— Тебе не идёт эта игра словами. — Улыбка на моём лице только слегка напоминает усмешку. — Говори прямо.
— Прямо? — Оскалился в ответ японец. — Хорошо. Скажу прямо. Ты собирался меня убить. Я это знаю.
Несмотря на твёрдость в его тоне, я чувствую, что моё нынешнее расслабленное и естественное поведение только проснувшегося человека сбивает его с толку. Может и правда, сделать вид, что очень удивлён его словами? Разыграть обиду, а затем убедить Кейташи, что ему всё привиделось на фоне ранений и травм, полученных в бою с троллем и скалозубами? «Прошлый я», заметив лёгкую неуверенность японца, не преминул бы за неё зацепиться и точно попробовал бы заговорить кузнеца. Именно это сравнение и расставило всё на свои места. Выдержав взгляд Кейташи, я приподнял правую бровь и широким жестом обвёл пещеру, после чего сказал голосом полным сарказма:
— Я собирался убить скалозубов. Они мертвы. Я собирался убить каменных пауков. Они мертвы. Я собирался убить троллей. Они мертвы. — Вновь скрестив взгляды с японцем, продолжаю. — Дальше сам продолжишь цепочку? Или это сделать мне?
— Хочешь сказать, что если бы собирался убить меня, то и я был бы мёртв? — Усмешка Кейташи становится злее. — Но дело в том, что за этот бой ты изменился дважды. И после второй перемены, когда осталось только два тролля, и выданный мною тебе лом-заготовка пришёл в негодность, твоё желание убить меня пропало, и ты снова стал собой.
— Снова стал собой… — Повторил я. — Ты намекаешь на то, что я неуравновешен, и мне нельзя доверять?
— Не намекаю, а говорю, как есть. — В голосе кузнеца слышится металл.
— Ну, раз ты всё уже для себя решил и записал меня в опасные сумасшедшие…
Поднявшись на ноги, я отряхнулся от каменной крошки. Открыл поясную сумку и достал оттуда ещё одно зелье восстановления. Неторопливо выпил густую настойку, вытер губы рукавом и с грустной улыбкой договорил:
— Не вижу смысла продолжать наше дальнейшее общение. Пройдём этот данж и разойдёмся, как в море корабли.
— Вот так просто? — Нахмурившись, переспрашивает Кейташи.
— А зачем всё усложнять? — Вопросом на вопрос отвечаю я и после небольшой паузы добавляю. — Ты же для себя уже всё решил? Решил. Да и я не доверю свою спину тому, кто считает меня опасным психопатом, готовым убить своего напарника.
Точно так же бы ответил сам Кейташи на подобное обвинение, и эти мои слова пробили брешь в его обороне.
— Что, даже не попробуешь оправдаться?
Этот вопрос выдаёт растерянность японца, который, пока я спал, видимо, просчитывал множество вариантов разговора, но ни в одном из них данный диалог не складывался так, как идёт сейчас.
— Пояснить бы пояснил. — Раздражённо дёрнув плечами, сказал я. — Но оправдываться не в моём характере. — Вновь копирую манеры того Кейташи, которого знал «прошлый я».
— А у тебя есть пояснение? — Он даже не скрывает недоверия, демонстрируя его всем своим видом.
— У меня есть правда. Но бессмысленно что-то говорить тому, кто уже всё для себя решил и тебя не услышит. — Отмахнулся я от его вопроса и, пройдя мимо кузнеца, наклонился над остатками копья-лома.
К моему сожалению, оружие пришло в полную негодность и не подлежало восстановлению. Откинув перекорёженные стальные пруты в угол пещеры, повернулся к японцу, тот все ещё стоял в той же позе, словно ожидая продолжения моих слов. Но я, вопреки его ожиданиям, резко сменил тему.
— Надо вернуться к входным Вратам и забрать моё копьё. Оно, конечно, слишком лёгкое против таких врагов, но без копья в руках ощущаю себя словно голым. — Сказав это, я уверенным шагом двинулся в указанном направлении и, проходя мимо Кейташи, добавил. — Не переживай, ещё два раза по стольку, и подземелье пройдено. А так как я уже знаю, как убивать троллей, то это прохождение не займёт много времени, и мы расстанемся.
По моим прикидкам, мы провели в данже около трёх часов, то есть у нас ещё девять часов в запасе до сброса данжа, а значит в излишней спешке не было смысла. Поэтому, вернувшись в тот коридор, по которому мы сюда пришли, я шёл неторопливым, спокойным шагом.
Что же, кажется, я просчитался, выбранная мной стратегия диалога оказалась провальной, и кузнец теперь запишет меня в список тех, с кем не стоит связываться. Данный исход был крайне нежелателен, но по большому счёту даже он не являлся критичным. Так как та информация, которую я уже успел передать будущему Богу Труда, должна была помочь ему избежать ошибок, допущенных в Прошлом Цикле. Да, всегда хочется большего, но лучше он будет считать меня опасным, чем лживым и изворотливым. Понимая характер японца, думаю, что с первым вариантом ещё можно работать и даже повернуть его в свою пользу, когда Вторжение и угроза демонов станет очевидной, а вот второй точно поставит крест на любом дальнейшем общении.
Вернувшись к оставленным у Входа вещам, сперва пополнил зелья, а затем, протянув руку к копью, едва слышно прошептал, заранее извиняясь:
— Постараюсь быть осторожным с каменюками. — И только пообещав это, забираю Разящий Шелест.
— Я готов услышать. — Раздаётся за моей спиной.
Вот, чёрт! Я едва не подпрыгнул от неожиданности! Да, я был поглощён своими мыслями, не ждал нападения и для экономии сил отключил все Ауры, и, тем не менее, то, как неслышно подошёл Кейташи, застало меня врасплох. Разящий Шелест описывает дугу, и острое лезвие моего оружия ложится на правое плечо кузнеца, замирая в сантиметре от его шеи. На лице японца при этом не дрогнул ни один мускул, он как стоял, так и продолжил стоять, не сделал и шага назад, не попытался уклониться или отстраниться.
— А сейчас, значит, ты меня не боишься. — Продолжая удерживать копьё, произношу я.
— Сейчас нет. — Не рискнув кивнуть и вообще замерев, словно изваяние, отвечает Кейташи.
— Тогда в чём ты меня обвиняешь?
— Ты кёсэнси? — Заметив недоумение в моих глазах, он поправляется. — Тот, кто черпает силу в своей ярости, на западе таких называют берсеркеры. Это воины, которые в упоении битвой перестают различать где свои, а где чужие, зачастую при этом убивая как противников, так и союзников.
— Нет. — Отвечаю я, но тут же добавляю, — но не всё так просто и однозначно.
Убрав оружие от шеи кузнеца, опираюсь на копьё, словно усталый путник, и, вытянув вперёд открытую ладонь, начинаю демонстрировать Символы своих Достижений, но при этом меняю их так быстро, что даже Кейташи не успевает понять вложенный в них смысл.
— В арсенале моих приёмов и умений есть уникальный высокоранговый навык. Я называю его «Танец». И это название пришло ко мне не на пустом месте. Да и навыком его назвать не очень правильно… «Танец» — это не приём, это что-то вроде особого состояния, которое позволяет временно раскрыть полный потенциал моих звёзд Таланта в копье.
— Состояние? — Японец верно определил главное слово.
— Его нельзя назвать ни яростью берсерка, ни состоянием потока, которое называют сатори, оно другое. Наиболее близкое описание — это… наслаждение красотой битвы. Полное погружение в эту красоту. Где каждое твоё движение и движение твоих врагов образует своеобразный танец. И чем опаснее этот танец, тем лучше. Этот навык — что-то вроде ультимативного умения, к которому я обращаюсь только в безвыходных ситуациях. Причина избирательности в том, что пока мои звёзды Таланта не соответствуют рангу, это состояние частично подчиняет меня себе. Это сложно описать, но во время применения Танца меня раздирают два желания. Первое — сделать бой красивым. И второе, чтобы сражение продолжалось как можно дольше.
— Подчиняет. — И снова японец верно указывает на ключевое слово.
— Не всё так просто и однозначно. Как ты уже понял из моих слов, я и ранее прибегал к Танцу. — На моём лице появляется едва заметная улыбка. — Но, скажем так, мне всегда хватало самообладания, чтобы вовремя остановиться.
— То есть и в этом бою у тебя всё было под контролем? — В голосе кузнеца слышатся нотки любопытства, но я чувствую, что если отвечу простым «да», то он, сделав вид, что поверил, на самом деле поставит на мне клеймо лжеца.