Художник. Смотрите, чтобы он к ним не вышел.
Первый. Об этом уж я позабочусь.
Гюлленцы выстраиваются справа. Учитель, который уже выпил полбутылки, остается у прилавка. Входят двое газетчиков с фотоаппаратами.
Первый газетчик. Добрый вечер, господа хорошие.
Горожане. Здравствуйте.
Первый газетчик. Вопрос первый: как вы себя в общем и целом чувствуете?
Первый (смущенно). Конечно, мы рады приезду госпожи Цаханассьян…
Художник. Тронуты до глубины души.
Второй. Горды.
Первый газетчик. Вопрос второй, специально к хозяйке этого магазина. Говорят, вы отбили жениха у Клары Цаханассьян?
Молчание. Гюлленцы явно перепуганы.
Госпожа Илл. Кто это говорит?
Молчание. Газетчики с равнодушным видом пишут в своих блокнотах.
Первый газетчик. Два толстеньких слепых старичка госпожи Цаханассьян.
Молчание.
Госпожа Илл (нерешительно). Ну и что же рассказывают эти старички?
Второй газетчик. Все.
Художник. Черт бы их подрал.
Молчание.
Второй газетчик. Говорят, Клара Цаханассьян и хозяин этой лавки лет сорок назад чуть было не поженились. Верно?
Молчание.
Госпожа Илл. Верно.
Второй газетчик. Господин Илл здесь?
Госпожа Илл. Он в Кальберштадте.
Все. Он в Кальберштадте.
Первый газетчик. Да, мы представляем себе их роман. Господин Илл и Клара Цаханассьян росли вместе, жили по соседству, ходили в одну школу, гуляли по лесу… Первые поцелуи, еще совсем невинные, ну а потом господин Илл встретил вас, для него это было нечто новое, неизведанное, словом, страсть.
Госпожа Илл. Да, страсть. Все произошло точь-в-точь, как вы рассказываете.
Первый газетчик. Нас не проведешь, госпожа Илл. Клара все поняла, в ней заговорило благородство, и она отошла в сторону, а вы с господином Иллом поженились…
Госпожа Илл. По любви.
Гюлленцы (с облегчением). По любви.
Первый газетчик. По любви.
Справа появляются оба слепца, которых тащит за уши Роби.
Слепцы (голосят). Мы больше не будем ничего рассказывать! Мы больше не будем ничего рассказывать!
Обоих слепцов уводят в глубь сцены, где их ожидает Тоби с кнутом.
Второй газетчик. Ну а ваш муж, госпожа Илл, — по-моему, это было бы вполне естественно — ваш муж хотя бы изредка не жалеет о своем выборе?
Госпожа Илл. Не в одних деньгах счастье.
Второй газетчик. Не в одних деньгах счастье.
Первый газетчик. Эту истину нам, людям современным, следовало бы зарубить себе на носу.
Слева появляется сын. Он в замшевой куртке.
Госпожа Илл. Это наш сын, Карл.
Первый газетчик. Прекрасный молодой человек.
Второй газетчик. Известно ли ему об отношениях?..
Госпожа Илл. У нас в семье нет тайн. Мы с мужем всегда повторяем: то, что известно Богу, должны знать и наши дети.
Второй газетчик. Дети все знают.
В лавку входит дочь, она в спортивном костюме, в руке теннисная ракетка.
Госпожа Илл. А вот и наша дочь Оттилия.
Второй газетчик. Прелестная девушка.
Учитель (вдруг вскакивает). Сограждане! Я ваш старый учитель, я тихо пил и молча слушал. Но теперь я хочу произнести речь и рассказать о возвращении нашей Клерхен в Гюллен. (Взбирается на бочку, ту самую, что стояла в Петеровом сарае.)
Первый. Вы что, спятили?
Второй. Молчать!
Учитель. Сограждане! Я хочу сказать правду, даже если из-за этого мы навсегда останемся нищими.
Госпожа Илл. Вы пьяны, господин учитель, как вам не стыдно?
Учитель. Мне стыдно? Это тебе должно быть стыдно, подлая баба, это ты собираешься предать мужа!
Сын. Заткнись!
Первый. Убирайся!
Второй. Вон!
Учитель. Дело зашло слишком далеко!
Дочь (умоляюще). Господин учитель!
Учитель. Ты меня огорчаешь, детка. Ведь все это ты должна была сама сказать, а приходится кричать мне, старому учителю.
Художник насаживает ему портрет Илла на голову.
Художник. Вот тебе! Видно, хочешь опять лишить меня заказов.
Учитель. Протестую! Протестую перед лицом мировой общественности. В Гюллене готовится злодейство!
Горожане бросаются на учителя, но в эту минуту справа, в старом потрепанном костюме выходит Илл.
Илл. Что творится у меня в доме?
Гюлленцы оставляют учителя и в страхе смотрят на Илла. Гробовая тишина.
Зачем вы влезли на бочку, учитель?
Учитель сияет. Он радостно смотрит на Илла.
Учитель. Чтобы сказать правду, Илл. Я хочу рассказать представителям прессы правду. И слова мои, как трубный глас, разнесутся по всей земле. (Покачнувшись.) Ибо я — гуманист, друг древних эллинов, поклонник Платона.
Илл. Замолчите.
Учитель. Как?
Илл. Слезайте.
Учитель. А как же с человечеством?..
Илл. Да сядьте вы!
Молчание.
Учитель (протрезвев). Сесть! Человечество должно сесть… Пожалуйста… раз уж вы сами пошли против правды. (Слезает с бочки и садится. Картина все еще у него на голове.)
Илл. Извините. Он пьян.
Второй газетчик. Вы — господин Илл?
Илл. Что вам от меня надо?
Первый газетчик. Какое счастье, что нам все же удалось с вами встретиться. Нам необходимо сделать несколько снимков. Вы нам не откажете? (Оглядывается по сторонам.) Бакалея, посуда, скобяные товары… Придумал! Мы снимем, как вы продаете топор.
Илл (помедлив). Топор?
Первый газетчик. Мяснику. Чем естественней, тем лучше. Дайте-ка сюда это орудие убийства. Покупатель берет топор в руки, взвешивает его, раздумывает, а вы в это время перегибаетесь через прилавок и уговариваете покупателя. Прошу вас. (Ставит его в соответствующую позу.) Более естественно, господа, более непринужденно.
Газетчики щелкают фотоаппаратами.
Первый газетчик. Хорошо, очень хорошо.
Второй газетчик. Не будете ли вы так любезны положить руку на плечо вашей супруги? Сын пусть станет слева, дочь — справа. А теперь, прошу вас, сияйте от счастья, сияйте, сияйте, радостно, изнутри, от всей души, сияйте.
Первый газетчик. Вы превосходно сияли.
Несколько фотокорреспондентов пробегают вдоль левой кулисы. Один из них кричит, заглянув в лавку.
Фотокорреспондент. У старухи Цаханассьян новый жених! Они гуляют в Конрадовом лесу.
Второй газетчик. Опять новый?
Первый газетчик. Пошли. Готовая обложка для «Лайфа»!
Оба газетчика стремглав выбегают из лавки.
Молчание. Первый еще держит в руках топор.
Первый (с облегчением). Пронесло!
Художник. Извини нас, учитель. Но если мы хотим уладить это дело, пресса ничего не должна знать. Понятно? (Выходит из лавки.)
Второй следует за художником. Но потом останавливается перед Иллом.
Второй. Мудро, в высшей степени мудро: главное, не болтать глупостей. Впрочем, такому негодяю, как ты, все равно никто не поверит. (Уходит.)
Первый. Нас еще пропечатают в журнале, Илл.
Илл. Наверняка.
Первый. Мы еще прославимся.
Илл. Если это можно назвать славой.
Первый. Дай мне сигару.
Илл. Пожалуйста.
Первый. Запиши за мной.
Илл. Само собой.
Первый. Честно говоря, ты поступил с Клерхен как последний подлец. (Собирается уходить.)
Илл. Положи топор, Хофбауэр.
Первый колеблется, потом отдает топор. Все в лавке молчат. Учитель по-прежнему сидит на бочке.
Учитель. Вы меня простите. Я выпил несколько рюмок, не то две, не то три…
Илл. Есть о чем говорить…
Семья Илла выходит из лавки направо.
Учитель. Я хотел вам помочь. Но на меня все навалились, да вы и сами не захотели этого… (Снимает с головы картину.) Ах, Илл, разве мы люди? Этот гнусный миллиард сидит у нас в душе как заноза. Мужайтесь, боритесь за свою жизнь, надо связаться с газетами, вам теперь нельзя терять ни минуты.