Читать интересную книгу Убийца читал Киплинга (Где и заповедей нет) - Джо Алекс

— Ради бога! Откуда тебе это известно?

— Иначе план Джоветта ни за что бы не удался! Ведь он не знал, что через двадцать минут Хиггс займет позицию на скале, возвышающейся над павильоном. Конечно, Джоветт заметил бы его, идя к павильону и находясь среди кустов. Тогда он вынужден был бы отступить. И все закончилось бы тем, что он бросил бы тело Коули в море, привязав к нему какую-нибудь железку, каких много в мастерской. Однако генерал получил пулю в сердце. Следовательно, именно Джоветт пробежал несколько шагов по перешейку, схватил спящего Сомервилля, отнес в мастерскую, застрелил его, завернув тело в тряпки, чтобы самому не испачкаться в крови, посадил старика снова за стол и… ах, да, конечно, сначала оторвал клок от рубашки Коули и всунул его в холодеющую руку Сомервилля. Естественно, Джоветт не забыл и о кофе, который был припасен у него в бутылочке. Вот это-то и было действительно гениальной идеей. В павильоне он положил на пол перед убитым револьвер, предварительно, несомненно, прижав его к пальцам Коули. Когда он вновь оказался в мастерской (а по моим подсчетам на все разом ему потребовалось меньше времени, чем мне на рассказ о преступлении), ему оставалось лишь одно: снять рубашку с мертвого Коули, засунуть в мешок труп, железо, бутылочку из-под кофе и окровавленные тряпки, в которые было завернуто тело Сомервилля, когда он тащил его в павильон, и скинуть мешок в пропасть. Джоветт знал, что там сразу же начинается изрядная глубина, что обрыв очень высок и никто не услышит даже плеск воды. Потом он спокойно вернулся в мастерскую, уничтожил следы всех своих «достойных похвалы» действий, спрятал деньги и безмятежно ожидал дальнейшего развития событий. Очень скоро тело генерала будет обнаружено, а вместе с ним — клок от рубашки Коули и револьвер, на котором остались отпечатки пальцев Коули. Джоветт безгранично верил в полицию и в меня и не сомневался, что расследование будет проведено тщательно, понимал, что мы обязательно обратим внимание на то обстоятельство, что инженер был одним из двух человек, которые в последнее время бывали в Лондоне. Его расчеты доказывают, что Джоветт был, как я уже сказал, гениальным преступником! Он был уверен, что при вскрытии обнаружится, что генерал был отравлен. Но он, Джоветт, не мог отравить кофе! А остатки кофе с сахаром, в котором не было и следа наркотика, свидетельствовали о том, что генерала застрелил некто, сначала отравивший кофе, а позднее подменивший его. Следовательно, не он, а опять-таки Коули! Это было его самое незыблемое алиби! Всем известно, что они с Коули едва терпят друг друга и к тому же этот кофе!!! Этот кофе должен войти в учебники по криминалистике, Бен! И я был у него железным алиби! Но, как и любой убийца, всего он предвидеть не мог. Осталось некое «но»…

— Какое?

— Он не знал, что поместье окружено и бегство Коули невозможно. Поэтому-то и провалилась его мистификация с ключом, рубашкой и горничной. Она не могла его видеть по той простой причине, что ее не было в коридоре в ту минуту, когда Джоветт вышел на этаж. Услышав шум работающего пылесоса, Джоветт понял, что горничная занята и у него развязаны руки. Он открыл дверь комнаты Коули ключом, который взял у покойного, подбросил рубашку, вышел, запер дверь и стал громко стучать. У вышедшей на шум горничной он спросил, не видела ли та инженера. Естественно, не видела. Тогда он спустился вниз и встретил в парке меня. У него снова было алиби. А рубашка служила доказательством того, что Коули поспешно переоделся и, убегая, бросил уличавшую его рубашку.

Алекс перевел дыхание и продолжил:

— С этой минуты мистер Джеймс Джоветт мог пребывать в уверенности, что деньги Сомервилля стали его собственностью, а полиция до судного дня будет искать Коули, обвиненного в убийстве и краже. Все, казалось бы, прошло идеально… Но… — ты ведь спрашивал меня об этом «но», — представь себе его потрясение и страх, когда вместе со мной он вбежал в павильон и увидел, что у генерала нет в руке клока от рубашки Коули, а револьвер лежит прямо под рукой умершего, будто Сомервилль после смерти встал и назло убийце переложил предметы по-другому! Должен признать, что Джоветт держался просто-таки великолепно и хладнокровно. Только в первую секунду у него вырвалось несколько изумленных слов, которые, впрочем, можно было принять за выражение ужаса при виде трупа. Он настолько владел собой, что минуту спустя спас от гибели Дороти Снайдер, которая поскользнулась и лишь благодаря расторопности и смелости Джоветта не свалилась в пропасть. Но хотя Джоветт и не понимал, что же произошло, главное не изменилось: Коули исчез и вместе с ним деньги. Он понимал, что полиция будет исходить именно из этого факта. И он не ошибся, ибо твои рассуждения пошли по точно рассчитанному им пути. Но у меня было несколько дополнительных задач для решения. Я не мог понять, что означает рубашка с порванным рукавом, клока от которой нигде не было? Не мог я понять и того, кто и зачем инсценировал самоубийство?.. Только услышав признания Дороти Снайдер, я понял, что это Мерил Перри все переставила в павильоне, о чем, впрочем, неопровержимо говорила рука генерала, лежавшая на фотографиях, которые девушка принесла в одиннадцать часов, то есть после смерти Сомервилля. Мне стало ясно, что войдя в павильон, Мерил узнала клок от красной рубашки, решила, что бедный влюбленный Коули был доведен до сумасшествия насмешками генерала и, не ведая, что творит, выстрелил в него. Два года, проведенные в исправительной колонии, вдруг всплыли перед ее глазами во всей их красе, и Мерил мгновенно переложила револьвер таким образом, чтобы он производил впечатление оружия, выпавшего из руки самоубийцы. Револьвер она, естественно, вытерла, чтобы уничтожить отпечатки пальцев любимого, но забыла приложить его к руке Сомервилля. Впрочем, удивляться нечего: для нее увиденное было страшным ударом. Затем она побежала в мастерскую, но в дверях остановилась. Она решила не показывать Коули, что ей все известно. Наверное, она даже поклялась себе, что никогда в жизни не даст ему понять, что знает его страшную тайну. Она его любила, и этим сказано все… Но когда она услышала, что Коули бежал, и когда поняла, что в доме полно полицейских, которым конечно же сразу станет известно, что под именем Мерил Перри скрывается бывшая участница молодежной банды, отбывавшая наказание, она упала духом. Сама она почти уже забыла о своем прошлом, стала совсем другой, однако при расследовании правда выйдет наружу: ведь именно она уничтожила улики против преступника… Все коллеги, весь университет завтра узнает из газет, что Мерил Перри… и она наглоталась снотворного… Но достаточно о бедняжке Мерил. Я уже знал все, но… опять это «но»! Я не очень-то понимал, как можно доказать виновность Джоветта. Если бы я сказал тебе, что Коули, по всей видимости, нет в живых, а Мерил невиновна, и назвал бы имя убийцы. Джоветт легко опроверг бы мои рассуждения. Как я уже подчеркивал, все мои доводы сводились лишь к одному: никто другой, кроме Джоветта, не мог совершить убийство. Но нечем было доказать виновность убийцы. С помощью хорошего адвоката Джоветт, безусловно, снял бы с себя все обвинения. Я был вынужден ждать.

— Чего? Я прекрасно понимаю, что ты не мог просить меня арестовать Джоветта. Я бы не пошел на такой шаг. Прежде всего, Коули не было, и раз мы не нашли его труп, можно было предположить, как, например, я и думал, что Коули скрылся вплавь…

— Естественно. Но согласись, что для не умеющего плавать человека это был бы нешуточный подвиг. Конечно, оставалась ничтожная вероятность, что в свое время инженер обвел вокруг пальца страховую компанию… Я был уверен, что он не бежал вплавь. Для этого ему пришлось бы еще накануне за пару миль отсюда спрятать одежду, плыть несколько часов, то есть выбрать самый медленный способ бегства, оставив здесь собственную машину, которая за пять минут позволила бы ему оказаться гораздо дальше от Мандалай-хауз, чем три часа муки среди волн и скал нашего побережья. Абсурд! Но… для адвоката Джоветта это не было бы абсурдом. И если бы даже аквалангисты подняли со дна моря труп Коули, мы по-прежнему ни в чем не могли бы обвинить Джоветта. Их преступление: два независимых друг от друга плана, мистификация с борьбой за Мерил Перри, мифический Пламкетт настолько перепутались бы в головах любого суда присяжных, что позволили бы защите спутать карты обвинения. Джоветт мог остаться вне подозрений. Для уверенности, что ему не удастся выкрутиться, мне не хватало одного: этих четырехсот тысяч долларов. В противном случае у обвинения не было ни малейших шансов. А поскольку я знал, что Джоветт пошел на убийство ради денег, то был уверен, что он должен забрать деньги с собой. А действовать он мог смело. То, что поначалу казалось крахом его плана — инсценирование Мерил с самоубийством генерала, превратилось в его триумф! На такое он не рассчитывал в самых дерзких мечтах! Мерил Перри стала сообщницей умершего Коули. Когда после ее неудачной попытки самоубийства ты снял охрану, Джоветт понял, что его гениальный план удался. Конечно, он не подозревал о моей уверенности, что застрелить Сомервилля в павильоне не мог никто. Джоветт умер, не зная, что Хиггс находился поблизости от павильона с 9.30 и до минуты обнаружения трупа. Джоветт был твердо убежден, что полиция ищет Коули и деньги, которые, как считали полицейские, должны быть у него при себе. А я, в свою очередь, был уверен, что Джоветт прячет деньги не в своей комнате. На первом этапе расследования это было бы слишком рискованно. Существовала вероятность того, что полиция перевернет весь дом вверх ногами в поисках банкнот. Закопать их он тоже не мог… потому что потом их нужно будет выкопать, а он не знал, как сложится ситуация при его отъезде, не будет ли полиция следить за каждым шагом всех присутствующих в доме. Но деньги он обязательно должен был увезти с собой. Ради них он совершил двойное убийство, и они, безусловно, были отчаянно необходимы ему сразу же. Значит, считал я, он должен их так спрятать, чтобы, с одной стороны, иметь возможность мгновенно добраться до них, но в случае их обнаружения полицией иметь шанс оправдаться и объяснить, что деньги в этот тайник засунул, по всей видимости, Коули, чтобы позже их забрала Мерил Перри. Поэтому ночью я позвал тебя в мастерскую. Я не искал труп Коули. Джоветт не был сумасшедшим и не мог оставить его там. Я искал деньги и нашел. Но даже глазом не моргнул. Модель памятника была легкая, из картона, и если бы Джоветт сам не спрятал в ней толстую пачку долларов, он сразу же отреагировал бы на увеличение веса модели, как только взял ее со стола. Но он не отреагировал. Когда я пошел с ним в мастерскую, он взял в руки модель и, разговаривая со мной, повернул к дому. Тут я сказал ему, что мне известна тайна, скрытая в модели. Он сохранил самообладание. Я сказал, что мне все было ясно с самого начала, что я обвиняю его в двойном убийстве и что для него это будет означать бессрочное заключение и унижение среди бандитов и головорезов, без надежды когда-нибудь увидеть свободу. Я сказал ему также, что памятник, который он проектировал — очень хороший и что в конечном счете единственным виновным ведь может оставаться Коули, если будет отсутствовать второй. Он спросил меня, как это я себе представляю? Я ответил, что моя машина стоит у подъезда, и если, например, он свернет не в том направлении и упадет в море, я присягну, что он, Джоветт, был пьян и…