Председатель. – Т.-е. то, что вы говорите.
Протопопов. – Да.
Соколов. – Значит, вы движение 14 февраля решили остановить только силой, ничем другим. Вы сказали, что в разговоре с государем и государыней раздавались такие опасения: «Что-то будет»…
Протопопов. – Я и сам говорил.
Соколов. – Раз вы против этого сильного значительного движения имели только силу, вы должны были предвидеть, что столкновение сильного народного движения с силой войска может привести к кровавому и жестокому побоищу?
Протопопов. – Конечно, это нужно было предвидеть.
Председатель. – Вы предвидели?
Протопопов. – Ведь был весь план разработан, насколько я понимаю. Я там никогда не был.
Соколов. – Насколько я усвоил ваше показание, вы говорили, что вам сообщали, что в народных массах ваше имя было окружено сильной нелюбовью.
Протопопов. – Рабочим я не верил.
Соколов. – А чему вы верили? Вам это передавали?
Протопопов. – Мне сказали это министры в день моего ухода.
Соколов. – Вы говорили, что когда вам сообщал департамент полиции о том, что готовится движение, то агенты Министерства Внутренних Дел указывали, что ваше имя окружено известной нелюбовью.
Протопопов. – Нет, извините.
Соколов. – Это я неверно понял. У вас не являлось такой мысли, что в числе других мер, которые могли бы ослабить силу народного движения, был бы ваш уход в отставку?
Протопопов. – Я это и государю сказал: «Государь, я чувствую, что я не могу быть полезным, потому что я заплеван», это буквальное выражение, которое я сказал.
Председатель. – Вы на 4-е место поставили земство. Вы сказали: «Земство, земство и земство». Как вы понимали это?
Протопопов. – Расширение средств земства, по-моему, применение того, что Дума разработала, изменение земского закона. То земство, которое сейчас есть, оно неудобно.
Председатель. – Нам интересно знать ваш взгляд на земскую реформу и ее пределы.
Протопопов. – Я бы пошел в тех рамках, какие предназначались Думой, т.-е. до 1/10 ценза.
Смиттен. – Пересмотр содержания полиции – при вас эта инициатива возникла?
Протопопов. – Нет, ей уже пять лет.
Председатель. – Но все-таки пять лет лежавший проект вы провели в жизнь.
Протопопов. – По 87-й статье.
Председатель. – Теперь относительно причин.
Протопопов. – Потому что были забастовки.
Родичев. – Известны ли были вам обстоятельства увольнения А.А. Хвостова?
Протопопов. – Нет, неизвестны.
Родичев. – Вступая на министерский пост по приглашению Штюрмера, вы не озаботились узнать, за что уволен А.А. Хвостов?
Протопопов. – С Хвостовым я виделся несколько раз.
Родичев. – Считали вы Штюрмера честным человеком?
Протопопов. – Я его не знал.
Родичев. – Когда вы перестали считать Штюрмера честным человеком?
Протопопов. – Я не могу сказать, разрешите мне несколько уклониться от этого ответа.
Родичев. – Вы выразились так, что «потом» перестали считать.
Протопопов. – Я не берусь его судить, я фактов никаких не имею.
Родичев. – Вы фактов никаких не знаете? А Манасевича-Мануйлова вы считали честным человеком?
Протопопов. – Определенным мерзавцем.
Родичев. – Вы знали о связи Манасевича-Мануйлова со Штюрмером?
Протопопов. – Определенно говорю – нет.
Родичев. – Позвольте спросить, когда вы узнали о связях Манасевича-Мануйлова со Штюрмером, вы не перестали считать Штюрмера честным человеком?
Протопопов. – Дело в том, что Штюрмер совершенно отрицает всякую связь.
Родичев. – Но ведь судебное разбирательство было и было прекращение дела Манасевича-Мануйлова. Вы знали об этом или нет?
Протопопов молчит, разводит руками.
Родичев. – Вы знали об уходе Макарова в отставку?
Протопопов. – Нет, я не знал; он ушел, когда я был болен.
Родичев. – А выздоровевши вы не узнали, что дело Манасевича-Мануйлова разбиралось. Вы узнали о нем? Вы и тут не перестали считать Штюрмера честным человеком?
Протопопов разводит руками.
Родичев. – Александра Федоровна и император тоже считали Штюрмера честным человеком?
Протопопов. – Они искренно считали, что это добрый старик.
Родичев. – Им была известна прежняя роль Штюрмера?
Протопопов. – Думаю нет.
Родичев. – После первого ноября продолжали считать честным человеком?
Протопопов. – Их мнение очень пошатнулось.
Родичев. – Скажите, после роспуска Думы, совершились крупные перемены, например, назначение 16 членов в Государственный Совет.[*] Это назначение 16 членов состоялось с вашего ведома или без вашего ведома?
Протопопов. – При чем же я?
Родичев. – Как при чем? – это был акт сопротивления стране. Это акт уничтожения возможности тех законов, о которых вы проектировали.
Председатель. – Скажем, акт Совета Министров.
Протопопов. – Нет, нет, господа, извините.
Родичев. – Значит, министерство и вы не знали о предположениях…
Протопопов. – Это государь назначает. Я определенно не знаю. Я просил только за Куколя.
Родичев. – Почему вы не возвестили о ваших реформах, о которых вы так теперь рассказываете?
Протопопов. – Как не возвестил?
Родичев. – О еврейской реформе, вы возвестили? Когда Думу открыли, Штюрмер мог заявить о вашей программе.
Протопопов. – Он про это не знал.
Родичев. – Не знал, это секрет? Как рассчитали проводить программу, например, освобождение евреев, тогда как назначали таких людей, как Чаплинский в Государственный Совет?
Протопопов. – Позвольте вам доложить, что я не так хотел провести, я хотел провести через Совет Министров.
Родичев. – По 87-й статье?
Протопопов. – Хотя бы и по 87-й статье.
Родичев. – Довольно.
Протопопов. – Хотя бы по 87-й статье и, конечно, законодательным порядком, а не обыкновенным, – это есть 87-я статья, в зависимости, конечно, от положения.
Председатель. – Скажите, за время вашей болезни, вы сохраняли общее руководство министерством?
Протопопов. – Да.
Председатель. – Значит, не так были больны, чтобы не руководить.
Протопопов. – Нет, я не так был болен, я просто отошел от дела.
Председатель. – Это не была болезнь физическая?
Протопопов. – Нет, она была физическая.
Председатель. – Но вы в состоянии были заниматься общим делом? Вы не знали об уходе министра Макарова?
Протопопов. – Как не знал, конечно, знал.
Председатель. – Вы не знали о причинах ухода?
Протопопов. – Слышал, что он поехал с Треповым в Ставку; были ультимативные требования.
Председатель. – Какие?
Протопопов. – Чтобы пять или шесть министров уволить.
Председатель. – Т.-е. ультимативные требования чьи?
Протопопов. – Трепов и Макаров вместе поехали.
Председатель. – Они поехали в Ставку, и у обоих были ультимативные требования. Значит Макаров ушел, а Трепов остался.
Протопопов. – Они вместе ушли.
Соколов. – А вы не знаете, что в числе этих ультимативных требований была и ваша отставка?
Протопопов. – Знаю, я сам лично с ней ездил в Ставку. После этого у меня с Треповым был разговор.
Соколов. – Какой разговор?
Протопопов. – Он говорил разные любезности. Говорил: «Александр Дмитриевич, мне бы хотелось, чтобы вы ушли в отставку, вы мне мешаете».
Председатель. – Какие 50.000 тысяч вы получили от директора Соединенного банка?
Протопопов. – Под мой вексель. Я выдал векселя, они находятся налицо.
Председатель. – Это было до вашего ареста?
Протопопов. – Я сто тысяч подписал на муку и выдал бланк на покупку муки для лавок общества борьбы с дороговизной, и так как муки было мало, а заведующий этим делом мог купить быстро и может быть даже по повышенным ценам, тогда я ему эти деньги и финансировал.