Глава 17
Прошло два года. Турция окончательно и бесповоротно завоевала бывший византийский город Андрианополь. Не выдержав осады, город сдался, так и не дождавшись помощи из Константинополя. Да и бесполезно было ждать, византийский император уже настолько стал беспомощен и слаб, что почти полностью оказался под властью турецкого султана; у него не было сил и возможности помочь осажденному городу.
Андрианополь был одной из последних жемчужин, еще остававшихся в короне императоров Византии. С его потерей, по сути дела, у Византии оставался только один-единственный крупный город — Константинополь, но и он теперь уже со всех сторон был окружен турецкими землями.
Местоположение Андрианополя было очень выгодным: он находился на пересечении важных торговых путей, ведущих из Европы в Азию, поэтому постоянно подвергался различным осадам и нашествиям. Его захватывали готы, полчища болгар, крестоносцы, но всякий раз он возвращался к своим законным владельцам — сначала римским, а потом византийским императорам. Теперь же он был потерян навсегда — ослабленная и практически поверженная Византийская империя не могла соперничать с могуществом молодой, набиравшей мощь Османской империей.
Вскоре после взятия Андрианополя турки перенесли сюда из Бурсы свою столицу. Город был переименован и получил название Эдирнэ. Это было очень знаменательное событие — впервые столица Османской империи располагалась не в Азии, а на Балканском полуострове, то есть в Европе.
Новая столица досталась туркам в довольно жалком состоянии, ибо, по старой завоевательной традиции, город был подвергнут трехдневному разорению и грабежу. К тому же на второй день после взятия вспыхнули пожары, и некоторые его кварталы, когда-то цветущие и прекрасные, превратились в руины и горы пепла.
Население почти поголовно было обращено в рабство. Завоеватели особенно ценили рабынь, поэтому даже самые знатные и богатые горожанки, способные заплатить выкуп, не смогли избежать общей участи. Разрушенный город наполнился воем и плачем матерей. Одни оплакивали своих погибших во время пожара детей, другие, у кого дети остались живы, были разлучены с ними жестокими и беспощадными завоевателями. В эти дни на улицах Андрианополя появилось множество трупиков истощенных грудных детей — матери, сумевшие спасти детей от огня, не могли спасти их от голодной смерти. У них пропадало молоко, и они могли лишь бессильно наблюдать, как постепенно умирают их дети. Многие красавицы в эти дни прокляли свою красоту, из-за которой их насиловали по несколько раз в день и вдобавок потом еще обращали в рабство.
Участь мужчин была немного легче. Им было велено участвовать в восстановлении города. Для постройки султанского дворца среди мужского населения были отобраны все ремесленники и художники. Они оказались в более выгодном положении, так как могли рассчитывать на сносное обращение и не столь бесчеловечные условия жизни. По крайней мере на время строительства.
По замыслу султана Мурада этот дворец должен был олицетворять собой все величие новой империи. Работы начались сразу же после взятия города. Были приглашены лучшие итальянские архитекторы. Весь дворец намеревались облицевать белым мрамором, который привозили с Мраморных островов. Изнутри и снаружи дворец должен был быть расписан лучшими художниками со всего света, которых также, как и архитекторов, специально нанимали для этого. Заботу о всех интерьерах, о мебели и скульптурных украшениях дворца Мурад поручил своей неизменной фаворитке, Адоре. Окончание постройки дворца собирались приурочить к рождению у Адоры первенца от султана, но потом поняли, что в столь короткий срок построить дворец невозможно. Сама Адора и сказала султану Мураду об этом.
— Мы не должны спешить, — заключила она. — Это наш первый дворец в Европе, и он должен быть по-настоящему прекрасен.
Султан ничего не мог возразить; последнее время он вообще с ней редко спорил. Иногда, после очередного посещения какой-нибудь другой женщины из своего гарема, он говорил сам себе:
— Аллах, какой же я счастливчик, что у меня есть Адора! Все остальные женщины меня мало интересуют. Они могут быть даже красивей ее, но они все глупы как овцы!
Феодора же, как будто догадываясь о его мыслях, иногда говорила ему:
— Господин мой, ты постоянно коришь меня, что я умничаю, но что-то я не вижу в тебе большой тяги к глупышкам из твоего гарема. По-моему, это означает, что ты все-таки ставишь ум в женщине не на самое последнее место.
Произнося такие слова, она всегда особенно загадочно улыбалась. Мурад долго и напряженно пытался разгадать значение этих улыбок, но все было тщетно, и он бросил это бесполезное занятие.
Когда Феодора объявила ему о том, что у нее будет ребенок, он был на вершине счастья. Однако через несколько месяцев после этого он понял и все неудобства, проистекающие от своего нового положения будущего отца.
Находясь рядом с Феодорой, он всегда был сжигаем сильнейшим возбуждением, но сейчас ему приходилось умерять и сдерживать свои желания, а это для него было очень тяжело. Он пытался успокаиваться в гареме, но разве могли глупые красивые куклы соперничать с его любимой Феодорой!
Как-то раз, не сдержавшись, он начал ласкать налитую молоком грудь Феодоры, но она резко оттолкнула его от себя. Он бешено взглянул на нее, но она лишь улыбнулась ему в ответ, и весь его гнев прошел. Он смог только задать ей совершенно пустой вопрос, заранее зная ответ:
— Но почему?
— Ты же знаешь, мне это очень вредно. У меня может быть выкидыш, — ответила она тихо.
— Да, конечно. Прости меня, я веду себя глупо. Я ведь сам все хорошо понимаю, надо просто набраться терпения, скоро мы опять сможем делить наше ложе.
После таких разговоров Мурад всегда шел утешаться В свой гарем. Последнее время он отдавал предпочтение двум гречанкам, которых Али Яхиа доставил ему совсем недавно. Они были красивее предыдущих его наложниц, но, к сожалению, отнюдь не умнее их. С печальным вздохом Мурад уводил обеих в свою спальню, где, ругая про себя Али Яхиа на чем свет стоит, приказывал им раздеваться. После этого он всячески пытался наверстать упущенное в плотских утехах, но в конечном итоге с криками и руганью выталкивал несчастных, плачущих девушек, не понимающих, чем они не угодили своему вздорному господину.
Глава 18
Наконец-то пришло время, когда Феодора Кантакузин должна была родить султану Турции Мураду ребенка. Родовые схватки начались еще затемно, ранним утром, но на первый же крик принцессы прибежала вездесущая Ирина.
— Успокойтесь, госпожа моя, вы так кричите, как будто рожаете первого ребенка, — входя, увещевала она Феодору.