в секцию.
Четвертое. Поощряйте в нем любовь к спорту, развивайте волю, упорство, стремление к победе.
Четвертое римское, первое арабское — ваш ребенок обязательно станет чемпионом Олимпийских игр, и за то, что вы не поленились ради него вставать каждый день на десять минут раньше обычного и, желая видеть его красивым, здоровым, стройным, мыли по утрам шею, не щадили живота своего и без малейшей надежды на успех пытались оторвать от пола таз, за все ваши страдания, муки и любовь к нему он непременно отдаст свою БОЛЬШУЮ ЗОЛОТУЮ ОЛИМПИЙСКУЮ медаль вам.
Носите ее с высоко поднятой головой.
Призыв
Господи! Ты же видишь — всю жизнь провела на кухне. Всю жизнь!., нет, вру — четыре раза была в спальне, девять лет назад, семь, пять и младшему сейчас два года.
Муж был во Франции, Англии, Голландии, Бирме, Австралии… и четыре раза в спальне.
Видимо, он считает, это так и должно быть, что все это в порядке вещей, что именно это и называется «перед Богом отвечать за жену».
Женщины, кому мы доверились? Что они с нами сделали?.. Что они сделали со страной?!
Страна, как мы, богата внутренними ресурсами, талантами, неповторимо красива, но запущена, замучена, обворована.
И нам и стране они только обещают, обещают, обещают. Японцы, американцы говорят им: если вы сами не можете, давайте мы. Давайте мы! Мы знаем, как распорядиться этим сказочным богатством… Я сейчас говорю не о нас, а об экономике. Да какая разница?.. Они же — нет! ни себе, ни людям. Они задались целью — сказку сделать былью. Но ведь давно уже сделали. Пора из были делать сказку!
Женщины! Нам надо отделяться! Пока не поздно. Другого выхода нет.
Подруги! Нам нечего терять, приобрести же мы можем все!
Соратницы! Они все равно обречены, убейте в себе жалость.
Они не жильцы, они уже давно на грани смерти, они вымирают. Вспомните — нету дня, чтобы он смертельно не простыл, смертельно не устал, смертельно не проголодался.
Почему они меньше нас живут?.. Да по Дарвину же! Выживают более сильные, более приспособленные, более умные.
Имущество разделим просто — кто с чем имел всю жизнь дело, то тому и оставить.
Нам: продукты, магазины, рынки.
Им: газеты, спортлото, «Чип и Дейл спешат на помощь».
Нам: аптеки, галантереи, парфюмерии.
Им: пункты приема стеклотары, аппликатор Кузнецова, самоучитель «Техника секса».
Нам: ювелирные магазины, салоны, комиссионные.
Им: танки, ракеты, самолеты, самопалы, самострелы и «Решения XXVIII съезда КПСС».
Сестры! Балерины, поэтессы и рельсоукладчицы, или сегодня или никогда! Промедление смерти подобно!
Мы не пропадем!
Мы традиционно сильны в педагогике, медицине, сфере обслуживания — в том, без чего нормальное общество существовать не может.
Что бесспорно за ними?.. Преступный мир, теневая экономика, парламент — все, что мешает людям жить.
Женщины! Или мы с человеческим лицом, или социализм!
Современницы! Надо отделяться для того, чтобы спасти себя, детей, и, наконец, это последняя возможность спасти их самих.
Когда мы отделимся, мы вступим с ними в отношения. Но это уже будут новые отношения — РЫНОЧНЫЕ!
Не за красивые глаза, не за обещания, не за лесть, а за конкретные дела и конкретные товары получат они то, чего сами никогда не смогут взять у природы.
Бартер — наш рулевой!
За поцелуй — французские духи, мешок картофеля, пододеяльник, два пакета кефира, турецкий чай.
За объятие — шуба, два мешка картофеля, два литра подсолнечного масла, миксер, китайский чай.
За то, чего они сами не могут взять у природы — квартира, машина, дача, килограмм топленого масла, индийский чай, кофе растворимый, кофе в зернах.
Все вместе: поцелуй, объятие, то, чего они сами не могут взять у природы — демократия, правовое государство.
Только при этих условиях они достигнут того, о чем пока только болтают, болтают, болтают.
И тогда, может быть, мы снова объединимся с ними, чтобы уже никогда не разлучаться.
Честь мундира
Киллер Санек, по прозвищу Беспредел, снял девку, рассчитался с сутенером, сошел с тротуара на проезжую часть голоснуть машину.
Невалютная, простенькая, чуть подслеповатая проститутка по прозвищу Судьба, равнодушно жевала жвачку, изредка непроизвольно виляла задом.
Было сумеречно, накрапывал мелкий, противный дождик. Из сумерек выродился бледнопоганистый, косорылый, ущербный малый по прозвищу Рубль, подошел к сутенеру, приставил ему к горлу нож, потребовал деньги.
— А чего такое? — гнусаво спросил вечно простуженный сутенер Вова с нехитрым прозвищем Триппер. — Кто это? Своих не грабить.
— А где свои? — не понял Рубль. — Ты не свой. Ты хуже мокрушника. Тех, сволочей, нанимают хоть, а ты сам, гнида.
Услышав про сволочей-мокрушников. Беспредел легко и бесшумно подскочил к Рублю, ткнул ему в спину пистолет, сказал:
— Ты на кого тянешь, проститутка?
Стало тихо. Судьба прекратила жевать жвачку, раз, другой вильнула задом, потом сказала:
— При чем здесь проститутки? Ты говори, да не заговаривайся. Я на свои живу.
— Не в этом суть! — отрезал Беспредел.
— Страну позорите, — пояснил Рубль.
— Чем позорим, чем? — просипел Триппер. — Я что, убил кого-то?
— Ну я убил, — наступил на Триппера Беспредел. — Я — санитар! От меня польза людям.
— А я?! — удивился Рубль. — Я не помогаю людям? Я им, может, последняя радость.
— А я людям не последняя радость? — обиделся Триппер. — Я-то им самая последняя радость.
— Хватит вам! — оборвала всех Судьба. — Устроили базар. Ото всех нас людям радость. Помогаем чем можем.
— Угощаю всех! — неожиданно даже для себя выкрикнул Триппер.
— Я угощаю, — сказал Беспредел. — Где ресторан?
— Надоели рестораны, — сказала Судьба. — Едем ко мне, поедим домашненького.
Тормознули частника. Заехали в Смоленский гастроном, затарились спиртным.
— Теперь в Кунцево, — обернулась к водителю Судьба. — Быстро довезешь, премию получишь.
— Щас он домчит! — поручился за водителя ободрившийся Триппер. — Свой мужик! Не профессор, не языком молотит.
Водитель благодарно оскалил лошадиные зубы и наддал газа.
— От профессоров толка мало, — чтобы не угас разговор, знающе сказала проститутка.
— Да никакого! — сказал киллер. — Их никто и не заказывает.
— Какая же от них людям польза? — поинтересовался сутенер.
Никто не ответил — никто не знал.
Приехали. Вышли… В машине, не смотря на удавшийся извоз, понуро сидел водитель.
— Что же ты… не постоял за честь мундира? — спросил он и взглянул в зеркальце.
Из зеркальца на него с упреком смотрел Лев Николаевич Тургенев, профессор института мозга… по прозвищу Лошадь Пржевальского.
Иллюзия
Киллер Хорек как вкопанный замер перед копией картины Леонардо да Винчи «Мона Лиза».
Служащая галереи, Мария Степановна, чуть заметно (подражание Моне Лизе) улыбнулась —