остались лишь тяжёлые чугунные сковородки, кастрюли да пара стаканов из толстого стекла. Шторы сняли, не было ни скатертей, ни полотенец, но на подоконнике остался одиноко стоять маленький кактус в расписанном теми же птичками горшке. Его словно забыли в спешке или посчитали недостойным спасения.
— Обчистили! — завыл добравшийся до ящика с едой Харон. На полке стояли горшочек меда и испорченная каша.
— Ну, картошку я нашёл, — попытался подбодрить друга вылезший из-под стола Орел, тащивший за собой сетку картофеля.
В его руках появился ножик, и он торжественно протянул его и сетку сестре.
— Благословляю. — Орел улыбнулся — и только чудом Хог успел утянуть его за собой на пол, прежде чем крупная искра попала в стену и оставила на ней чёрное обгорелое пятно.
— Это не я, — проговорила Анна, косясь на разбитое стекло.
С улицы потянуло порохом.
Орел скривился, словно готов был зарыдать.
— Мы тут все умрём!
* * *
Хог на своём настоял, и они остались. Дому пока несказанно везло: он успел лишиться стёкол на первом этаже, когда в сад упал снаряд, но и крыша, и стены уцелели. И всё же новые хозяева рисковать не хотели, а потому почти всё переехало в подвал: Харон и Хог перетащили диваны и кресла, Анна, облетев округу, нашла что-то, что выглядело, как еда: консервы сомнительного срока годности, не успевшие сгнить овощи и даже печенье и заварку, оставленные в милой квартирке, откуда, кажется, не забрали вообще ничего. Может, некому было забирать…
Орел слонялся без дела, чувствуя себя ужасно бесполезным. Это было не впервой, но именно здесь и сейчас ощущалось особенно остро. Наверно, так действовал посёлок. Он был абсолютно пуст, уныл. Ни одна собака не пробегала за окнами, что говорить о людях. Обычно они останавливались в шумных городах, и там можно было по крайней мере пойти выпить и расслабиться, забыться. Здесь — нет.
Здесь можно было сидеть в углу и не попадаться никому на глаза. Анка всем видом показывала, насколько её бесит всё и вся, а Хог, выведенный её отношением, постоянно срывался и запрещал делать хоть что-то полезное, что-то, что могло бы отвлечь. Один раз Орел спустил в подвал несколько пледов и простыней — он мог это даже в детстве, когда был слабее и менее выносливым — и получил выговор от Хога: «Тебе было сказано ничего не делать. Я понимаю, что не слушать меня у вас семейное, но что могло быть проще?!»
«На кой ты меня взял сюда вообще», — хмуро отозвался тогда Орел и упал в кресло, подперев щёку кулаком.
Харон бросил на него сочувствующий взгляд.
Зная, что Хогу это не понравится, Харон не подпускал Орела даже к готовке, которую свалили на него. И не то чтобы кто-то умел лучше, но стряпня Харона даже выглядела несъедобно. Серая, безвкусная жижа с плавающими в ней кусками белой недоваренной картошки и мясных консервов. От этого варева разносился отвратительный запах по всему подвалу, находиться там было невыносимо, но готовить где-то ещё не рисковали: мало ли кто заметит дым или учует запах. Сомнительно, чтобы такой запашок кого-то привлёк, но стоило поберечься.
Сейчас, не найдя ничего лучше, Орел сидел на полу под окном в полупустой комнате, смотрел в пустоту и вертел в руках нож. До него донеслись приглушённые споры Анны и Хога. Без них не обходился ни один день в этом доме, в этом месте. Они усыпляли своей необычной привычностью, а ведь раньше, ещё год назад, Анка с Хогом почти не ругались.
И Орел знал, кого винить. Зло выдохнув, он швырнул нож в стену. Тот ударился о дверной косяк и со звоном упал в груду прочих. Сегодня явно был не его день: в стену воткнулось всего три… из трёх десятков. Но ничего. Однажды нож достигнет цели, и принц Керрелл пожалеет, что посмел появиться в их жизни.
Орел недовольно покачал головой и создал ещё один. Гладкое лезвие приятно холодило пальцы, дорогая сталь успокоила. И что такое забыло в потоке? Там, откуда он мог брать любые вещи, в потоке между реальностью и вечностью, редко оказывалось что-то настолько искусное. Такие кинжалы берегли как зеницу ока, не уничтожали после смерти прежнего хозяина, сохраняя как трофеи. Даже не как трофеи — как реликвии.
Вдруг Орел вздрогнул, и нож скользнул по руке, оставляя порез от большого пальца до противоположного края ладони. Но Орел не обратил на это внимания, прислушиваясь. Ему могло показаться, но напряжение вцепилось в него холодными пальцами и не отпускало.
Он приподнялся и осторожно выглянул в окно.
На другой стороне улицы ходили солдаты. В руках их блестели длинные чёрные ружья. Мужчины заглядывали в каждый дом, выбивали двери и выбрасывали на улицу стулья, картины, полки — всё, что можно было продать или использовать. Оставалось вопросом времени, когда они нагрянут к ним.
Орел опустился, привалился на секунду к стене, глубоко вдыхая, и поднялся на ноги. Он должен был предупредить, пока была возможность.
Стоило открыть дверь в подвал, как голос Анны резанул по ушам сильнее, чем нож по руке.
— Понимаешь, что нас тут всех убьют, да?!
— Мы можем убить быстрее! — Хог был близок к тому, чтобы тоже сорваться на крик.
— Какого чёрта мы вообще вмешиваемся в политику?! В войну!
— С такого! Я так сказал, и вы будете это делать!
— Ребят… — проговорил Орел, косясь назад, но его не услышали.
— Ты уже связывался с заказчиком? Почему нет?!
— Потому что он не отвечает! И вообще меня бесит, что ты всем недовольна. Всем, Анка!
— А я должна радоваться каждой твоей идиотской идее?! Ты обещал мне Форкселли, а вместо этого мы торчим здесь, где нас могут убить!
— Я тебе сказал: мы здесь по делу! По-твоему, на что мы жить будем на твоём грёбаном Форкселли?! И нас не…
— Да заткнитесь вы наконец! — вскричал Орел.
— Чего тебе?! — рявкнул Хог.
И в этот момент с грохотом рухнула выбитая дверь. Орел побледнел.
— Это… — промямлил он.
Орел упал на пол — прямо над его головой просвистел выстрел и врезался в полупрозрачный щит. Не успели военные выстрелить ещё раз, как на них полетел сноп молний, заставляя броситься врассыпную. И всё же одно тело с глухим стуком рухнуло на пол.
Хог рывком поднял Орела на ноги.
Снова посыпались выстрелы. Снова засиял защитный барьер.
— Их становится больше…
Анна переглянулась с Хароном.
— Мы их отвлечём, — сказала она.
Харон с боевым кличем выбежал из-под купола, несясь прямо на столпившихся в