большей части ее ценности для других, и у нас были основания рассматривать Ф. Р. Хендерсона и его компанию как самых нежелательных издателей произведения[734].
На экземпляре «Сообщения», который Моод отправил Анне Константиновне (урожденной Дитерихс, 1859–1927), жене Черткова, вместе с длинным письмом, Чертков сделал примечание, имеющее отношение именно к вышеприведенной цитате: «Госпожа Моод разрешила мне заявить: “Права не защищены”»[735].
Решение Черткова (мы не знаем, была ли о нем осведомлена госпожа Моод или нет) вкупе с не совсем прозрачным ведением дел Хендерсоном (с которым Моод уже вступал в конфликт из-за английского перевода «What is Art?») вызвало удивление и досаду супругов. Однако, зная, каким влиянием на Толстого обладает Чертков, они все же пытались смириться с новым положением дел и договориться с Хендерсоном о 15 процентах с продаж, которые, естественно, должны были быть перечислены в пользу духоборов. Результаты этого сотрудничества были, как и предвидел Моод, малоплодотворными: Хендерсон, как всегда, не выполнил взятых на себя финансовых обязательств[736], и спустя два года тяжб супруги решили выпустить новое, исправленное издание «Воскресения» в лондонском издательстве «Grant Richards» («Грэнт Ричардс»)[737].
В своей статье «Сообщение» Моод не ограничился обличением закулисной стороны подготовки английского издания «Воскресения» – он позволил себе и личные замечания в адрес Черткова, весьма безапелляционно высказываясь о том, что уже стало его идеей фикс, то есть о вопросе авторских прав:
«Никакого авторского права» – это, может быть, хорошо, а «никаких денежных принципов», может быть, превосходно. Но истинный прогресс и здоровый рост не заключаются ни в этих, ни в каких-либо других показных принципах. Существенным условием движения к прогрессу является желание совершенствоваться, и мы оказываем больше помощи другим, давая их духу возможность развиваться, чем самыми строгими правилами и жестоким осуждением. Даже если бы мы отдали все наше имущество на пропитание бедняку, а наши тела на сожжение, без любви это нам ничего не принесет. Мы не можем задавать тон другим. <…> Прежде чем мы создадим то или иное новое правило и совершенно новую заповедь и энергично призовем к ней других, давайте посмотрим, где мы на самом деле находимся: являются ли эти деяния неизбежным свидетельством роста в нас истинного и любящего духа и нет ли чего-то произвольного и своевольного в них[738].
Скорее всего, Моод не был в состоянии трезво оценить реакцию, которую его слова могли вызвать у тех, кто их прочел, и в первую очередь у Черткова. Наоборот, он наивно верил, что все эти разногласия не повредят их дружескому сотрудничеству в профессиональной сфере [739].
Чертков же нашел недопустимыми и несправедливыми отдельные высказывания Моода. Прежде всего, он не готов был терпеть, что тот позволил себе судить о его личных отношениях с Толстым. В заметках Черткова на полях «Сообщения» среди прочих комментариев читаем также: «Я считаю абсолютно неуместным, что Э. Моод поместил в издании свои замечания относительно моих личных отношений с Толстым, которые носят совершенно частный характер, ни в коей степени не касаются Э. Моода и о которых он не может судить, не зная подробностей дела»[740].
Толстой, естественно, не одобрил поступка Моода: этот выпад, по его мнению, не только не внушал доверия, а наоборот, разжигал недобрые чувства в Черткове.
1901 г. Декабря 23. Гаспра.
Любезный друг Моод,
Я получил ваше письмо и статью. Мне очень жаль, что вы написали ее.
Вы огорчили этим и не только не усилили чувства любви – а это главное дело жизни – в душе близкого вам человека, Черткова, а, напротив, вызвали в нем недобрые чувства – ничем не выражаемые, но невольно испытываемые им.
Всякие соображения, отчеты, пожертвования не весят ничего в сравнении с нарушением любви. Я понимаю, что многое вам было неприятно, и вы не воздержались, как это случается со всеми нами, и потому не осуждаю вас, но, любя вас, указываю вам на то, что кажется мне вашей погрешностью.
Пожалуйста, простите меня, если я этим сделал вам неприятное[741].
Моод и Чертков не ладили не только из-за «Воскресения» – эта история была лишь самым ярким проявлением конфликта. Борьба велась за исключительное право на издание романа Толстого, хотя Софья Андреевна считала, что речь шла еще и об экономическом интересе: «Они, как хищные птицы, вцепились в “Воскресение”, и каждый из них желал извлечь свою денежную выгоду из перевода этого произведения»[742].
Итак, если Моод хотел переводить новые тексты, он должен был согласиться с условиями Черткова, а тот не был расположен делать исключений в вопросе авторских прав и даже попросил Толстого отчетливо высказаться в поддержку этого принципа. В конце 1900 года, когда конфликт с Моодом приближался к точке невозврата, Чертков действительно добился того, чтобы Толстой подписал обращенное к Е А. Р. письмо, которое, как представляется, сам же Чертков и составил[743]. В нем писатель выражал полное согласие с решением издательства отказаться от авторских прав и объявлял благодарность всем сотрудникам и переводчикам за то, что они, принимая эти условия, делали его произведения доступными широкому кругу читателей:
Дорогие друзья,
Я получил первые выпуски ваших книг, брошюр и листовок, содержащих мои писания, а также проспекты с изложением цели и плана издательства «The Free Age Press».
Издания чрезвычайно аккуратны и привлекательны и, что мне представляется величайшей важностью, весьма дешевы, а потому вполне доступны широкой публике, состоящей из рабочего класса.
Я также горячо сочувствую объявлению на ваших переводах о том, что они не подлежат правам литературной собственности. Будучи хорошо осведомлен о всех жертвах и практических затруднениях, в которые это вовлекает издательское предприятие в наше время, я особенно желаю выразить мою сердечную благодарность переводчикам и участникам вашего дела за их великодушное присоединение к моему отказу от всякой литературной собственности, что помогает делать мои писания совершенно свободными для всякого, кто захочет переиздавать их.
Если я напишу еще что-нибудь, что сочту заслуживающим напечатания, то с большим удовольствием доставлю это вам немедленно. С самым сердечным пожеланием дальнейшего успеха вашим усилиям
Лев Толстой.
Москва,
24 Декабря 1900[744].
Но все-таки, отправляя Черткову свое послание к издательству Е А. Р., Толстой предупредил друга: «Боюсь, как бы кто-нибудь (Моод) не огорчился. Тогда вы будете виноваты»[745].
В этом послании, которое Чертков напечатал с небольшими изменениями в изданиях