Питая огромную надежду на возможное трудоустройство, Даная после беседы с представителем фотоагентства недоуменно уставилась на него, когда он довольно откровенно намекнул, что ей снова нужно готовиться к работе ассистента.
— Но ведь я уже работала ассистентом! Я два года ассистировала Брахману! — крикнула она, разбрасывая в запальчивости сделанные ею цветные слайды на белый кафельный пол.
Стряхивая сигаретный пепел, агент с возмущением наблюдал за ползающей по скользкому полу и собирающей слайды Данаей.
— Либо куры, либо яйца, — промолвил он. — Фотографии Альери были очень неплохими, но вы же не стали продолжать работать в этой манере. Надо понимать, что все это время вы специализировались на такого рода незатейливых снимках. Может быть, вам опять следует обратиться за помощью к Брахману. Он может предоставить вам какие-нибудь сюжеты, познакомит вас с какой-нибудь известной личностью. Для вас — это очень важно. Ну а что касается этого… — пренебрежительно показывая рукой с зажатым между пальцами окурком в сторону папки с лежащими в ней фотографиями, все это ерунда. Конечно, нельзя сказать, что они совсем негодные, — быстро добавил он, встретившись глазами с совершенно убитой горем Данаей, — но у вас же нет ни хорошей репутации, ни громкого имени. Следовательно, — сказал он, двусмысленно пожимая плечами, — вам нельзя рассчитывать на какую-либо протащит.
С горечью вспомнила Даная о фотографиях лондонского цикла и о своей возможной славе, которую украл у нее Брахман. Похоже, что и фотографии Томазо Альери тоже не имели никакого решающего значения. «Черт бы их всех побрал, — подумала она, еле сдерживая душившие ее слезы. — Проклятье, я никогда… никогда раньше не плакала, даже когда была маленькой и мать забывала забрать меня из школы».
— Послушайте, что я скажу, — сказал представитель рекламного агентства, записывая ее имя в лежащем перед ним блокноте, — Я буду вас иметь в виду, если вдруг появится что-то подходящее.
— Спасибо, — ответила она, вытирая платком слезы, убежденная в том, что он вряд ли о ней когда-либо вспомнит.
— Господи Боже мой! — воскликнул он, злобно поглядывая на ее припухшие от слез глаза, когда величавой походкой подошел к двери и широко открыл ее, намереваясь побыстрее отделаться от посетительницы. — Я всего-навсего простой агент, а не Господь Бог! Я не могу предлагать рабочие места совершенно неизвестным личностям. Ведь мне тоже приходится зарабатывать на жизнь, а пятнадцать процентов за устройство на работу никому не известной Данаи Лоуренс не смогут увеличить мой доход.
Он уже захлопнул дверь, чтобы подойти к непрерывно звонившему телефону, а до нее все еще доносилось его злое ворчание, что много тут ходит всякой молодежи, которая сразу же хочет стать знаменитостью.
Вернувшись поздно вечером домой и открыв входную дверь, Даная услышала звонивший в ее комнате телефон. Бросив кожаную куртку и папку на стул, она сломя голову помчалась к телефону.
— Здравствуй, Даная! — приветствовал ее знакомый голос. — Это Рик Валмонт.
— Валмонт! — воскликнула она, стараясь догадаться о причине его звонка. Она не разговаривала с ним с тех пор, как Брахман уволил ее с работы. — Ну, здравствуй… как ты поживаешь?
— Послушай, Даная, я ушел от Брахмана и сейчас работаю самостоятельно. У меня есть немного заказов на выполнение кое-какой работенки, и мне в скором времени может понадобиться помощник. Я помню, у тебя неплохо шли дела, когда ты работала у Брахмана, а сейчас, как я слышал, ты ищешь работу.
Валмонт предлагает работу? Но ведь она ненавидит Валмонта, а он, в свою очередь, презирает или, по крайней мере, презирал ее, когда они соперничали друг с другом, деля пальму первенства в студии у Брахмана. Валмонт знал, что она является добросовестнейшим работником, поэтому не было никаких сомнений в том, что он предложит ей то же, что и Брахман: подай то, принеси это, словом, быть вечной девочкой на побегушках. Как все-таки это несправедливо! Это ей следовало нанимать его на работу, так как она была в тысячи раз талантливее его. Она всегда замечала, как бездарно он использует светоэффекты, как часто приходилось Брахману исправлять его работу. Полученные в результате снимки были какими-то застывшими и лишенными изящества и какой-либо идеи. И тем не менее он открывал свой бизнес, а на нее даже никто не обратил внимания.
— Ну так как, Даная? — нетерпеливо спросил Валмонт. — Да или нет? Я буду платить тебе столько же, сколько платил Брахман, и если ты согласна, то можно сразу же приступать к работе.
— Сразу же? — Прижав к груди телефонную трубку, она стояла и размышляла. «Если я приму его предложение, то впервые за шесть месяцев у меня появятся деньги. Но ведь он предлагает мне то же самое жалованье, что и Брахман, хотя этому негодяю было хорошо известно, что Брахман недоплачивал ей только потому, что это был Брахман, который мог себе позволить все что угодно. Валмонт тоже, решил сэкономить на мне. Проклятье… Проклятье… В этом поганом мире условия диктуют только мужчины». — Я должна подумать, Валмонт, — ответила она, стараясь сохранить самообладание. — Я завтра перезвоню и сообщу тебе о своем решении.
— Только позвони, пожалуйста, утром, — приказным тоном скомандовал он. — А то мне придется подыскивать кого-нибудь еще.
Он закончил свой разговор, даже не попрощавшись, и Даная со злостью швырнула телефонную трубку. Тяжело опустившись на стул, она смотрела на испачканные снегом замшевые сапоги, которые уже начинали терять свой вид. Журнал «Повседневная женская одежда», который она купила в газетном киоске, лежал рядом с папкой на полу. Подняв его, она полистала страницы, внимательно изучая помещенные там фотографии с фамилиями авторов под ними. Переворачивая страницы журнала, она вдруг набрела на рекламное объявление об открытии нового дома моделей с собственной студией, приглашавшей на работу молодых талантливых фотографов.
С трудом пробираясь по заснеженной Третьей авеню, Даная, наконец, оказалась на ступеньках, ведущих к блестящей, яркой двери, над которой висела освещаемая неоновым светом вывеска «Имиджис». Она молила Бога, чтобы эта дверь открыла ей дорогу в будущее.
Спустя некоторое время Даная, пристроившись у краешка синего стола, за которым сидела Джесси-Энн, пытливо наблюдала за реакцией перебиравших ее фотографии двух женщин. Она облегченно вздохнула, только когда увидела улыбку Каролины, внимательно и неторопливо рассматривавшей сделанные ею фотографии с видами Нью-Йорка. Раз она смеется, значит, ей нравится ее работа. Первый барьер взят! Сжав кулачки, она сидела, силясь не смотреть в сторону Джесси-Энн, с любопытством изучающей через диаскоп лондонский цикл фотографий Данаи. Боясь оттолкнуть их своим откровенным волнением, она сидела развалившись, с напускным безразличием. Сначала она не догадалась, что хозяйкой дома моделей является Джесси-Энн, но затем поняла это преимущество, потому что ей почудилось сходство их вкусов. «Только бы им понравились фотографии. Только бы она им понравилась. Только бы… Ну, пожалуйста, скажите «да», — молила она, украдкой поглядывая на них и стараясь угадать по выражению их лиц реакцию.