Читать интересную книгу Синий аметист - Петр Константинов

Борис улыбнулся.

— Знаете, я боялся, что вы не придете… Когда увидел тучи, приближение грозы, подумал, что она вам помешает… — Он снова улыбнулся.

На его измученном лице эта улыбка выглядела странной.

Она хотела сказать что-то обычное, думала, что несколько обыкновенных слов помогут ей овладеть собой.

— Да, — подтвердила она, — я тоже сомневалась, смогу ли прийти. Столько всего могло мне помешать…

— Что могло вам помешать? — Борис посмотрел на нее с тревогой.

Ей хотелось придумать причину, дать ему какое-то объяснение. Но что-то вдруг в ней оборвалось, силы ее оставили и, подняв к нему лицо, она, задыхаясь, прошептала:

— Ничто… И никогда…

Борис ошеломленно глядел на нее. Увидел свет в ее глазах, и ему показалось, что он озарил все вокруг — мрачный навес, пасмурное небо.

Он ощутил ее дыхание, теплое и прерывистое, аромат ее влажной кожи.

Борис потянулся и обнял ее. София приблизила лицо, их губы слились в жарком, опьяняющем поцелуе. Борис обхватил ладонями ее голову и прижал к своему лицу. Он слышал, как неистово бьется ее сердце. И вся его предыдущая жизнь, все страдания и огорчения растворились в этой счастливой минуте, подобно которой он никогда еще не испытывал.

Когда он снова взглянул ей в глаза, их свет уже заливал всю вселенную. Все преграды исчезли.

Борис продолжал сжимать в ладонях ее лицо.

— София, — прошептал он, — не будешь ли ты сожалеть о том, что сейчас произошло?

— Нет, Борис… — ответила она.

Голос ее был тихим, но решительным. Эта решительность показалась ему вызывающей, и он снова спросил:

— А можешь ли ты оставить навсегда свой дом, все, что у тебя есть, и уйти со мной?

Ее глаза потемнели, она посмотрела на него глубоким взглядом, пытаясь проникнуть в суть сказанных им слов, потом взволнованно произнесла:

— Да, Борис… Навсегда…

Она дрожала от волнения и от холодных порывов ветра. Борис целовал ее снова и снова. Ее теплые нежные губы отвечали на его ласку.

Гроза уходила. До самых Родоп открывалась величественная картина обновленной природы. Над холмом пронесся порыв ветра, напоенный ароматом мокрой зелени. Откуда-то снизу послышался короткий свист.

Борис улыбнулся.

— Матей… — сказал он. — Видимо, беспокоится, как бы не появились завсегдатаи корчмы Караманли.

София обернулась. Борис взял ее руку в свою. Ее лицо горело чистым, свежим румянцем.

— Где ты теперь живешь? — спросила она.

— Здесь, недалеко… — улыбнулся Грозев.

Она внимательно оглядела все вокруг.

— Здесь безопасно?… Ты уверен, что тебя не выследили?

— Вряд ли. Они не предполагают, что я в городе… София медленно положила свою ладонь на его руку.

— Береги себя, Борис, — сказала она. — Не будь самонадеян… Положение сейчас серьезнее, чем когда бы то ни было… — И, помолчав, добавила: — Давай мне о себе знать… Когда сможешь… И когда захочешь…

— Хорошо… — кивнул он. — Я найду способ…

Ее просветленный взгляд скользнул по его лицу. Она медленно склонила голову ему на грудь.

Потом быстро выпрямилась и произнесла тихо, но твердо:

— Если нужно сделать что-то, как-то помочь вам, скажи! Я все сделаю…

Борис привлек ее к себе, поцеловал в волосы.

— Сейчас ступай домой… И спасибо тебе, София, за все!..

Свист повторился — громкий, настойчивый.

— До свидания! — сказала она и, придерживая подол юбки, пошла по мокрой траве.

Дойдя до поляны, обернулась. Борис стоял у навеса. Он махнул ей рукой, потом его серый пиджак исчез за кустами.

Борис медленно поднимался по склону. На листьях деревьев блестели дождевые капли. Подняв руку, он вытер лицо, еще раз ощутив чистый аромат ее волос.

Вдали на западе под редеющими облаками, которые еще отцеживали из себя последние капли дождя, открывалась равнина — освеженная, радостная.

5

В этот дождливый вечер — последний в сентябре — туман размыл очертания холмов, и город казался сплошной серой массой.

Амурат вышел из мютесарифства засветло, что в последнее время случалось с ним редко. Ступив на мокрый тротуар перед зданием, он нахмурился. Потом обернулся к адъютанту.

— На завтра пусть приготовят фаэтон. Поедем в Карлово и Кырнаре. Мне кажется, строительство укреплений на перевале идет слишком медленно.

— Вы поедете один? — спросил адъютант, вытянув руки по швам.

— Нет, со мной поедет полковник Садык из артиллерии.

Помолчав, он сказал:

— На сегодня все. Вы свободны. Спокойной ночи…

Адъютант щелкнул каблуками и скрылся в дверях мютесарифства.

На углу мечети Джумая Амурат остановился, оглядел раскисшую от дождя площадь и двинулся вверх по улице к своему дому. Дождь перестал, но от насыщенного влагой воздуха лицо Амурата покрылось липкой испариной.

Он посмотрел на мокрые фасады домов и почувствовал себя еще более скверно. От Сырости краски потемнели, и дома казались унылыми и мрачными.

Когда он открыл дворовую калитку, часовой застыл по стойке «смирно», но глаза его глядели удивленно: бей никогда еще не возвращался так рано.

Амурат пересек двор и направился к верхнему крылу дома. Поднялся по лестнице и вошел в свою комнату.

«Какая мерзкая погода!» Расстегнув мундир, он подошел к окну. Долина Марицы утопала в серой мгле.

Амурат вынул из кармана письмо Хюсни-бея. Сел на стул, стоявший у окна, но не стал перечитывать написанное. Держа сложенный лист в руке, он задумался.

В Константинополе подготавливается переворот. Просят помощи от гарнизонов, расположенных во Фракии. И именно сейчас, когда страна распята на кресте! Ведь всего в каких-нибудь десятках километров отсюда решается судьба Турции — останется ли она вообще на карте Европы! Амурат взглянул на письмо, и неожиданно ему вспомнилась Азия. Свою карьеру он начал там, на этом утопающем в нищете и предрассудках континенте. Потом было короткое пребывание в Вене, соприкосновение с новым, совсем различным миром, открывающим простор для человека, для мысли, для мечты. И с тех пор в его душе эти два мира живут в вечном мучительном споре друг с другом.

Амурат встал и вновь уставился в окно, в окутанную туманом долину, но мыслями он был далеко.

Потом внезапно повернулся и быстро направился к противоположной стене. На ней, над письменным столом, висела австрийская военная карта Балканского полуострова. Амурат отыскал взглядом Плевен, потом Константинополь. Темный кружок, которым была обозначена столица, ярко выделялся на голубой полоске Босфора. Амурат снова нашел Плевен, проследил взглядом коричневую линию Балканских гор, увидел рядом Пловдив. Сколько еще сможет продержаться Плевен? Туда уже подошел Тотлебен. Русские посылают все новые и новые войска, все сильнее сжимают кольцо. А если падет Плевен, на что тогда надеяться? Может, на зимние холода? Но разве они надежный союзник? К тому же на смену зиме придет весна… На что еще можно надеяться? Он бесцельно провел рукой по карте, потом обхватил ладонью подбородок, сжал губы. Как все безнадежно!

Ему вдруг вспомнился Сулейман-паша — как он склонялся над картой в зале мютесарифства два месяца назад. Его толстые чувственные губы самодовольно улыбались из-под рыжей бороды. Говорил он горячо, его плотная фигура с невероятной легкостью двигалась вокруг стола. Руки быстро сновали по карте. Сухие пальцы, словно созданные для того, чтобы иметь дело с деньгами, а не с оружием, ловко перебрасывали дивизии на сотни километров, жертвовали ими в бою или оставляли в резерве. Лицо маршала сияло от этой сатанинской игры, губы были влажными от удовольствия, он упивался собственным красноречием.

«Что остается, господа? — переводил он взгляд с одного офицера на другого. — Мы отбросили их по ту сторону Стара-Планины, зажали между городами Плевен, Русчук и Шумен. Сейчас они еле удерживают перевалы. Знают, что готовим им удар».

Сулейман-паша сводил на переносице брови, словно обдумывая следующие слова. «Где же?» Он устремлял испытующий взгляд на стоявших вокруг высших офицеров генштаба. «Можно тут» — его ладонь проходила по линии Русчук-Шумен. «Можно тут» — рука его отбрасывала русских у Тырново со стороны Елены и Златарицы. «Однако в любом случае румелийский корпус будет атаковать через Шипкинский перевал. Причем не когда-то, а скоро, очень скоро…» Ладонь его ударяла по столу в такт словам. Затем он приложил пальцы к губам. «Сейчас какой месяц? Август. Самое позднее в середине сентября будет осуществлен прорыв. Если мы уничтожим в треугольнике их главные силы, в конце сентября война будет окончена… Запомните мои слова… В конце сентября…»

Амурат снова посмотрел в окно. На город опускались сумерки. И хотя было еще рано, быстро темнело.