Читать интересную книгу Молот ведьм - Константин Образцов

Я чувствовал, что люблю то, что ненавижу; ненавижу то, что втайне люблю; хочу уничтожить и то, что люблю, и то, что ненавижу, ибо это суть одно и то же, чтобы одновременно рыдать от жалости и утешаться сознанием своей правоты.

Шпренгер и Инститорис писали, что «фантазия — хранилище воспринятых форм». Моя фантазия каждую ночь воспринимала такое количество форм специфического содержания, что днем могла продуцировать их самостоятельно, с проекцией на окружающий мир. В вагоне метро я оглядывался по сторонам: вокруг меня были женщины и девушки — яркие брюнетки с агрессивным макияжем и красным лаком на удлиненных ногтях; клубничные пышные блондинки; тоненькие студентки с бледной нежной кожей и большими голубыми глазами. Я ехал и думал, с кем из них я хотел бы заняться сексом. Даже изобрел себе примету: если таких за время поездки наберется больше трех, то день будет удачным. Обычно так и выходило, и, хотя дни были похожи один на другой, жаловаться мне не приходилось. Наверное, примета работала.

Разумеется, при такой организации времени ночных трудов работа над книгой продвигалась медленнее, чем я того хотел, но тем не менее к седьмому декабря я ее успешно закончил, поставив точку на последней, триста двадцать пятой странице.

А на следующий день все изменилось.

Я хорошо помню тот понедельник. Помню, как при входе в вагон метро какой-то мальчишка сильно толкнул меня в бок и прошмыгнул вперед: видимо, еще помнил то время, когда был сперматозоидом и стремился к заветной цели так же самозабвенно, как сейчас к свободному месту недалеко от двери. Я-то те времена давно позабыл. Помню, как сам потом уступил место девушке, как она, поблагодарив, села, чуть коснувшись меня упругим бедром, и как тут же накатила волна влажного жара. Как потом оставшееся время пути я стоял и смотрел на нее: резко очерченное, выразительное лицо, темные, гладкие волосы, красивые руки и двухцветный лак на ногтях — светлый, с красными скошенными треугольниками у верхней кромки. Помню, как, выходя, обернулся, и она подняла на меня глаза, улыбнулась, и я решил, что сегодня день будет особенно удачным. Я провел три пары, произнося годами заученный текст и размышляя, что могло бы случиться, если бы я набрался смелости и подошел познакомиться.

Последней парой у меня был спецсеминар, на котором я рассказывал о крестовых походах. Это была моя предметная тема с тех пор, как я защитил первую, кандидатскую диссертацию о причинах гибели государства крестоносцев в Палестине и взятии Акко, а докторскую написал на тему Альбигойских крестовых походов и особенностях религиозных воззрений еретических сект XII — XIII века. Эти семинары я любил: все же сюда записывались те, кто хоть в какой-то степени интересовался предложенной темой, да и качество общения со студентами отличалось от унылого заезженного монолога на лекциях. В первом семестре студентов на моем семинаре было девять: трое юношей, еще не утративших мальчишеского интереса к историям о рыцарях и сражениях, двое отличниц, интересовавшихся средневековой литературой и решивших получше изучить исторический контекст, одна очень интересная и творчески одаренная, но, к сожалению, безнадежно некрасивая девочка, две подгламуренные подружки, записавшиеся в последний момент и не вполне понимавшие, куда попали, и Лолита.

Лолита Ким.

На первое занятие она пришла в короткой клетчатой юбочке выше круглых, загорелых колен. Тугая, свежая грудь слегка выступала из расстегнутой белой рубашки. Царевна степных кочевников, переодетая в японскую школьницу. Черные, блестящие волосы живописно растрепаны в то, что сейчас называется «креативной стрижкой», и прокрашены темно-красными прядями. Азиатские девочки любят так краситься. Когда мы знакомились, она сказала: «Меня зовут Лолита, и я ненавижу Набокова». Это было очаровательно.

Ее хотелось грубо насиловать и бережно защищать одновременно.

Все полтора часа семинара я старался не слишком на нее таращиться. Трудность была в том, что она сама постоянно бросала на меня быстрые, обжигающие взгляды темных раскосых глаз из-под стриженой челки.

Через неделю она попросилась остаться после занятий, чтобы уточнить некоторые детали политических решений Клермонского собора, которые были ей до конца не понятны. Еще через два дня, когда я особенно долго задержался на кафедре, мы столкнулись у выхода с факультета: Лолита что-то быстро и путано объяснила то ли про дополнительные занятия, то ли про что-то еще и спросила, не провожу ли я ее до метро. Даже в десять часов вечера короткий путь по Первой линии и Среднему проспекту до «Василеостровской» не представляется опасным, но она сказала, что боится ходить одна. Я согласился. По дороге выяснилось, что Лолита живет на «Удельной», это всего на две остановки дальше моей «Черной Речки», и я согласился проводить ее до дома. В конце концов, что в этом предосудительного? Совершенно ничего. У дверей ее парадной мы обменялись номерами телефонов — просто так, на всякий случай. А потом она поцеловала меня в щеку. Тоже, наверное, просто так.

Ночью я загрузил два десятка роликов с азиатскими студентками, горничными и медсестрами, и не написал даже половины страницы. Зато дважды кончил в кухонную раковину, представляя раскрытый рот на месте сливного отверстия.

Через несколько дней она встретила меня в коридоре, когда я шел на лекцию другого потока, и торопливо заговорила, что у нее есть идея курсовой, которую она хотела бы со мной обсудить, и не мог бы я сегодня с ней встретиться для этого после занятий, а она знает тут неподалеку отличное место. Когда тебя ловят на ходу, отказаться труднее, чем если никуда не торопишься. Особенно если отказываться не очень и хочется. Я согласился. Ведь причина была уважительной.

Мы просидели часа два в каком-то кафе с расписными стенами, обилием бородатых молодых людей и интерьером, пытавшимся выдать бедность за стильность. За это время я узнал, что она живет с родителями, что у нее есть младший брат, что она только наполовину кореянка, а еще у нее есть казахские и уйгурские корни, что она очень любит историю, интересуется эзотерикой, и что она всегда мечтала о таком преподавателе, как я, и ей нравятся наголо бритые мужчины, потому что это очень стильно — словом, почти обо всем, кроме идеи курсовой работы. Впрочем, как оказалось, идея была в другом. Когда мы ехали в метро и вагон слегка качнуло, Лолита прильнула ко мне, будто потеряв равновесие, да так и осталась стоять, прижимаясь все тесней и тесней. Ее тело было упругим и гибким. Я почувствовал, как теплые ладошки пробрались ко мне под пиджак и обняли за сразу напрягшуюся поясницу. Она встала на цыпочки, и ее дыхание щекотало мне шею. Из вагона мы вышли под руку. На эскалаторе она снова обняла меня, уже не стесняясь, и сказала, что хочет познакомиться со мной поближе. Совсем близко. Посмотрела в глаза и, видимо, для того, чтобы у меня не оставалось сомнений, незаметно опустила руку и слегка стиснула яйца. У меня чуть колени не подкосились.

В ту ночь я не мастурбировал и не писал. В два часа ночи лег в постель к жене — согретой, раскисшей от сна, закутанной в безразмерную ночную рубашку, которую я попытался поднять, чтобы засунуть в теплое тело напряженный до боли член. Супруга только что-то проворчала во сне, одернула задранный мною подол и отодвинулась.

На следующий день в Университете я написал Лолите сообщение с предложением встретиться во время длинного перерыва в середине дня. Мы уединились в пустующей аудитории на верхнем этаже. Пахло строительной пылью и древесной трухой: дальше по коридору декан затеяла ремонт помещений, предназначенных под аренду какого-то коммерческого учебного центра, и теперь там целыми днями и вечерами сносили стены и ломали перекрытия. Я сел на стул и не успел глазом моргнуть, как Лолита уселась на столе напротив меня, раздвинув ноги и закусив губу. Я откинулся на спинку, отодвинувшись подальше от белых трусиков, оказавшихся чуть ли не у меня перед носом, и сказал, что никакого продолжения знакомства не будет. Что я женат. Что отношения с женой для меня важны. Что мы вместе дольше, чем она, Лолита, живет на свете. Что моя дочь старше ее на семь лет. Ну и все прочее в том же духе, что, вероятно, обычно говорят в таких случаях.

Она ничего не ответила. Резко сдвинула ноги, соскочила со стола и вышла, посмотрев на меня так, как, верно, смотрели половчанки на дружинников князя Игоря, разорявших степные станы. В этом взгляде было зловещее и полное решимости обещание.

Я боялся, что начнутся ночные звонки и сообщения, истерические выходки на занятиях, вызывающее поведение или еще что-нибудь в этом роде. Но нет. Лолита по-прежнему бросала на меня взгляды, от которых становилось жарко, проходила мимо с гордо поднятой головой, так, чтобы я ощутил теплую волну воздуха от ее тела и аромат ярких духов, закидывала одна на другую свои гладкие ноги, а когда замечала, что я смотрю на нее, поднимала бровь в деланном изумлении и одергивала юбку. Но все это было молча.