, чтобы устоять. Она знала, что это не из-за рома. Боже, до чего же хорошо! Но ее мозг еще не полностью отключился. Во всяком случае, пока.
– Сними номер, морячок! – И она за волосы оттянула его голову от своей груди.
– Динамщица, вот ты кто, – пропыхтел Рик, схватил ее за руку, затянул в гостиную на первом этаже и захлопнул за ними дверь. – Здесь.
– Запри. Ты поднял такой шум.
– Прокля… Ладно. – Рик вернулся к двери и повернул замок.
Шагая обратно к ней, стоящей между старинными георгианскими горками, он сорвал пиджак и рубашку и бросил их на пол. Если Саманта и собиралась снова протестовать, то, увидев выражение его лица, поняла, что делать этого не стоит.
– Что-нибудь еще? – спросил Рик.
– Только ты.
Сэм сняла блузку сама, зная, что если Рику придется возиться с одеждой еще хоть немного, он попросту ee разорвет, а это никуда не годится, потому что блузку Саманта любила. Она позволила ему расстегнуть лифчик, потому что ему это нравилось. Опустилась на пол, прислонилась к кожаному креслу и запрокинула голову, когда его губы сомкнулись на левой груди. Мм. Не отрывая губ, Ричард снял с нее обувь, а затем и джинсы и отбросил их куда-то к своей рубашке. За ними последовали трусики; за последние годы она потеряла кучу трусиков и задавалась вопросом, что думали горничные, находя их за книжными полками, или висящими на лампочках, или догорающими в камине, или еще где. Рик, конечно, считал умение заставить ее белье исчезнуть своего рода доказательством собственной мужественности. Словно она нуждалась в подтверждении.
Рик, обхватив Саманту за бедра, оттянул от кресла и, когда она распростерлась на полу, раздвинул ноги и принялся дразнить ее языком и губами. От ощущения его губ в самом сокровенном месте она протяжно выдохнула и закатила глаза.
Почти сразу после того, как они избавились от одежды, Сэм готова была двигаться дальше, но Рик любил довести ее до грани – или даже вывести за нее, – прежде чем заняться настоящим сексом.
– Снимай свои чертовы штаны! – потребовала она, извиваясь и издавая жалобные звуки.
Он поднял голову, встретился с ней взглядом и заявил:
– Сама сними.
Саманта сжала ногами его плечи и перевернула их обоих, уложив Рика на спину. Не зря она держала себя в форме. Сэм уселась на его голой груди и спросила с ленивой улыбкой:
– Ты что, мне приказываешь?
– Так точно, – кивнул он.
Она наклонилась и снова его поцеловала.
– В таком случае, – дышать стало трудно, потому что он опять занялся ее грудью, – думаю, я сделаю исключение и послушаюсь.
Рик со смехом приподнялся на локтях и смотрел, как она соскользнула с него и принялась возиться с джинсами.
– Рад, что ты такая сговорчивая.
– Ну, ты сам виноват. Не могу устоять перед твоим мощным комплектом.
– А не перед мошной?
– Нет. – Саманта расстегнула штаны и стала стягивать их, а Рик, помогая, приподнял бедра. – Только перед этой мощью.
Он сбросил туфли, а она отправила его джинсы и боксеры на кресло. Вопреки сидячему образу жизни он все еще оставался в форме – живое, дышащее, чертовски сексуальное произведение искусства. И несомненно, целиком принадлежит ей.