я вновь увидела мерзавца. Которого люблю. Поняла это окончательно, когда мы вновь остались наедине. Я почувствовала его запах, увидела заботу и желание в глазах…
Мне было приятно. И сейчас. Хочется вернуться. Но сердце разрывается от боли.
Наш разговор должен был быть другим.
Абсолютно. Эмоциональней, жёстче.
Но Басманов вёл себя так… незапланированно. И я, дурочка, растерялась при виде него.
А теперь хочу бежать, лишь бы Булат не пошёл за мной с расспросами. Я ничего не смогу ему сказать. Поэтому забегаю в столовую, хотя мне точно не место среди этих людей, и прошу отца увезти меня отсюда.
Он сам всё понимает. Я попросила его устроить этот диалог.
Сильно извиняюсь перед родителями Булата. Я не хотела портить им праздник, но папа настоял на том, что его младшего брата надо проучить именно сегодня. Жестко. Чтобы больше не игрался. И я согласилась. Потому что была с ним согласна.
Басманов, зная, что я дочь его брата, целовал меня. Трахал.
И скрывал от отца, который, оказывается, всё время искал меня.
Он заслужил.
Но когда я увидела его…
Обросшее коркой льда сердце вдруг растаяло.
Я ударила его ножом в спину, сбежала, солгала, а он…
Что он сказал? Любит меня? Даже после того, что я сделала.
Острая боль ещё раз пронзает грудную клетку. А мысли путаются, никак не могут собраться воедино. Я не замечаю, как мы покидаем чужой мне дом. И уже в машине из раздумий меня вырывает голос отца:
— Ты поговорила с ним?
— Да, спасибо, что дал мне эту возможность, — искренне благодарю его за это. Жаль, что всё это случилось на празднике их родителей. Но Мирон сказал, что не стоит об этом волноваться.
— Ты расстроилась? — отвлекается от дороги всего на секунду.
— Немного… Мне кажется, мы поступили слишком жестоко.
— Может. Но мой младший брат всегда делал всё, что он хочет. И мой запрет на тебя он нарушил. И что теперь в итоге?
Мечет взгляд на мой плоский живот, который я рефлекторно закрываю ладонями.
Я рассказала Мирону всё. Тогда, в клубе, когда впервые назвала его «папа». Он был ошарашен и дико зол. Я с трудом остановила его, чтобы он не побежал к Булату и не убил его.
Они вроде хорошо общаются, судя по рассказам Бодрова, но… Отец был жутко оскорблён. Тогда он мне и сказал, что поручил Булату найти меня, а в итоге… Наоборот, тот прятал, потому что влюбился. Боялся, что отец выдаст меня замуж.
Но эта свадьба… была выдумкой. Я так и не узнала, почему он соврал.
Да и тогда мне было не до этого.
«Влюбился», — эти слова, сказанные Бодровым, крутились двадцать четыре часа в сутки в голове.
На мой вопрос — с чего он взял это, тот ответил, что на Булата это не похоже.
Он никогда бы не пошёл на это, если бы я сильно его не зацепила.
Да и тем более ребёнок… У Булата он никогда бы не появился спонтанно. Для него резинка — как трусы. Без них из дома не выйдешь.
Значит, всё серьёзно.
Звучало бредово. До тех пор, пока Басманов не признался двадцать минут назад, что любит меня.
И резко весь мой гнев пропал.
Но тогда я поддержала папу. Басманова нужно было наказать. И всё равно, что они не родные братья.
В этом он тоже мне признался.
И в тот момент камень упал с плеч. Я выдохнула. На радостях побежала в клинику, сдала ещё кучу анализов. И жду момента, когда смогу сходить на УЗИ и увидеть там своё чудо.
Опасности теперь никакой нет, раз и кровосмешение отсутствует…
И я могу больше не переживать на эту тему.
Но Басманов…
Закусываю губу, снова раздумывая, что делать.
Остаться одной, воспитывать нашего ребёнка самой… из-за своей обиды?
Разве это так важно теперь? Когда знаю, что они не родственники.
И злость всю выместила… И урок преподала. Это его плата за ложь.
Но не была ли моя фраза лишней?
Не знаю, что на меня нашло. Но в тот момент я была так обозлена, что сказала, что ребёнка у него не будет. Он будет у меня. Этот малыш — только мой.
Но я так хочу к этому мерзавцу…
Долбаная привязанность. Долбаные чувства.
Как я их ненавижу!
— Это будет для него уроком. Совсем распустился, — негодует отец и бьёт по рулю. — Обманывал нас обоих.
Опускаю взгляд вниз, на свою ладонь, что поглаживает плоский живот.
«Обманывал», — проговариваю у себя в голове. Это так. И я не должна его просто так прощать.
— Мы не перегнули? — всё равно спрашиваю, закусывая от волнения нижнюю губу. Она уже и так вся потрескалась.
Ну, хватит!
— Нормально! — гаркает он. — Ничего, через недельку опять сойдётесь.
Если бы. Если бы было всё так просто…
— Если кое-кто раньше не сорвётся, — намекает на меня, улыбнувшись.
— Я обижена, — скрещиваю руки на груди, ни капли не привирая. — Первая мириться не пойду.
Вот только почему говорю это, а сама душой где-то с ним?
И теперь мучаюсь от того, что могла сделать ему больно?
На следующий день
Направляюсь в клинику, чтобы увидеть на УЗИ малыша и услышать стук его сердечка.
Прошло несколько дней с тех пор, как мы виделись с Булатом на юбилее его родителей.
Он ни разу не позвонил, не написал… А я так надеялась, что в этот день, где мы сможем услышать сердцебиение ребёночка, мы будем вместе.
А в итоге с огромной тяжестью на душе еду одна.
Правда… Почему-то мы подъезжаем к уже знакомой высотке, а не к клинике.
Впиваюсь ногтями в чехлы сиденья.
— Зачем мы здесь? — спрашиваю с волнением, заглядывая в окно. Может, я ошиблась?..
— Босс приказал привезти сюда.
Мирон?
— Зачем?
— Сказал, что от его брата ни слова за последние дни. Скорее всего, сидит и бухает. На звонки не отвечает. И его нужно проведать.
Так резко, ещё и в такой день? Ещё и мне?
Не понимаю я папу. Сначала проклинает брата, решив научить его жизни, а потом… Посылает меня к нему, чтобы мы помирились?
Сводник чёртов.
Я слегка утихаю, но выходить не тороплюсь.
Наверное, потому что боюсь подняться на уже знакомый мне этаж. Позвонить в дверь. И… увидеть его реакцию.
Его глаза в тот момент, когда… Когда предложу поехать вместе на УЗИ?
А вдруг там будет ненависть?
Набираю полные лёгкие воздуха.
Ладно…
Дёргаю за ручку дверцы и выхожу из салона, припоминая это здание. Помню, как по