Легче сказать «ты должен победить», чем сделать это. Но в девятом раунде маркиз наконец точно знал что не только должен, но и победит. Лайонел еле держался на ногах. Он уже не мог защищаться, и лицо его теперь было открыто и для левого кулака маркиза, и для его правой ноги. Один его глаз почти совсем закрылся, осталась одна узкая щелка. Второй закрыло наполовину. Нос, похоже, был сломан. Силы у маркиза были на исходе, но оставались сила воли и твердая решимость. И лицо Саманты стояло перед его усталыми глазами.
В зале теперь было тихо, хотя, кроме бедолаги Смизерса, никто не ушел.
– Думайте о ней, Кэрью! Думайте о ней! – настойчиво твердил над его ухом лорд Фрэнсис в конце раунда, так же как в в конце предыдущего, и перед последующим. Он выжимал воду из губки ему на грудь и повторял: «Черт побери, Кэрью, думайте только о ней и не сдавайтесь!»
«Неллер влюблен в Саманту», – проплыла у Кэрью в голове смутная мысль. Он давно догадывался. Но Неллер благородный человек. Ладно, он отомстит и за него тоже.
– Добей его в этом раунде, старина, – сказал герцог, энергично обмахивая его лицо полотенцем, как он делал после каждого раунда. – Ты на исходе. В одиннадцатом раунде ты рухнешь. Сейчас пойдет десятый. Последний твой раунд, Харт: Держись! Кроме тех двоих напротив, в зале нет ни одного человека, кто не хотел бы твоей победы. Этот раунд, Харт!
Ему понадобилось две с половиной минуты. Лайонел уже еле стоял на ногах, качался из стороны в сторону, руки его бессильно висели по сторонам, кулаки не сжимались до конца. Он смотрел на Хартли хотя, может быть, и не мог его разглядеть – с бешеной ненавистью. Он бы упал и потерял сознание одного толчка. Всем своим видом он взывал к пощаде. Но маркиз вдруг вспомнил себя, шестилетнего малыша, корчившегося от нестерпимой боли. И страдальческое лицо матери, когда она смотрела на своего единственного покалеченного сына. И Саманту, которая просит его поцеловать ее и говорит, что любит его, – и говорит искренне, потому что напугана новым появлением в ее жизни Лайонела, человека, который на шесть лет сделал ее несчастной.
Маркиз собрал остатки сил и нанес удар правой ногой. Его последний удар, как и первый, попал точно под челюсть. Голова Лайонела откинулась назад, и рухнул навзничь.
Раздался стон, и он затих.
И тут вокруг поднялся оглушающий шум. Мужчины что-то говорили маркизу, смеялись, хлопали его по спине, пока Бридж не заорал, чтобы все держались на расстоянии, а Неллер не пригрозил, что сам пустит ход кулаки, если они не отойдут, а то Кэрью нечем дышать.
– Ну что ж, друг мой, – услышал Кэрью где-то над своей головой голос Джексона, Кто-то уже усадил Кэрью на его табурет в углу. – Должен признать, что вы, быть может, мой лучший ученик за все годы моей работы. Вот только если бы вы помнили, что правую руку надо держать выше – сколько раз я вам это говорил? – ваше лицо сейчас не напоминало бы сырую котлету. Но некоторые люди себя не жалеют.
Виконт Берчли обмахивал распростертого на полу Лайонела и требовал, чтобы кто-нибудь принес воды, но на него не обращали внимания.
– Пойди помоги ему, Бридж, – сказал маркиз. Сам он не мог пошевелить ни руками, ни ногами и даже не пытался встать с табурета.
Герцог кинул на него более чем выразительный взгляд, который Хартли не увидел, потом пошел в противоположный угол.
Лайонел все еще лежал на полу. Берчли осторожно смачивал ему лицо губкой, подошедший герцог Бриджуотер начал обмахивать его полотенцем. Сознание начало возвращаться к Лайонелу, и он застонал. В эту. минуту маркиз с помощью лорда Неллера наконец поднялся и, тяжело припадая на правую ногу и с трудом передвигая негнущуюся левую, вышел из спортзала. Надо было переодеться и поспешить домой.
Невозможно будет скрыть это событие от Саманты, с огорчением думал он. Она ни за что не поверит, что он нечаянно налетел на дверь. А может, и не надо скрывать – может, она будет рада, что он отомстил за нее.
Может, она даже будет им гордиться.
* * *
Она и правда потратила уйму денег – во всяком случае, куда больше, чем тратила прежде за один день. И ни на минуту не почувствовала раскаяния. Увез бы он сегодня ее домой, как она просила, так она бы ни пенни не потратила. Так что ворчать он не посмеет. Да и не станет Хартли ворчать ни по какому поводу – она не представляет его себе в роли ворчуна.
К тому же он сам надоумил ее поехать вместе с тетей Агги и купить и себе, и ей что-нибудь красивое. Как и подобает покорной женушке, она подчинилась. Тетке она купила веер из слоновой кости, хотя та и протестовала, говоря, что слишком стара для такой изящной безделушки. Еще Саманта купила ей лайковые перчатки, поскольку разговоры о новых перчатках тетка вела всю весну, Хартли она купила табакерку, хотя он не имел привычки нюхать табак. Но табакерка была такая прелестная, что невозможно было устоять, к тому же крышка была инкрустирована сапфирами, и Саманте пришло в голову преподнести ему табакерку как свадебный подарок – не важно, что он несколько запоздал, да к тому же платить за него придется самому Хартли. Это и будет «что-то голубое». Заменит ту злополучную брошь – она даже не спросила у Хартли, отдал ли он ее обратно или оставил у себя. Не хотела ничего о ней знать.
Про себя Саманта чуть было не забыла, но все же успела вспомнить и купила несколько пар шелковых чулок и новую шляпку, так щедро украшенную лентами и цветами, что она не сразу решилась на покупку, представив себе, как все эти ленты и цветы совсем закроют ей шею. Но шляпка была легкая, как перышко, и выглядела так сногсшибательно и так… экстравагантно, что Саманта не устояла, хотя и не была уверена, что отважится надеть ее в Йоркшире. Она представила себя в этой шляпке и с огромным животом и с трудом удержалась от смеха – иначе пришлось бы объяснять, в чем дело, тете Агги и модистке.
Вопреки собственным ожиданиям Саманта наслаждалась своим последним днем в Лондоне.
Настало время ленча, и они зашли в кафе, несмотря на все протесты тетушки Агги, которая считала, что есть не дома, да еще без сопровождения мужчин, дамам не приличествует. А когда они вышли оттуда, Саманта заметила невдалеке на Оксфорд-стрит Фрэнсиса и весело помахала ему рукой.
Он поспешил им навстречу.
– Саманта, – сказал он. – Леди Брилл. – Но снова повернулся к Саманте. – Вас не было дома, когда приехал Кэрью? – взволнованно спросил он.
– Приехал? Так рано? – удивилась Саманта. – Он уже дома? Я думала, он весь день будет заниматься какими-то своими делами.
Фрэнсис взял Саманту за руку и приглушенным голосом сказал:
– Мне кажется, вы нужны ему дома.
Его голос и выражение лица насторожили Саманту.