Читать интересную книгу Звездная вахта (сборник) - Александр Громов

Повторяю: свое удивление я соотнес с логикой чуть позднее. Пока же мне было не до того. Вокруг меня летали предметы и люди. Откупоренная банка с вишневым сиропом ударилась рядом с моей головой и метко вышвырнула прямо мне в лицо свое содержимое.

Потом Хорхе угодил головой мне в живот, да с такой силой, что я до сих пор удивляюсь, отчего кишки не полезли у меня из ушей. Мимо нас с противным визгом – вот тебе и сексуальное контральто! – пронеслась Марта, вращаясь в полете, как дикарский бумеранг. Послышался глухой удар мягкого о твердое – кому-то из нас «посчастливилось» угодить в главный пульт…

На какое-то время я отключился, а когда пришел в себя, осознал, что, влекомый тяжестью, сползаю вниз по стенной панели. Тяжесть нарастала неуклонно и быстро. Шутки кончились, теперь за нас взялись всерьез… Кто взялся? Этого я не знал и боялся строить догадки. Казалось, кто-то невероятно огромный и проворный сначала грубо схватил станцию лапами, пошвырял ее немного из одной ладони в другую, а затем начал раскручивать, как волчок, – и все быстрее, быстрее! Иной причины возрастания тяжести просто не могло быть.

Прерывисто, тревожно и совершенно бесполезно взревывал сигнал опасности – не справляясь с ситуацией сам, Сократ звал на помощь людей. Умник! Мог бы сообразить, если раньше не знал, что человек имеет предел прочности!

Я попытался сдвинуть руку – и не смог. Меня медленно размазывало по полу. Щеки стекали к ушам, дышать становилось труднее – мышцы едва справлялись с непосильной нагрузкой. Кому-то, заброшенному дальше от оси станции, чем я, приходилось еще хуже – я слышал слабые, полные муки стоны и хрип.

А еще я слышал потрескивания и негромкий хруст – каркас станции принял на себя нагрузку. Здесь, близ оси, где полагается быть совсем малой тяжести, она была сравнительно невелика, но на периферии… Хвала празднику! Если бы я не поднял отдыхающих, все трое были бы раздавлены своим весом.

А впрочем, велика ли удача пожить лишние полчаса?

Страха я по-прежнему не чувствовал и только желал, чтобы все это поскорее кончилось. Если вращение еще ускорится, станция начнет ломаться, и нам будет уже все равно, сразу ли разлетится она веером обломков или разрушится постепенно, сопротивляясь до конца. Если тяжесть не убьет нас, это сделает вакуум.

Очертания предметов потеряли четкость – хрусталики уже не могли скомпенсировать деформацию глазных яблок. Еще миг – и на меня ринулась чернота.

Сознания я, пожалуй, не потерял. Человек без сознания – бесчувственный манекен, чурка. Он не видит ни яви, ни снов.

Ну а я-то видел. Наверное, галлюцинировал.

Сначала не было ничего, кроме черноты. Потом я увидел – что бы вы думали? Лицо любимой женщины? Картинки детства? Туннель со светом в конце?

Как бы не так. Я ведь еще не совсем умирал, а из моих слов вы уже поняли, что и не умер. Можете смеяться, но увидел я Вселенную. Всю. Разом.

Чернота – и чернота живая. Кажущаяся пустота, наполненная жизнью, движением, бессмыслицей и смыслом. Яркие острова светящейся материи, невероятной сложности путаницу линий магнитного поля, гигантские силовые мосты, переброшенные от галактики к галактике, сталкивающиеся массы газа при прохождении одной звездной системы сквозь другую, межгалактический газ, разогретый до сотен миллионов градусов… и холодные темные облака диффузной материи, медленно сжимающиеся в тисках гравитации, чтобы спустя миллионы лет породить звезды, и уникальные процессы в недрах облаков, сравнимые с метаболическими по сложности и сути, хотя вовсе не биологические… и даже облака, успевшие обрести сознание и понимающие, что сжатие, дающее им энергию для их странной жизни, неминуемо убьет их, когда их материя сожмется в протозвезду, и ужас, вечный кричащий ужас живого перед уходом в небытие…

А еще – нечто глобальное над всем этим миром. Нечто невообразимо огромное, не обращающее никакого внимания на крики туманностей – малых частей его тела, подобно тому, как человеку нет дела до персональных нужд какой-нибудь клетки его эпителия. Нечто с чуждым нам могучим разумом, невероятно дремучим и невероятно холодным, пытливым и эгоистичным, глубоким и равнодушным.

И это Нечто имело название – Вселенная.

Вот тогда-то мне и стало страшно.

С опозданием. Как обычно.

Возьмите в руки дождевого червя, если не противно, а потом бросьте его на рыхлую землю. Червь спасен, но, прежде чем уйти в грунт, он еще несколько секунд будет извиваться без всякого смысла.

Потому что и вправду страшно.

Сердце колотилось так, что можно лишь удивляться, что обошлось без разрыва миокарда. Прошло, наверное, несколько мгновений, но мне показалось – лет. А потом я ощутил расплющенной спиной легкую вибрацию, и начал догадываться, что худшее позади.

Включились двигатели ориентации, мало-помалу тормозя вращение станции. Страшные тиски тяжести понемногу ослабляли хватку. Прошло еще несколько минут, прежде чем я сумел сесть, и этих минут хватило мне с лихвой, чтобы совершенно успокоиться.

Не важно, что я не имел представления о том, что будет дальше. Важно, что я вновь стал действующим лицом. Возможно, от меня, да и от всех нас зависело не так уж много, зато мы могли побарахтаться. И самое первое – понять, что же, черт возьми, произошло.

А Сократ как ни в чем не бывало поздравлял нас с успешным субпространственным переходом!

С перевариванием этого сообщения я решил чуточку обождать. Важнее было проверить, все ли целы.

Хорхе первым сумел подняться на ноги. Петер сидел, привалившись к переборке, таращил глаза и громко икал. Марта стонала, придерживая ладонью полуоторванный клок кожи на лбу, но шевелением давала понять, что основные кости целы. Анжи и Этьен-Жерар недвижно лежали там, куда их шмякнуло.

Оба были живы, хотя и лишены сознания. Забегая вперед, скажу, что Анжелику нам удалось привести в чувство примерно через час, а Этьен-Жерар не избежал анабиозной камеры, где и скоротал время до самой Земли. Даже с помощью Сократа мы не могли спасти его сами и лишь залечили бы до смерти.

Но все для него кончилось хорошо. Ныне он жив-здоров, получил страховку, вложил в прибыльное дело и доволен судьбой, хотя, говорят, боится летать даже на самолете…

Субпространственного прыжка я не почувствовал. Он мгновенен и чреват легкой дурнотой, не более. Неудивительно, что никто из нас ничего не заметил. Уговорите кого-нибудь пощекотать себя и одновременно ударить кувалдой по лбу – почувствуете ли вы щекотку?

Сократ, однако, не врал и не сошел с ума.

– Приехали, – деревянным голосом сообщил Петер.

– Это Солнце? – чуть подняв бровь, осведомилась Марта, разглядывая маленький желтый диск на обзорном экране.

– Оно самое, – кивнул я. – Если хочешь – проверю.

– Хочу.

Вне всякого сомнения, это было Солнце. Каждый из нас понимал: какая-то сила подхватила «Вспышку» и загнала в Канал. И вот мы дома. Неясно только – какая сила?

Но проверить, куда нас вышвырнуло, все-таки не мешало. Сто процентов уверенности всегда лучше, чем девяносто девять.

Физические характеристики звезды совпадали с солнечными. Я приказал Сократу рассчитать карту гравитационного поля и вывел ее на монитор. Вот и планеты… все на месте. Здоровенная вдавлина в силовых линиях – это Юпитер. Мелкая рябь – главный пояс астероидов. А вот и Земля. Видна, кстати, невооруженным глазом.

И все же я обрел полную уверенность не раньше, чем поймал по радио незамысловатый мотивчик популярной песенки. И это было как печать на документе. «Сим удостоверяется…» Земля, наша Земля, и думать нечего.

Очень скоро мы установили связь с лунной базой, а там поначалу вообразили, что шалят какие-то кретины. Потом началось… Нам категорически запретили пользоваться катером для возвращения, погнали к нам специальный корабль, а пока он шел, совершенно замучили всех пятерых, выпытывая подробности случившегося, да еще пообещали, что по возвращении на базу каждому из нас придется написать отчет. Иного ждать и не приходилось.

За черновик отчета я сел немедленно.

– Умно, – только и сказала Марта своим знаменитым контральто, выпросив у меня почитать мое творчество. Правда, сначала громко фыркнула, а затем уже похвалила.

– Советую и тебе написать в том же духе, – отозвался я. – Только факты. Никаких мыслей и, главное, никаких видений. Голые факты и ничего больше. На Земле и без нас хватает любителей складывать два и два.

– Отчего ты решил, что у меня были видения? – спросила Марта столь заинтересованно, что я понял: попал в точку.

– Мне так кажется. Я же их видел, хотя к галлюцинациям не склонен. Вселенная решила нам кое-что показать, ценю ее любезность. Могла бы просто прихлопнуть. Лабораторная мышка добралась до камеры и обслюнявила объектив. Мышку взяли за хвост и вернули к другим мышкам. Только это и произошло, разве нет? У Вселенной есть инструменты для самопознания помимо человечества. Нам нечего зазнаваться – мы не инструмент, а всего лишь объект, да еще, кажется, не из самых важных. Но писать об этом в отчете я не стану.