забыл. Потом мы читали бумажки из печенья с предсказаниями, оставшиеся в грязных штанах Хайки, и играли в азартные карты, проигрывая друг другу заработанные деньги, пока не заснули у меня в комнате. Мое печенье говорило: «Никто не бывает слишком старым для того, чтобы сделать очередную глупость».
Наутро мы разбрелись по своим номерам, чтобы освежиться, а затем встретились снова за чашкой кислого и бодрящего гранатового сока. Ястреб Джек опять ворчал, а Хайки отдыхала после боя на деревянных мечах с мальчишками во дворе. Они оба пришли к выводу, что им нужна свежая одежда, и я попросил своего приятеля-владельца подыскать что-нибудь. Так Хайки облачилась в длинное, вышитое драконами голубое платье, которое охотно трепал ветер, и вонзала белые зубы в большое яблоко, а Ястреб Джек спрятался в белый лисам и дишдашу на размер больше нужного, из-за чего стал немного походить на умирающего от голода.
Иногда в жизни человека наступает момент, когда следует принять судьбоносное решение и пойти против течения, чего бы это ни стоило. Те, кто никогда такого не делают, можно сказать, и не жили толком, не испытали себя на прочность.
Там, на веранде "Хашдама", мы втроем приняли такое решение, собравшись ограбить Шкуродёра.
Глава 12, в которой мотылек-телепат прилетает в Хаир, а Ястреб Джек устраивает потасовку с поэтом.
Если ты спросонья открываешь глаза, еще не оправившись от хмеля и мечтаний, а за окном видна гигантская опушенная голова с фасеточными глазами, которая пялится и шевелит хоботком, то день начат как следует. Я вскочил и оделся за секунду или даже меньше, но когда выглянул снова, за окном дремала пустая утренняя улочка Хаира. Ничего необычного, только пыльная дорога и спящие здания. Но я точно уверился, что это был не сон, что на крыше “Хашдама” нас ждут. Мысль как будто подсадили в голову, и она настойчиво требовала внимания.
Весь предыдущий день я провел, расспрашивая информаторов о подземных ходах Хаира и прикидывая, как лучше обвести Шкуродёра вокруг пальца, пока мутанты бегали от охотников и наслаждались праздниками. Я растолкал пускающую слюнку Хайки, попинал свернувшегося под покрывалом Ястреба Джека, и мы, щурясь и потирая глаза, выбрались на террасу, а с нее поднялись на крышу. Мутанты даже не препирались: мысленный призыв, внутренняя уверенность в том, что пора выбраться наружу, сразу же достигла их голов. Телепаты умели подсаживать мысли так, что те казались хоть и навязчивыми, но своими.
Воздух на улице не успел разогреться, дышал в лицо прохладцей ночи и резковатым запахом акаций. Вокруг расстилался невидимый снизу, верхний ярус Хаира, состоявший из переплетшихся, сгрудившихся крыш разной высоты и вида. Алые стены темнели за палевым массивом домов и храмов. Солнце мялось за горизонтом, медленно распускаясь розово-золотыми лучами, а на плоской белой макушке “Хашдама”, под лаской рассветного света светилось гигантское тело мотылька-телепата.
- Воа... - Хайки пришла в восторг. – Это происходит на самом деле?
Вокруг светлых крыльев, покрытых серебристым слоем пыльцы, сияло еле заметное гало, многочисленные мохнатые лапки существа беспокойно шевелились под большим светлым брюшком. Темные усики длиной с человеческую руку изгибались, будто посыпанные блестками рождественские леденцы-палочки, но сверху каждый усик покрывали длинные светлые волоски. Мотылек пошевелил ими, словно антеннами, и смотал хоботок, который таинственным образом исчез в суровой мордочке.
Мы оробели перед удивительным, невозможным живым существом, которое возвышалось на крыше, будто для этого не существовало объективных ограничений. Большую его часть составляли большие, покрытые вязью светлых узоров крылья, и когда мотылек их распахнул, то с легкостью занял живым полотном половину крыши. Закончив красоваться, мотылек аккуратно собрал крылья, став похожим на пузатую крылатую ракету с усиками и ножками, и уставился на нас черными глазами.
Ястреб Джек сделал несколько шагов ему навстречу, будто собирался обнять, но на полпути остановился.
«Доброе утро, человек”, - произнес мотылек внутри наших голов, обращая приветствие к каждому.
- Тебе того же, - улыбнулась Хайки. - Ты летаешь между городами?
Ястреб Джек успокоился и сел недалеко от серебристого туловища, скрестив ноги и созерцая удивительное тело, пиро зевнула и потянулась. Мы вели себя так, будто к нам каждый день прилетает большое разумное насекомое, умеющее читать мысли.
“Каждую ночь, когда солнце перестает слепить. Крылья для того и нужны, разрушители. Вскоре я спрячусь в убежище в горах вблизи этого города, - “голос” мотылька звучал очень довольно. - Но любимица моих меньших братьев сказала, вы обнаружили что-то очень важное”.
- Получается, ты все время сидишь взаперти, - пожалела пиро. - Ведь если выберешься, люди перепугаются и нападут.
"Да, приходится прятаться, разрушительница."
- Мы тут подумали… - меня осенило. - Может, тебе отправиться в живые города? Там может быть сколько угодно воды и цветов, и при этом никто не удивится, если среди бела дня будет летать такая гигантская бестия, как ты.
"Твое предложение опасно, человек. Зона искажений меняет существ".
- Живой город больше похож на нас, чем на искажения, - сказал Ястреб Джек. - На мутантов. Ты можешь остаться тем, кто ты есть, если с ним договоришься. Попробовать стоит.
Не знаю, откуда он это взял, но говорил очень уверенно. На обнаженном лице, не скрытом пыльным шарфом, читалась решительность; ленца и невнятность пропали, он казался целеустремленным. Твердость Ястреба Джека передавалась другим, откровенное безумие идей под давлением его дара представлялось новаторством.
"Я иногда чувствую себя очень одиноко, человек. Я первый из племени будущих разумных насекомых и животных, как твои друзья-мутанты - первые из племени новых людей. Если где-то есть место, где я и мои друзья смогут быть свободны, я немедленно отправлюсь туда, но искажения пугают. Как и все, я боюсь умереть".
Мотылек потоптался на месте.
- А зачем искажения создают таких, как мы? - с надеждой спросила пиро. - Это что-нибудь значит?
Обычные люди воспринимали искажения как необъяснимый катаклизм, как буддийскую данность или радиоактивную пустыню, которой стоит сторониться. Эхо войны. Мы умеем ловко отсекать неудобные вопросы, занявшись бытом. Мутантов в пустошах родилось немного, но во что превратится жизнь, когда реакции и способности других нельзя будет просчитать, когда отношения станут окончательно непредсказуемыми?
Конечно, философы давно твердят, что жизнь человека - это хаос, который мы объединяем в историю по собственному вкусу, но законы физики у людей прежде никто не отнимал. Уж тут-то на вселенную можно было положиться. Теперь же, глядя на причудливое, необъяснимое существо на крыше, я восхищался и вместе с тем был до усрачки устрашен.