Но спала она плохо, изжога мучила и во сне. Она порой просыпалась, ворочалась и именно в одно из таких пробуждений что-то учуяла. Какой-то шорох. Совсем близко, во мраке. Она замерла, прислушиваясь. Хотя Элизабет и не задернула полог на ночь, в комнате царил полнейший мрак. Даже луны видно не было, и проем окна высвечивался в темноте блеклым пятном.
Тут она опять ощутила шорох – под чьими-то тихими шагами зашуршала плетеная циновка. Чья-то тень скользнула мимо окна.
Элизабет почувствовала, как в груди все словно застыло от страха. И зачем только она погасила ночник?
Элизабет резко села, кровать скрипнула.
– Кто здесь? Отвечайте, или я криком разбужу весь замок!
Ответа не последовало, а у Элизабет вдруг мелькнула ужасная догадка. Оно. Если это оно… Говорят, оно хитрое и опасное. И любит убегать.
От страха у нее перехватило дыхание. Лишь с неимоверным усилием ей удалось втянуть воздух, чтобы закричать, но она не успела этого сделать.
– Тсс!
Это «тсс» оглушило ее и не дало подать голос. Затем было уже поздно: что-то налетело на нее, опрокинуло. В следующий миг подушка была вырвана у нее из-под головы, ее набросили на лицо Элизабет и надавили.
В первый миг она даже не сопротивлялась, но ее тело стало действовать раньше, чем опомнился разум, – оно билось, вырывалось, изгибалось. Она все же была очень сильной женщиной, и тому, кто сидел на ней, придавливая подушкой, приходилось туго. Паника увеличила ее силы, и она так рвалась, что кровать едва ли не развалилась под ними, ходила ходуном.
Оставшиеся свободными ее руки вцепились в убийцу, толкали, откидывали, пока не начали ослабевать. Может, именно в этот момент, хватаясь за того, кто сверху, она в полумраке сознания заподозрила, кто это. Эта догадка словно удесятерила ее силы, вызвала возмущение и негодование, заставила сопротивляться до последнего. В какой-то миг она почти скинула с себя убийцу. По крайней мере, подушки больше не было на лице, и она с диким хрипом втянула спасительный воздух.
И тут же, после резкого металлического звука, Элизабет ощутила обжигающий холод на горле и со страшным удивлением поняла, что оно перерезано; хрип перешел в тихое похлюпывание рвущейся наружу крови. Сквозь весь свой ужас она осознала, что еще жива и даже понимает, что прилипшее к ее губам и высунутому языку – это пух из распоротой вместе с горлом подушки, которая и не позволила убийце прикончить ее сразу.
А потом она поняла, что он делает с ней, – сквозь мякоть сального покрова на животе добирается туда, где покоился съеденный ужин. На мгновение ее пронзила боль от желудка и выше, а затем она ощутила, как металл натыкается на ребра. От ужаса и боли она все же захрипела каким-то нечеловеческим хрипом. А руки, хватаясь за живот, увязли в собственной липкой плоти.
Больше она не могла даже вздохнуть, проваливаясь во мрак, и последней ее мыслью было: «Я тону».
Глава 10
Джулиан Грэнтэм любил начинать день беседой с Богом. Поэтому, несмотря на то что его голова после вчерашнего макового отвара была тяжелой, он все же, едва одевшись, поспешил преклонить колени и вознес обычную утреннюю молитву, не забыв помолиться и за короля, моля Бога охранить от всех бед и опасностей его неспокойное величество.
Что Карла уже нет в соседней комнате, он и не сомневался. Карл всегда вставал очень рано, и даже успокоительное зелье, что принесла им служанка на сон грядущий, не смогло заставить его остаться в опочивальне дольше обычного часа. Порой Джулиану казалось, что Карл наделен какой-то сверхчеловеческой энергией, не свойственной обычным смертным; он был уверен, что Карл уже покинул замок ради своей привычной утренней прогулки. К тому же Джулиан припомнил обрывки вчерашнего разговора короля с Евой, когда они уже шли в свои покои: любовники договаривались, что Карл утром, как обычно, пойдет прогуляться пешком, а Ева попозже присоединится к нему верхом, чтобы не вызвать ни у кого подозрений.
При мысли о Еве Джулиану стало не по себе. Эта женщина, безусловно, расставила силки для его величества, в которые молодой король кинулся сломя голову. Если потрясение от вчерашних событий и заставило их отменить ночное свидание, то навряд ли это продлится долго, что бы ни крылось за всеми этими таинственными смертями в Сент-Прайори.
Джулиан старался не думать о вчерашней находке, но мысли сами собой лезли в голову. И ему становилось стыдно оттого, что он позволил себе вчера так впасть в панику. Но этот обглоданный труп… А ведь он, Джулиан, почуял неладное еще там, среди развалин. Теперь он не мог понять, как это у него вышло. Какое-то потаенное, почти животное чувство подсказало ему опасность. Это казалось странным, словно кто-то другой, кто таился в нем где-то за пределами объяснимого, мутил его разум, приказывал, повелевал. Он не смог совладать с собой, струсил, а Карл, этот циничный, насмешливый Карл, все видел. Но разве и король не поддался панике, когда они, двое бывалых, не раз видевших смерть мужчин, были напуганы, словно школьники, и вели себя вовсе неподобающе? Или это воздух Сент-Прайори помутил их разум? В этом замке что-то не так. Нездоровое, таинственное место, которое им следовало бы покинуть как можно раньше. Но там, где он был вчера утром, среди других людей, с их заботами о спасении его величества, он об этом не думал. Как не думал и о той опасности, которую теперь стала представлять для них Ева Робсарт.
И не только она одна.
Сейчас он вспомнил, как леди Элизабет стремилась о чем-то рассказать своему брату. Джулиан понял, что она не так проста, как прикидывается, и не на шутку испугался.
Да, странный вчера выдался вечер. Страхи, подозрения, беспокойство. Громада Сент-Прайори словно давила на них своими загадками. Ужасное место. И им ведь еще придется жить здесь, пока не явится посланец от лорда Уилмота.
Однако сейчас, утром, все казалось не таким уж и мрачным. Солнце светило в окна, утро вставало ясное, солнечное, великолепное. Нет ничего лучше солнечного света, чтобы смыть все страхи, которые приходят во мраке. Только… Он знал, что загадки Сент-Прайори не оставят их в покое.
Джулиан вышел из комнаты с мрачным лицом. В проходе между старых стен еще таился полумрак. Но слуги уже проснулись, со стороны кухни доносились звон посуды и обрывки речи, а когда он миновал холл, то даже уловил запах жареного бекона. Джулиан решил пройти в замковую часовню, чтобы хоть там немного успокоиться.
Подойдя к высокой сводчатой двери, Джулиан заметил, что она отворена, и, приблизившись, увидел Рэйчел. У него дрогнуло сердце. Девушка стояла на коленях, молитвенно сложив руки.
– Боже мой, мисс Рэйчел! Неужели вы католичка?