— Что это была за книга? Та, что вы отдали женщине в Каркассоне? Та, которой пока не хватает?
— «Книга Бальзамов», — ответил он. — Список лекарственных растений и трав. Твоему отцу была доверена «Книга Слов», а мне — «Книга Чисел».
«Каждому свое…»
— Ты получила ответ на свой вопрос? — Симеон проницательно взглянул на нее из-под кустистых бровей. — Утвердилась в своих предположениях?
Элэйс улыбнулась ему:
— Benlèu. Может быть.
Она поцеловала его и бросилась догонять отца.
«Дал еды на дорогу… И дощечку, наверно».
Элэйс решила держать свои мысли при себе, пока не проверит их, хотя в душе не сомневалась, что уже знает, где искать книгу. Мириады связей, паутиной протянувшихся через их жизни, вдруг стали ей ясны. Все намеки и ключи, упущенные только оттого, что их не искали.
ГЛАВА 29
Поспешно возвращаясь назад, они видели, что исход начался.
К главным воротам двигались евреи и сарацины: кто пеший, кто с тележкой, нагруженной скарбом — книгами, картами, мебелью… Торговцы нагрузили лошадей корзинами, сундуками, весами, свитками пергаментов. Заметила Элэйс в толпе беженцев и несколько христианских семейств.
Двор резиденции сюзерена казался белым под лучами утреннего солнца. Когда они проходили через ворота, Элэйс приметила, как отец с облегчением вздохнул: совет еще не завершился.
— Кто-нибудь знает, что ты здесь?
Элэйс остановилась как вкопанная, сообразив, что даже не вспомнила о Гильоме.
— Нет. Я сразу пошла искать тебя.
Пеллетье кивнул:
— Подожди здесь. Я сообщу виконту и попрошу дозволения для тебя ехать с нами. И твоему супругу следовало бы сказать.
Элэйс смотрела ему вслед, пока он не скрылся в тени дома. Оставшись одна, она стала осматриваться. В прохладных уголках у стен прятались от жары животные. Они растянулись на прохладных камнях, и им не было никакого дела до людских забот. Несмотря на все, что пришлось пережить ей самой и что рассказывал Амьель де Курсан, ей плохо верилось в близкую опасность.
За спиной у нее распахнулась дверь, и поток людей хлынул во двор. Элэйс прижалась к стене, чтобы толпа не унесла ее за собой.
Двор наполнился криками: отдавались и исполнялись приказания, конюшие торопились подвести лошадей своим хозяевам. В единый миг двор преобразился из резиденции правителя в шумный военный лагерь.
Сквозь гомон Элэйс послышалось, что кто-то окликает ее по имени. Гильом! Сердце чуть не выскочило из груди. Она обернулась, поискала глазами, откуда доносится голос.
— Элэйс? — недоверчиво глядя на нее, выкрикнул муж. — Откуда? Что ты здесь делаешь?
Она уже увидела его: он широко шагал, расталкивая толпу, пробился к ней и подхватил на руки, стиснув так, что она задохнулась. На миг лицо мужа, его запах заставили ее забыть обо всем, все простить. Элэйс даже застеснялась его откровенной радости. Она зажмурилась и прижалась к его груди, вообразив, что они снова вдвоем в Шато Комталь, а все волнения и беды последних дней стали всего лишь вчерашним кошмаром.
— Как я по тебе скучал! — говорил Гильом, целуя ее лицо, шею, руки.
Элэйс поморщилась.
— Что такое?
— Ничего, — поспешно отозвалась она.
Гильом сдвинул плащ, открыв свежий багровый синяк у нее на плече.
— Святая вера! Ничего! Как, во имя…
— Упала, — объяснила Элэйс. — Плечу досталось хуже всего. Это только на вид страшно. Пожалуйста, не обращай внимания.
Гильом с сомнением взглянул на нее.
— Так вот как ты проводишь время без меня, — сказал он. Подозрения сгущались в его глазах.
— Почему ты здесь?
Она запнулась:
— Доставила сообщение отцу.
Элэйс пожалела о своих словах, едва они сорвались с языка. Радость совсем исчезла с его лица, лоб нахмурился.
— Какое сообщение?
Она ничего не могла придумать. Что сказал бы отец? Чем ей оправдаться?
— Элэйс, какое сообщение?
Элэйс задыхалась. Больше чем когда-либо, ей хотелось поговорить с ним открыто, но она обещала отцу.
— Прости, мессире, но я не могу сказать. Только для его ушей.
— Не можешь или не хочешь?
— Не могу, Гильом, — с сожалением сказала она. — И мне очень жаль.
— Это он послал за тобой? — В голосе мужа звучала ярость. — Он послал за тобой, не спросив моего позволения?
— Нет, никто за мной не посылал, — возразила Элэйс. — Я сама решила приехать.
— И не желаешь сказать мне зачем?
— Умоляю, Гильом, не требуй, чтобы я нарушила слово, данное отцу. Пожалуйста, постарайся понять.
Он ухватил ее за плечи и встряхнул.
— Ты мне не скажешь? Не скажешь? — Он отрывисто, горько рассмеялся. — И подумать только, я вообразил, будто первый в твоем сердце. Каков глупец!
Элэйс хотела удержать мужа, но он вырвался и зашагал прочь сквозь толпу.
— Гильом, подожди!
— В чем дело?
Она развернулась и увидела перед собой отца.
— Мой муж обижен, что я отказалась ему довериться.
— Ты сказала, что это я запретил тебе говорить?
Хотела сказать, но он не в настроении слушать, Пеллетье ощерился:
— Он не вправе требовать, чтобы ты нарушила слово.
Элэйс твердо взглянула в лицо отцу. В ней нарастал гнев.
— Со всем почтением, paire, но он в полном праве требовать от меня и повиновения, и верности.
— Ты не нарушила верности, — нетерпеливо возразил Пеллетье. — Он остынет. Теперь не время и не место…
— Он такой вспыльчивый. Оскорбления глубоко ранят его.
— Как всех нас, — огрызнулся отец. — Все мы вспыльчивы. Однако не все позволяют чувствам возобладать над здравым смыслом. Хватит, Элэйс, забудь. Гильом здесь, чтобы служить своему сеньеру, а не для того, чтобы ссориться с женой. Ручаюсь, вернувшись в Каркассону, вы с ним быстро все уладите. — Отец поцеловал ее в макушку. — Дай ему остыть. А теперь приведи Тату. Приготовься к отъезду.
Она медленно побрела вслед за отцом к конюшням.
— Тебе бы поговорить обо всем с Орианой. По-моему, она должна кое-что знать о том, что со мной случилось.
Пеллетье махнул рукой.
— Ты несправедлива к сестре. Слишком долго я не замечал разлада между вами, в надежде, что все уладится само собой.
— Прости, paire, мне кажется, ты плохо ее знаешь.
Пеллетье пропустил слова дочери мимо ушей.
— Ты склонна слишком строго судить Ориану, Элэйс. Уверяю тебя, она взялась о тебе заботиться из лучших побуждений. Ты хотя бы спросила ее?
Элэйс покраснела.
— Вот именно. По лицу видно, что даже не подумала.