Читать интересную книгу Глобальное политическое прогнозирование - Александр Панарин

Социология предложила свое понятие относительной депривации — чувства, указывающего на то, что потребительского человека не столько беспокоит его собственное положение как таковое, сколько невыгодные сравнения с теми, кто пребывает в лучшем положении. Относительная депривация означает процедуру сравнения, которой постоянно предается потребительский человек, терзаемый специфической завистью. Многие понятия западной социологической и политологической классики — такие как классовая борьба, социальная справедливость, социальная мобильность — поблекнут в своем ореоле, если мы поймем, какую роль в обозначаемом ими содержании играет потребительская зависть. Современная глобалистика уже, кажется, открыла абсолютные исторические границы этого типа сознания, указав на то, что если бы уровень жизни большинства населения мира достиг американского или западноевропейского "эталона", планета взорвалась бы от экологической перегрузки. В этой перспективе антропологическая стратегия буддизма — усмирение вожделеющей составляющей человеческого естества, возможно, станет главным звеном грядущей планетарной революции сознания, не совершив которую человечество рискует исчезнуть с лица планеты как вид.

Индо-буддистская традиция вооружает нас способностью качественного преобразования той картины мира, в которую поместил нас западный модерн, ставший в условиях обнаружившихся "пределов роста" философией избранного меньшинства, расы господ. Модерн обращается к тем, кто способен опередить других, он учит морали успеха. Но он не учит нас тому, как быть с теми, кто не достиг успеха и, учитывая новые реальности тесного социал-дарвинистского мира, так его и не достигнет. Этот вопрос он выводит за скобки, но если вопрос этот связан с уделом большинства человечества, его пора вывести из скобок и поставить в центр нашего внимания.

Речь идет о необходимости формирования качественно иной морали, чем достижительная мораль успеха, ибо адепты последней демонстрируют все более сомнительные, деструктивные черты. Если дело столь громко воспетого прогресса действительно будет предоставлено преимущественно людям этой формации, нас ждет историческое разочарование невиданного масштаба.

Трагедия евроазиатского континента состоит в том, что он взял себе в учителя представителей морской цивилизации, связанной с архетипом пиратства. В мировой динамике Моря мораль успеха, утвердившаяся после великих географических открытий, означала экспансию вовне, в плохо защищенные пространства Суши, все новые ареалы которой с тех пор стали вовлекаться в "игры обмена" — как правило неэквивалентного. Вся предыдущая мировая история, начиная с неолитической революции, прошла под знаком творческих мук Континента, связанных с зарождением и постепенным повсеместным утверждением производящего хозяйства. Решающие схватки происходили на территории России — Евразии, и связаны они были с борьбой Леса и Степи, земледелия с экспансией кочевнических империй. В результате этой победы утвердились особые принципы существования, прикрепляющие людей к земной тверди, к устойчивым, требующим ответственного, хозяйского поведения, началам.

То, что М. К. Петров назвал принципом Олимпийской цивилизации — закрепление профессий за определенными фамильными династиями, которые таким образом оказывались хранителями не только специфического профессионального мастерства, но и профессиональной этики — нашло наиболее рафинированное выражение в индийском социокультурном космосе. Соответствующая нормативная система представлена в трактате "Артхашастра, или Наука о политике". Ключевое понятие индийского социума — "джати". Посредством его индус определяет свою идентичность и свое призвание на этой земле. "...Каково бы ни было происхождение джати, главное, что объединяет ее членов, это кастовая профессия, передающаяся из поколения в поколение... Отношения между джати... строятся в строгом соответствии с целой системой правил, которую индийцы называют "джафнмани" (от санскритского "яджмана" — "приносящий жертвы"). Наследственная кастовая профессия рассматривается как жертва, приносимая другим кастам и требующая вознаграждения" { Указ. соч. С. 98. } .

Континентальный космос, построенный по этому принципу, обладает одним ярко выраженным достоинством — практически полным совпадением экономической и социокультурной базы общества. Действует естественный и наиболее соответствующий реальности принцип: чем более массовой, не требующей особо дефицитных знаний и навыков является профессия, тем шире ее социокультурная база — круг лиц, готовых и желающих ею заниматься. Эта готовность связана с жертвенностью; компенсаторские формы стимулирования здесь не являются ни первичными, ни главными. Профессиональная мораль, как, впрочем, и мораль вообще, основана на жертвенном принципе и сословно-профессиональном достоинстве.

Совсем иные предпосылки имеет западная мораль успеха, связанная с пиратским архетипом. В модернистских социумах действует саморазрушительный парадокс: чем проще профессия и шире масштабы ее объективного экономического применения, тем эже социокультурная база этой профессии — круг лиц, обладающих субъективной готовностью ею заниматься, не испытывая при этом комплекса неудачников. Социологи, занимающиеся проблемой соответствия профессиональных ориентации юношества объективным экономическим потребностям общества, открыли феномен перевернутой пирамиды. Его изображают так:

Пирамида, изображенная густой сплошной линией, отражает лестницу профессий — от наиболее простых и массовых, лежащих в основании пирамиды, до элитарных, занимающих ее узкую вершину. Пунктирная линия изображает перевернутую пирамиду притязаний: те самые профессии, которые общество объективно числит за немногими, элитарными группами, стали объектом наиболее массовых притязаний, тогда как на массовые профессии, лежащие в основании объективной пирамиды профессий, субъективно почти никто не ориентируется. Таким образом, "мораль успеха", насаждаемая всей атмосферой модерна, порождает неадекватные притязания — утопическое сознание, которому не суждено найти удовлетворение на массовом уровне. И хотя жизнь так или иначе возвращает большинство притязательных утопистов к реальности, навязывая им социально-профессиональные роли, которые они сами ни за что не выбрали бы, сам утопизм не проходит даром ни для тех, кто им заражен, ни для общества в целом. Люди, потерпевшие поражение в своем стремлении попасть наверх, свое реальное существование внизу ведут в качестве оскорбленных и обманутых неудачников — со всеми вытекающими отсюда последствиями, касающимися качества труда, добросовестности и исполнительности, отношения к себе подобным.

Массовые профессии, лишенные притока живительной социальной энергии, представленные людьми, чувствующими себя оскорбленными и обманутыми неудачниками, стремительно деградируют в своем человеческом качестве. Создается впечатление, что цивилизация модерна вообще не способна формировать у людей адекватные социально-профессиональные и потребительские ожидания, порождая массовый тип утописта-невротика, требующего невозможного и потому готового к постоянному психологическому и моральному срыву. Судя по всему, Запад вознамерился решать эту проблему двумя способами. С одной стороны — посредством импорта непритязательной рабочей силы извне, которой предстоит заполнить нишу непрестижных профессий, какую западный человек заполнять отказывается. Так возникают новые профессиональные касты неприкасаемых на Западе — в основном цветных иммигрантов, заполняющих глубокие профессиональные тылы, которые социокультурный авангард западного общества давно уже оставил, влекомый миражами морали успеха.

С другой стороны — посредством изобретения новых систем планетарного перераспределительства, позволяющих невротикам потребительского общества, не способным адаптироваться к суровой экономической реальности, "из воздуха" получать новые блага. Именно здесь кроются истинные тайны виртуальной "информационной" экономики. Виртуальная экономика — это система удовлетворения нереалистических потребительских притязаний западного человека за счет планетарного перераспределения ресурсов.

Таким образом, эпоха модерна знает два способа претворения в жизнь массовых утопий. Тоталитаризм был способом реализации утопии социального равенства средствами тотальной экспроприации. Новейший либерализм открыл способ претворения в жизнь потребительской утопии путем глобального перераспределения обретений и тягот профессиональной жизни, а также материальных и интеллектуальных ресурсов.

Ясно, что такое перераспределение нельзя успешно и последовательно совершать, не изменив всю морально-психологическую атмосферу эпохи, наследующей установки христианского и просвещенческого гуманизма. Это перераспределение требует каких-то новых способов оправдания расовой и социальной сегрегации людей, новых ухищрений, посредством которых можно было бы усыпить цензуру старого морального сознания и обойти нормы гуманистической этики. Вывод напрашивается жесткий: люди, вскормленные моралью успеха, оказались неспособными нести эстафету традиционного гуманизма, ибо открыли, что успеха на всех не хватит. Следовательно, предстоит либо совершить новую революцию сознания, в чем-то обратную той, что совершили "пираты модерна", либо заново поделить мир на касту господ, монополизирующих потребительскую мораль (которая параллельно своему превращению в достояние меньшинства из утопии превращается в реальность), и касту рабов, загоняемых в новое мировое гетто.